30.11.2009 | Кино
Вражеские кадры«Плохие парни» в новом русском кино
Враг мой. Вариант-2009. Как ни странно, еще никто, кажется, не анализировал новое русское кино с точки зрения того, какой образ врага оно создает и почему. И кого, наоборот, боится затронуть, хотя вражина очевиден. Попытку такого анализа предпринял The New Times
Удобным поводом для самодеятельного социокультурного исследования стало то, что сейчас готовится раздача «Белых слонов». Оргкомитет премии киноведов и кинокритиков «Белый слон» обобщил, какие именно картины вышли у нас в 2009 году, и раздал список участникам голосования. Поскольку фильмы 2009-го делались в докризисное время, список огромен, как никогда. В нем, не поверите, ровно сто картин: чуть больше у нас ежегодно делали только во времена СССР. Конечно, доброй половины этих фильмов, считай, не существует. В прокат они не выходили (и зачастую — слава богу!). Их не видел никто, кроме их создателей и родственников создателей. Зато остальные дают пищу для наблюдений.
Враг экранный
В наиболее радикальном молодом кино врагом стал мент. Хорошие и плохие менты — главные персонажи телесериалов. Но в большом кино, как ни странно, мало картин про ментов, тем более хороших. В этом году нет, кажется, ни одного. Не отнесешь же к хорошим несчастного и лысого немолодого милиционера с сексуальными комплексами подростка из «Сказки про темноту»? Но радикальнее всего высказались фильмы «Сумасшедшая помощь» и особенно «Я». Мент в них — враг человека. Не шибко хороший мент (там, впрочем, скорее гэбист) и в фильме-победителе последнего Московского фестиваля — «Петя по дороге в Царствие Небесное».
Наряду с ментами врагами остаются, однако, и лица кавказской национальности. Наиболее дикое (даже диковинное в психологическом смысле) киносочетание «менты + кавказцы» продемонстрировал несколько лет назад фильм «Антикиллер-2». В нем хорошие менты и пат риотически настроенные урки противостояли плохим ментам и непатриотически настроенным уркам, готовым за тридцать сребреников продаться шахидам и шахидкам с их известными поясами. Интересно, что явит нам «Антикиллер-3», который выйдет вот-вот. Пока же на кавказскую тему высказался подающийся как суперхит (тираж 700 копий — больше, чем в Англии у «Гарри Поттеров»), стартующий на этой неделе боевик «На игре». Кавказцы в нем — отморозки полные.
Непатриоты как таковые тоже стали гневить наших режиссеров и продюсеров. Как следствие, у нас в продолжение советских кинотрадиций 30–50-х, а затем 70-х и начальных 80-х годов вновь появился враг-иностранец, который желает зла Великой России просто потому, что родился, сволочь, за кордоном.
Неприятных для всякого истинного патриота иностранцев мы видим в «Царе», «Тарасе Бульбе», а не так давно посмотрели в «1612» (хотя он все-таки старался быть политкорректным), в исторической вампуке «Александр. Невская битва», в «Адмирале» (его тоже можно отнести к фильмам этого года, поскольку нам только что показали его пятикратно расширенный телевариант).
Поскольку патриотизм и русский дух связывают теперь со старой доброй дореволюционной Россией, на экране появляется все больше негодяев-большевиков. Самый омерзительный из них, да еще с подчеркнуто нерусскими лицом-фамилией выведен Алексеем Балабановым в фильме «Морфий» (в остальном ценимом автором этих строк). Плохих большевиков, которых приятно отстреливать, мы также недавно видели в «Господах офицерах» и упомянутом «Адмирале». Увидите таких и в новом фильме советского мэтра Владимира Мотыля «Багровый цвет снегопада» — если, конечно, фильм дойдет до экранов, что по ряду причин вызывает сомнения.
Коли уж заговорили о большевиках, отметим, что есть картины, в которых враг — сама по себе советская власть. Тут уж трудно не согласиться. Советская власть малоприглядна в фильмах двух мэтров старшего и среднего поколений: «Полторы комнаты» Андрея Хржановского (псевдодокументальное-полуигровое-полуанимационное размышление на темы судьбы Иосифа Бродского) и «Стиляги» Валерия Тодоровского.
Да, как же нынче без плохих безбожников? Современные ведущие западные кинофестивали отличает антиклерикальный настрой. Потому что их делают леваки (в европейском понимании термина) и радикалы. У нас же новая мода — креститься, а на Рождество так всей президентской ратью, поэтому мы наблюдаем ужас безбожничества и в «Царе», и в премированном ММКФ фильме «Чудо», и в картине «Преображение», она же «Поп». А тут еще «Скоро весна» грядет, но там все смягчено, там проблемы человеческие, психологические.
Как ни странно, на экране практически нет продажных олигархов. Ну есть один — в уже упомянутом фильме «На игре».
Не менее удивительно, что почти нет продажных тележурналистов, они появляются только в «Горячих новостях», где готовы на все ради рейтинга и сенсации. (Смешно! На самом-то деле проблема нашей тележурналистики в том, что она не готова ни на что. Вообще. Потому что в большинстве случаев абсолютно несамостоятельна в своих оценках и телодвижениях. Но «Горячие новости» — ремейк известного гонконгского фильма. А тамошняя журналистика — и впрямь другая.)
Но еще симптоматичнее, что на экране нет плохих представителей высшей власти — едва ли не единственным является персонаж Федора Бондарчука в фильме Федора же Бондарчука «Обитаемый остров», действие которого развивается, впрочем, в пространстве фантастическом, а точнее сказать, опасливо аллегорическом. И нет вообще коррумпированных чиновников — единственный из них, и тот Башмачкин, достигший определенных высот, это герой Михаила Ефремова в фильме «Какраки».
А еще, например, нет русских фашистов — они появились только в фильме «Россия 88». Но именно эта лента вызвала противодействие верхов (вероятно, потому что там показано, как фашистов пытаются крышевать властные структуры) и до наших экранов, можно считать, не добралась.
Враг реальный
Список экранных врагов свидетельствует о том, что кинематограф, за очень редким исключением (плохие менты, например), пытается соответствовать официальной государственной идеологии. Возможно, потому, что часть денег на производство получает из госисточника и боится дразнить гусей. До недавних пор получал от Министерства культуры, теперь будет получать от новоявленного фонда развития кинематографии, который, впрочем, тоже будет контролироваться властью.
По этой или по какой другой причине наш кинематограф, в отличие от кинематографа Франции (где государство, между прочим, тоже активно спонсирует кинопроекты) или Америки, социально пассивен, боязлив, сторонится реальных социальных конфликтов и проблем. И уж точно — ни-ни! — не лезет в политику!
Список острых социально-политических тем, которые проигнорировало наше кино, даже тем из относительного прошлого, прямо-таки поражает. У нас нет фильмов про приход к власти Горбачева (а какой триллер можно было бы сотворить!), про путч 1991-го, про Беловежское соглашение, про события 3 и 4 октября 1993-го, про дефолт 1998-го. Нет фильмов про русское самоощущение на фоне невиданного в мире материального расслоения (были только «Магнитные бури» — последняя, если не ошибаюсь, совместная работа Миндадзе и Абдрашитова). Нет про новую эмиграцию. Про иммиграцию. Про реальную ситуацию на Кавказе. Про меж этнические и мультикультурные конфликты (а сколько таких фильмов в Европе и Америке!). Про кризис науки. Про современные школу, вуз, улицу, двор (только Гай Германика сняла «Все умрут, а я останусь»). Про власть рекламы и шоу. Про спорт как бизнес.
Кто-то возразит: это потому, что социальность и политика не кассовы, на политическое кино никто не пойдет. Ни черта подобного! Даже Голливуд, который вроде бы ориентируется исключительно на прибыль, регулярно производит актуальное политическое кино, невзирая на лица. Там сделали «Основные цвета» с Траволтой, похожим на Клинтона, в момент президентства Клинтона. Там сняли «Елизавету» при живой (и слава аллаху, по-прежнему здравствующей) британской королеве Елизавете II. Там сатирически разоблачают симулякры (видимости, фальшивости), которые власти творят ради выборов и прочих политических перспектив, — вспомнить хотя бы «Хвост виляет собакой». Там мэтр Де Пальма снимает фильм про дерьмо войны в Ираке под названием «Отредактировано» (у нас он наз вался «Без цензуры»). А известный продюсер Харви Вайнштейн способен произвести «Фаренгейт 9/11», направленный против действующей администрации (тогда — Буша-младшего). И демонстративно аплодировать ему на премьере на Каннском фестивале в 2004-м.
Посмотрел бы я, как Михалков или даже Роднянский демонстративно аплодируют в Каннах фильму о подлинной ситуации в России, если бы такой фильм был наконец снят. Только он не будет снят.
Комплексы порождают то, что именуется вытеснениями. Российское кино явно комплексует по поводу своей несвободы. Знаете, в чем проявляется вытеснение? Если не прав, осудите. В том, что в кино 2009‑го одним из навязчивых врагов становится психиатр. Причем не просто психиатр, а работающий в психбольнице, куда заточают главного героя — альтер эго создателя фильма (см. «Я», «Палату № 6» и новеллу Германа-мл. в альманахе «Короткое замыкание»).
Враг экзистенциальный
И вот он — враг главный и настоящий. Что ни говорите, а кино — зеркало общества. Кино-то отражает его радости, страхи, боязнь, ненависть. Идут споры о том, можно ли твердить о рождении новой русской киноволны — о неком единстве фильмов, созданных относительно молодыми русскими режиссерами. А ведь, пожалуй, можно. Если посмотреть «Бубен, барабан», «Сказку про темноту», «Волчок», «Сумасшедшую помощь», «Миннесоту» и некоторые другие картины, то поневоле сделаешь вывод о том, что наше кино едва ли не впервые за постсоветские годы обратилось к подлинной России. Подлинная Россия — провинциальная Россия. Живущая уныло, тяжело, безденежно, бесперспективно. В случае с «новой русской волной» говорить о враге некорректно. В этих фильмах нет понятия врага (да, мы говорили о менте из «Сумасшедшей помощи», но и он-то фигура битая, истинно сумасшедшая). Но рискнем все-таки определить врага в этих фильмах. Этот враг — унылая антигуманная провинциальная действительность. Сама по себе серая обыденность, провинциальная тоска. Не вышли в финальную часть чемпионата мира по футболу — тоски станет еще больше.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.