08.11.2005 | Литература

Дары «Волхва»

Умер Джон Фаулз. Из его книг, как из «Шинели» Гоголя, вышла добрая половина современной литературы

Писатель, сумевший породить хотя бы одну значимую литературную тенденцию, вызвать к жизни хотя бы одно поколение интерпретаторов, последователей и плагиаторов, по праву считается великим. Как же в этой связи следует классифицировать Джона Фаулза — человека, в одиночку вырастившего на дереве современной прозы не одну, а сразу несколько веток? 

Даже если бы после «Коллекционера», вышедшего в 1963 году и заложившего жанровые основы психологического триллера, Фаулз не написал ни единой строчки, его имя все равно было бы вписано в анналы литературы ХХ века.

Однако он пошел дальше, и потому сегодня его преемниками с равными на то основаниями могут числить себя и создатель «Молчания ягнят» Томас Харрис, и букеровская лауреатка Антония Байетт (двинувшаяся по дороге, намеченной «Женщиной французского лейтенанта»), и Йэн Макьюэн (отправившийся вслед за «Волхвом»), и еще пара десятков крупных англоязычных (и не только) писателей, объединяет которых, по сути дела, только одно: все они с большей или меньшей последовательностью следуют путями, проложенными для них некогда Джоном Фаулзом.

В России Фаулза ждала особая судьба. Придя к нам с двадцати-, а то и тридцатилетним опозданием, в начале 90-х он был прочитан совершенно «на новенького» — без всяких скидок на временную дистанцию, отделявшую нас от времени создания «Коллекционера», «Волхва» и «Мантиссы», и без оглядки на литературную традицию, ими же порожденную. Во всем мире давно и окончательно перейдя в категорию живых классиков, у нас Фаулз (к этому времени, кстати, практически переставший писать) вновь оказался писателем жгуче, волнующе актуальным. И что же?

За десять с небольшим лет, прошедших с момента «открытия Фаулза в России», его язык стал родным и для нас. Сегодня более или менее осознанные фаулзовские отголоски звучат в текстах доброй половины людей, пишущих по-русски — от Быкова до Акунина.

Один известный литературовед сказал как-то о Бродском, что из отдельного культурного феномена тот стал, по сути дела, реалией языка: его запатентованными, безусловно авторскими изобретениями и открытиями люди пользуются сегодня так, как если бы они были ничьими и существовали всегда. И добавил, помнится, что для поэта не может быть более высокой похвалы. То же самое верно и по отношению к Фаулзу: огромное число авторов, пользующихся сегодня его приемами, никогда не задумываются об их создателе. И дело тут вовсе не в человеческой неблагодарности — современная литература настояна на Фаулзе так густо, что вычленить из этого перенасыщенного раствора исходный компонент становится практически невозможно. Да, пожалуй, и не нужно: Джон Фаулз сегодня присутствует едва ли не в каждой фразе каждого текста, в каждой клеточке огромного и многоязыкого литературного организма. И, разумеется, физическая смерть самого писателя уже никак не может повлиять на этот непреложный факт.

Источник: "Грани.ру", 8.11.2005,