28.10.2009 | Кино
Дети капитана ОруэллаОтчего западное общество опять стало бояться тоталитаризма, зомбирования, манипулирования массовым сознанием?
В сентябре на киноэкраны обрушился вал антиутопий. Антиутопия — это когда речь о будущем, которое насквозь тоталитарно. Классический образец — роман Джорджа Оруэлла «1984», о шокирующей актуальности которого The New Times недавно говорил. В кино своя классика антиутопии, от немого «Метрополиса» до «Шоу Трумана», «Матриц», «Терминаторов», etc.
Так вот о новом на экране. Вышли два триллера в жанре киберпанк — «Геймер» и «Суррогаты». (Киберпанк — вид антиутопии, в котором миром правят не политики, а мегакорпорации, делающие народы рабами виртуальной реальности, создающие систему тотального контроля.) Появились два мрачненьких анимационных фильма: один — в широком прокате, другой — пока что на Венецианском фестивале. Фильм «9» (который спродюсировал неожиданный тандем Тимур Бекмамбетов — Тим Бертон) повествует о том, как человечество пало жертвой политических игр и его единственным наследником на Земле стала цивилизация кукол-роботов. «Метропия» живописует суровый 2024 год, в котором Евросоюз связывает единая сеть метро, все моют голову одним обязательным шампунем — и за всеми следят. Упомянем и боевик по сценарию Люка Бессона «13-й район: Ультиматум», построенный на том, что к 2013 году французское правительство, не будучи в силах совладать с этнической преступностью, устраивает в Париже гетто, отделяя криминогенные районы этакой «берлинской стеной». Такая ситуации оказывается удобной для политических и даже экономических манипуляций.
Кино отражает умонастроения. Отчего западное общество опять стало бояться тоталитаризма, зомбирования, манипулирования массовым сознанием? (В отличие от нашего, которому, если верить нашему же кино, подобные проблемы по барабану.)
В 70–90-е годы любовь Голливуда к мрачному будущему объясняли комплексом американцев по поводу отсутствия у страны долгой, как у европейцев, истории. Голливуд-де выдумывал для Америки такую историю и забрасывал в будущее. А история — это всегда испытания. Кроме того, появлению антиутопий способствовали политкорректность и борьба за здоровый образ жизни, породившие то, что именуется перегибами. В антиутопиях 90-х (см. «Судью Дредда» или «Побег из Лос-Анджелеса») запрещено курить, заниматься сексом (это негигиенично), есть красное мясо.
Но сегодняшние антиутопии вызваны к жизни другими причинами. Одна из них, очевидно, в том ограничении свобод, на которое западное общество согласилось после атаки на башни-близнецы.
Пусть прослушивают, наблюдают — лишь бы не убили. Пусть контролируют — лишь бы росло благосостояние. В Европе активно обсуждается книга британского журналиста Джона Кемпфнера с самоговорящим названием Freedom for sale. How we made money and lost our liberty — «Свобода на продажу. Как мы заработали деньги и потеряли независимость». Помимо прочего Кемпфнер анализирует парадокс 2000-х: капитализм, оказывается, может развиваться — в Китае, Сингапуре, России и т. д. — и в недемократической атмосфере (хотя прежде считалось, что капитализм и демократия, как Ленин и партия, близнецы-братья).
Другая причина: цивилизованный мир подсел на иглу новых технологий, которые даже сейчас, будучи примитивными, позволяют — через спутники, интернет, камеры слежения, мобильники, банковские карточки — отследить любого. Что-то будет дальше?
И конечно, киномир не может не реагировать на растущую активность тех стран, граждане которых не испытывают комплексов по поводу своих несвобод и экспортируют несвободу — в частности, вместе с мигрантами — в тот же Евросоюз. Запада — мало. Этих стран — очень много. Кинематографисты пугают публику, потому что им действительно немного жутковато.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.