10.09.2009 | Галина Ковальская. IN MEMORIAM / Общество
Полевой командир МуфтийКадыров не выбирал свой жизненный путь. Он действовал по обстоятельствам
Кадыров победил. Собственно, он единственный, кто безусловно выиграл от референдума. Конституция, за которую в минувшее воскресенье проголосовали чеченцы, писалась под его руководством и «под него». Пока обсуждался проект, раздавались здравые голоса, что Чечне на сегодняшний день больше подошла бы не президентская, а парламентская форма правления, что необходимость выбирать одно лицо неизбежно обострит межклановые противоречия, тогда как на заседаниях парламента представители разных тейпов, районов и кланов вынуждены будут искать консенсус. Но Кадыров настаивал – только президентская республика. «Полная власть в одних руках, иначе порядка не добиться», – заявлял он. Он думал не об одном президентском сроке, утверждая, что «в республике хотя бы на 10–15 ближайших лет нужен человек, который бы имел полную власть; он должен управлять единолично». И хотя при этом он тотчас добавлял, что вовсе не претендует сам на президентское кресло, сомнений в том, кто именно должен быть этим человеком, не возникало.
Пока все получилось, как он хотел: на референдум вынесли единственный проект, в котором прописаны весьма широкие президентские полномочия. Мало того, переходные положения принятой конституции предусматривают, что нынешний глава республики впредь до выборов президента исполняет его обязанности.
А сами выборы теми же положениями отложены на неопределенно долгий срок: парламент избирается не ранее чем через три месяца после принятия конституции, а президент – не ранее чем через три месяца после выборов парламента. При этом верхнего предела «не позднее чем» не существует, так что тянуть с выборами под предлогом «нестабильности» можно сколько угодно. Ясно, что Кадыров допустит выборы президента лишь тогда, когда сумеет использовать в полной мере административный ресурс – чтобы обеспечить если не голосование, то хотя бы подсчет голосов в свою пользу.
Из Москвы, с любовью
Организация референдума по своему проекту конституции – не первая, но самая серьезная аппаратная победа Кадырова с тех пор как он стал главой администрации Чечни. И на фоне этой победы ему уже не так важно, сдержит ли Кремль свои обещания начать сразу после референдума переговоры о разграничении полномочий между республикой и федеральным центром. Скорее всего, эти обещания будут похоронены вместе с другими «предреферендумными»: выплатить компенсации за потерю жилья и имущества в двух войнах (на эти компенсации у России просто нет денег), существенно сократить число блокпостов и присутствие войск.
Напомним, 28 февраля замруководителя администрации президента Владислав Сурков заявил: «В будущем договор, который заключат между собой федеральный центр и Чеченская Республика, может предусматривать самые гибкие схемы существования Чечни в составе России. Даже для тех, кто до сих пор не хотел видеть Чечню в составе России, можно найти приемлемые формы».
13 марта во время краткосрочного визита в Чечню аналогичные речи произнес глава администрации Александр Волошин, а 17 марта – сам президент в своем обращении к чеченскому народу. Кадыров вроде бы с энтузиазмом комментировал обещанное разграничение полномочий.
Он утверждал, что слова Суркова «выбивают почву из-под ног тех, кто говорил о стремлении федерального центра лишить чеченцев своей государственности» и что путинское обращение «будет содействовать достижению мира и согласия на чеченской земле». (Интересно, каким образом? Можно подумать, боевики, растрогавшись от слов президента, перестанут взрывать и обстреливать, а российские войска в ответ пытать и убивать.) Вместе с тем Кадыров неоднократно подчеркивал, что «Чечне не нужен никакой особый статус», потому что «чеченский народ в полной мере испытал на себе прелести независимости». То есть никакой политической самостоятельности сверх той, что имеет средний российский регион, Чечня добиваться не будет. По мнению главы республики, Чечне подошли бы «широкие полномочия в сфере экономики». Другими словами, Кадыров давал понять, что добиваться будет исключительно налоговых, таможенных и прочих льгот, а никак не суверенитета. Уже ясно, что, получив по конституции политические гарантии, Кадыров сделает все возможное, чтобы добиться личного контроля над дочерними структурами крупнейших федеральных монополий «Грознефтегазом» и «Нурэнерго». Непосредственно перед референдумом ходили слухи, будто в Кремле обсуждается вопрос о грядущем превращении Чечни в свободную экономическую зону, наподобие той, что существовала в Ингушетии. Разумеется, Кадыров не отказался бы от такой возможности. Однако он не может не понимать, что вероятность этого ничтожна. Ингушский опыт считается в правительстве и в Кремле неудачным, неблагоприятным для российской экономики. А стимулов задабривать чеченцев теперь, после того как референдум подтвердил присутствие Чечни в составе России, больше нет.
Что же до политической самостоятельности, кадыровское нежелание за нее бороться более чем понятно. Глава республики крайне непопулярен. Московская социологическая фирма Validata, проводившая перед референдумом в Чечне социологический опрос и получившая на удивление благоприятные для федерального центра результаты, насчитала ему рейтинг всего в 12 процентов. На глаз, если просто разговаривать в Чечне с людьми, кажется, что и этого нет. Про Кадырова говорят, что он коррумпирован, что бесцеремонно проталкивает на бюджетные должности своих родственников и свойственников, что его охрана (возглавляемая, кстати, его сыном) превратилась в бандитскую структуру, нападающую не столько на боевиков, сколько на авторитетных и вполне лояльных к федеральному центру людей, которые в перспективе могли бы составить Кадырову политическую конкуренцию. Насколько эти слухи обоснованны, судить трудно. Но им, похоже, верит подавляющее большинство чеченцев. Но больше всего, конечно, его обвиняют в том, что он не может покончить с бесчинством федеральных войск в отношении мирных жителей.
При назначении Кадырова на должность главы республики его кандидатуру поддержали лишь трое из 18 глав администраций районов. 12 из 18 обратились к Путину с просьбой его не назначать.
Кроме того, 44 сотрудника временной администрации написали петицию, что не могут работать с бывшим лидером джихада. С тех пор Кадыров уже два с половиной года возглавляет республику, но большой любви к нему правящая чеченская элита, похоже, и сегодня не испытывает. Когда в январе нынешнего года разгорелся острейший конфликт главы республики с тогдашним председателем ее правительства Михаилом Бабичем, Кадырова активно поддержала лишь незначительная часть правящей верхушки – в основном те, кто был ему лично чем-то обязан. Большая часть не спешила выступить на стороне главы республики – при том, что Кадыров как-никак чеченец, постоянно живущий в Чечне, а Бабич был пришлый, проработавший к тому моменту всего три месяца. При таком к нему отношении оставаться лидером Ахмат-хаджи Кадыров может лишь с помощью Москвы.
По течению
В жизни Кадырова случались крутые повороты: был муфтием – стал главой республики, был ярым врагом России, объявившим против нее джихад, – стал пророссийским из пророссийских, почитающим за главное благо «включение чеченского народа в единую семью российских народов». Но Ахмат-хаджи вовсе не мятущийся искатель истины. Все крутые виражи в его жизни не результат самостоятельного решения, они продиктованы обстоятельствами. Он стал духовным лицом, следуя семейной традиции: отец и дяди были священнослужителями. В середине 80-х закончил медресе «Мир-Араб» в Бухаре – единственное медресе в Советском Союзе, а затем единственный Исламский институт в Ташкенте. Был заместителем гудермесского имама. Сегодня в среде боевиков утверждают, что Кадыров уже тогда, когда получил направление в медресе от Гудермесского райисполкома, был связан с КГБ. (Почему-то в первую войну, когда Кадыров был на их стороне, боевиков это не смущало.) Очень может быть: в советские годы КГБ охотно вербовал «своих людей» среди духовных лиц. А если вспомнить, что в 2000 году, когда встал вопрос, кого назначить главой республики, кандидатуру Кадырова усиленно лоббировала ФСБ, это тем более наводит на размышления. Позже Кадыров продолжил образование в Иордании и, вернувшись на родину в 1991-м, вскоре стал заместителем муфтия Чечни.
В 1992 году разразился скандал: в Грозном распространились слухи, что Кадыров присвоил деньги, будто бы собиравшиеся с чеченских паломников на хадж. Согласно базе данных «Лабиринт», составленной информационным центром «Панорама», тогда против Кадырова было возбуждено уголовное дело, которое было закрыто личным распоряжением президента Дудаева, а потом попросту исчезло.
Если это соответствует действительности, Кадырову ничего иного не оставалось, кроме как решительно поддержать первого чеченского президента во всех его начинаниях. Союз Дудаева с заместителем муфтия был предопределен.
Чеченские муфтии, по крайней мере в советское время, сплошь были из рода Арсанукаевых, традиционно лояльного России. Главный муфтий не поддержал дудаевский курс на независимость. Дудаев, нуждавшийся в одобрении духовенства, естественно, апеллировал к его заму, у которого таким образом появлялась возможность самому стать муфтием. Так Кадыров оказался на стороне Дудаева, а с началом войны стал идеологом антироссийского сопротивления и главным надзирателем за «чистотой шариата» в дудаевской армии. В этот период он был очень близок и с Басаевым, и с Масхадовым.
После Хасавюрта Кадырова выбрали муфтием Чечни, и в силу своей должности он оказался на переднем крае борьбы с ваххабитами: ваххабиты не признавали муфтият, Кадырова и всех, кто считал его муфтием, называли «ненастоящими мусульманами». «Религиозные» противоречия на самом деле прикрывали борьбу за власть между вооруженными группировками. Ваххабиты организовали несколько покушений на Кадырова. Так получилось, что Кадыров оказался центром притяжения антиваххабитских сил. Естественно, в этом качестве он начал поддерживать Масхадова в его крепнущем противостоянии Басаеву и прочим проваххабитским политикам. Когда летом 1998-го братья Ямадаевы выгнали ваххабитов из Гудермесского района, он обратился к Масхадову с призывом покончить с засильем ваххабитов в республике, объявить их вне закона и изгнать из Чечни. Масхадов не внял – и был бы рад, но опасался, что начнется гражданская война и от него как от инициатора войны отвернутся многие его сторонники. Кадыров же после этого разочаровался в Масхадове. В июне 1999-го Ахмат-хаджи принял участие в попытке антимасхадовского переворота. На тайном совещании ичкерийских силовиков Кадырова избрали военным амиром, и он должен был, по замыслу заговорщиков, возглавить государство «в соответствии с нормами шариата». Однако переворот не удался, поскольку верность Масхадову сохранили командир Национальной гвардии и министр внутренних дел.
В августе 1999-го Кадыров осудил поход Басаева и Хаттаба на Дагестан – его затеяли и предприняли ваххабиты, стремившиеся освободить Северный Кавказ от российского присутствия. Подавляющее большинство чеченцев эту авантюру не одобрили. Позиция Кадырова тогда сомкнулась с позицией Москвы, и Москва не замедлила завербовать его в союзники. Он охотно примкнул к тому, кто виделся ему сильнейшим, объявил о неподчинении Масхадову и поддержал ввод в республику федеральных войск. В марте 2000 года Кадыров выступил с заявлением: в республике необходимо ввести прямое президентское правление, а главой республики, подчиняющимся непосредственно президенту, должен стать только чеченец, постоянно живущий в Чечне. К этому моменту было ясно, что Москва, выбирая претендента на пост главы республики, колеблется между Кадыровым и «московскими» чеченцами. Кадыров хотел повернуть ситуацию в свою пользу. На прямые вопросы журналистов неизменно отвечал, что «взялся бы за это дело». Кремль, поставив в итоге на Кадырова (в июне 2000 года он был назначен главой республики), намеревался подать сигнал боевикам-неваххабитам, что их не считают непримиримыми врагами, что союз с ними желателен и возможен. В итоге несильный и вполне дюжинный человек Ахмат Кадыров оказался в должности, которая требует колоссальных сил и безоглядного мужества.
Меж двух стульев
За время пребывания в должности Кадыров показал себя мастером аппаратной интриги. Все конфликты, все споры за влияние – с Бесланом ли Гантамировым, с одним ли, с другим бывшими чеченскими премьерами – неизменно разрешались в пользу Кадырова.
Он каждый раз умудрялся мобилизовать на свою сторону кремлевских покровителей. Это при том, что в Кремле уже довольно давно зреет недовольство. Идея нейтрализовать с помощью Кадырова часть боевиков так и не была реализована. Кадыров до середины 2002 года все намекал, а то и прямо говорил в некоторых интервью, что ведет переговоры о сложении оружия с Русланом Гелаевым. В случае удачи это стало бы крупнейшей дипломатической победой. Однако в сентябре 2002-го Гелаев со своими бойцами перешел из Грузии, где два года отсиживался после разгрома, обратно в Чечню и вновь взялся за оружие.
Силовиков раздражает к тому же, что Кадыров время от времени обрушивается на них с гневными отповедями за насилие над мирным населением. Зачастую его слова дышат искренней болью, так что видно: он произносит их не просто по должности. Ему бесспорно от души жаль своих земляков, но не настолько, чтобы всерьез поссориться из-за них с Москвой.
В декабре прошлого года три руководителя силовых ведомств Чечни написали в администрацию президента письмо, в котором обвиняли Кадырова во всех смертных грехах: в коррупции, связях с боевиками и даже скрытом сепаратизме. Казалось, после такого сильного «наезда» отставка Ахмата-хаджи неотвратима. Однако – и свидетельством тому референдум – он вновь сумел не только сохранить, но и упрочить свои позиции. Во-первых, Кадыровым недовольна лишь часть влиятельных московских политиков – у него по-прежнему остаются в Кремле сильные покровители. Во-вторых, недовольство недовольством, а менять Кадырова в Кремле боятся. Любой сильный и популярный лидер немедленно затеет тяжбу с Москвой за полномочия, опираясь при этом на чеченское население. А Кадыров, сколько бы ни выступал против зачисток или спецопераций, обречен всегда оставаться московским ставленником.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»