08.10.2009 | Галина Ковальская. IN MEMORIAM / Общество

Закон Ома для подозреваемого

Чем больше сила электрического тока, тем быстрее человека признается в том, чего не совершал

Семнадцатилетнего нижегородца Максима Подсвирова вызвали в милицию как свидетеля. За неделю до того в районе избили и ограбили сотрудника РУВД, и оперативники среди прочих почему-то заподозрили старшего брата Максима – Алексея. В милиции Подсвирова обыскали, надели на него наручники и принялись избивать, требуя, чтобы тот признался, будто Алексей напал на милиционера. Потом его связали веревкой, притянув ноги к скованным в наручники рукам – эта пытка называется «конверт» – и продолжали избивать. Подросток понял, что не выдержит, и сказал, что знает, кто ограбил милиционера. Назвал две первые пришедшие в голову фамилии. Его развязали и повезли по районным паспортным столам – показывали фотографии людей с такими фамилиями, чтобы Максим их опознал. Естественно, опознать он никого не мог. Тогда его привезли обратно, вновь связали в «конверт» и опять принялись бить. В конце концов измученный мальчик оговорил брата. Его отпустили. Девушка Максима и родители ужаснулись, когда его увидели: уши мальчика были фиолетового цвета, на лице и теле синяки, на шее следы веревки, он едва мог двигаться.

Одновременно с Максимом в другом помещении столь же пристрастно допрашивали самого Алексея – тоже били и связывали «конвертом». Алексей терял от боли сознание, но никаких показаний против себя не дал.

Несмотря на Максимовы показания, подозрения с Алексея вскоре были сняты. Родственникам Максима вместе с нижегородскими правозащитниками ценой невероятных усилий удалось добиться, чтобы оперуполномоченный Иванов, истязавший Максима, предстал перед судом. Нижегородский районный суд дал оперу пять лет шесть месяцев условно. Судебная коллегия Нижегородского облсуда отменила приговор как необоснованно мягкий. Новый суд осудил Иванова на шесть лет, опять условно. Судебная коллегия вновь не согласилась с приговором, но на сей раз президиум областного суда отменил решение судебной коллегии. Максим и его родители вместе с правозащитниками апеллировали в Верховный суд РФ. Тот оставил в силе приговор с условным сроком.

СУДЕБНАЯ ПЕРСПЕКТИВА

В марте произошло важное событие, оставшееся почти незамеченным: Госдума в первом чтении приняла поправку к Уголовному кодексу, впервые выделяющую пытки отдельной статьей как самостоятельное правонарушение. Раньше у нас пытка и не числилась в списке преступлений. Новая поправка дает также юридическое определение пытки: «Пытки, то есть причинение должностным лицом либо с его ведома или молчаливого согласия иным лицом физических или нравственных страданий с целью принуждения к даче показаний или иным действиям, противоречащим воле человека, а также с целью наказания либо в иных целях...».

В нижегородской правозащитной организации Комитет против пыток считают, что принятие поправки – это серьезный прогресс. «Теперь неизбежно должны быть разработаны методические указания, как расследовать это преступление, – говорит член комитета Ольга Шепелева. – Нам будет на что ссылаться при работе со следователями, занимающимися такими делами. К тому же с появлением статьи появится и статистика преступлений. Сейчас мы просто не знаем, насколько распространены пытки». Впрочем, судить о распространенности пыток по статистике преступлений, пожалуй, не стоит. По данным того же Комитета против пыток, до суда удается довести лишь малую часть случаев, а обращается в Комитет ничтожная доля тех, кто подвергся пыткам. Нет никаких оснований полагать, что в других регионах, где такого комитета нет, ситуация лучше. Во всяком случае, когда энтузиасты из Красноярского университета опросили работников областного МВД и прокуратуры с целью выяснить, применяется ли в этих учреждениях насилие при проведении дознания, большинство опрошенных (на условиях анонимности) ответило, что насилие применяется. Уполномоченный по правам человека Олег Миронов неоднократно заявлял, что значительная доля получаемых им жалоб касается именно насилия со стороны органов милиции. К сожалению, и соответствующая статья в УК никак не гарантирует, что оперы-садисты, вроде Иванова, не будут получать условные сроки.

Для того чтобы применение пыток по-настоящему расследовалось и наказывалось, нужны подлинно независимый суд (уж наверное суд присяжных не ограничился бы в этом случае условным сроком), независимая прокуратура и нетерпимость к пыткам со стороны общества. В нынешней России пока нет ни того, ни другого, ни третьего.

Правозащитники считают, что теперь необходимо принять еще и поправку в УПК: делами, связанными с пытками, должны заниматься не районные, а областные прокуратуры. «Районные прокуратуры по нескольку раз закрывают такие дела «за отсутствием в действиях работников РУВД состава преступления, – рассказала «Журналу» сотрудница Комитета против пыток, – а вышестоящие, городские или областные прокуратуры отменяют решение о прекращении дела и вновь возвращают его на доследование в район. Так может продолжаться годами».

Семнадцатилетнего Сашу Гусева били в милиции так, что у него лопнула барабанная перепонка. У него есть соответствующая справка из травмопункта. Мало того, по свежим следам Управление собственной безопасности Нижегородского ГУВД признало факт избиения. Тем не менее с мая 2001 г. расследование с места не сдвинулось. Поначалу Автозаводская районная прокуратура вообще отказала Саше и его родственникам в возбуждении уголовного дела. В июле 2001 г. городская прокуратура не согласилась с этим решением, и дело было возбуждено. 10 сентября районная прокуратура его прекратила опять же «за отсутствием состава преступления». 28 сентября городская прокуратура отменила решение районной. 28 октября дело вновь было прекращено на районном уровне, а 17 ноября это решение было отменено, 30 декабря прекращено, 6 февраля возобновлено, 13 марта прекращено, 11 апреля возобновлено, 12 октября вновь прекращено и т.д. Конца-краю этому пинг-понгу не видно. Следователь районной прокуратуры прямо заявил Сашиному отцу, что дело «не имеет судебной перспективы». Дело того же Максима Подсвирова прекращалось пять раз. Такое поведение следователей районной прокуратуры объясняется просто: оперативное сопровождение расследований, которые ведет районная прокуратура, осуществляют как раз оперы из РУВД. Зачем же следователю или районному прокурору с ними ссориться?

ЭЛЕКТРОТОК

Весь Нижний знает трагическую историю Алексея Михеева. Они с товарищем поехали как-то на машине в Богородск (городок в 20 км от Нижнего) помочь родственникам на даче. Когда возвращались, остановились у магазина и там разговорились с двумя девчонками. Те попросили их покатать. Одну высадили в Богородске у ее дома, а вторая заявила, что поедет с ребятами в Нижний. Ребята довезли девушку до Нижнего и высадили там, где попросила. Домой девочка ни в тот день, ни на следующий не вернулась. Милиция хватилась ее искать, подозрение, естественно, пало на Алексея. Его забрали в милицию, нашли двух лжесвидетелей, показавших, что Алексей в пьяном виде сквернословил и нарушал общественный порядок, и быстренько оформили административное задержание на пять суток. А затем подбросили ему патроны и оформили задержание еще на десять по подозрению в хранении оружия. Все это время Алексея допрашивали – требовали, чтобы он признался в изнасиловании и убийстве. Его били, размазывали окурки по лицу – он не признавался. Шутка ли, взять на себя изнасилование и убийство, которых не совершал.

Сначала допрашивали в Богородском ГУВД, потом перевели в Нижний, в Ленинское РУВД. Там сразу предупредили: «У нас 99% признаются». Алексея стали пытать электрическим током. Он признался во всем: и в изнасиловании, и в убийстве, взял на себя еще пять нераскрытых убийств.

Единственное, чего Алексей не мог сделать даже под пыткой – сказать, где труп. Истязания продолжались. Поняв, что конца им не будет, Алексей выбросился из окна. Упал он на милицейский мотоцикл и сломал позвоночник. А через два дня девушка живая и невредимая пришла домой – две недельки кантовалась в Нижнем у подружек. Алексей когда-то был отличником в Политехническом институте и примерным сотрудником ГИБДД. Теперь он инвалид – у него потеряна чувствительность ног. За сломанную жизнь, за нечеловеческие муки, что он претерпел, никто не наказан.

ПРОТИВОГАЗ

В нижегородский Комитет против пыток поступило заявление от сидящего в СИЗО подследственного Дмитрия Очелкова. Корявым почерком с бесчисленными грамматическими ошибками Очелков пишет: «Меня посадили на металлический стул спиной к сейфу, наручниками пристегнули у меня за спиной, пропустив через ручку сейфа. Стали допрашивать, один из них спросил другого, есть ли противогаз, другой предложил взять его у другого сотрудника милиции. За противогазом сходили очень быстро. Его надели на меня и стали перекрывать доступ воздуха... От боли я разорвал наручники... Меня уложили на пол на живот и надели другие наручники... Кто-то из сотрудников милиции удерживал мои ноги, кто-то один сел на спину и еще один стал надевать мне противогаз и перекрывать доступ воздуха. От этого я стал терять сознание, после чего противогаз с меня сняли. После чего я почувствовал, как к указательному и безымянному пальцам левой руки прикрутили провода... Я почувствовал, как меня бьет током. Так как я ни в чем не признавался, на меня надели противогаз и одновременно перекрывали доступ воздуха и били током. Я потерял сознание, и у меня произошла непроизвольная дефекация. Сколько это продолжалось, не могу сказать, но это продолжалось долго...» Дмитрия задержали 14 февраля нынешнего года. Он ехал в машине, в которой были обнаружены краденые вещи. Машина не его, за рулем был не он, и свою причастность к краже Очелков категорически отрицает – говорит, что не знает, откуда взял вещи хозяин машины. Сотрудники милиции второй месяц выбивают из него признание в соучастии в краже. В прошлом году Очелкова уже задерживали по подозрению в угоне автомобиля. Тогда его тоже избивали и связывали «конвертом». Он терял сознание, его обливали водой и снова принимались бить. Не выдержав, он признался в угоне. Скоро выяснилось, что его показания противоречат показаниям других обвиняемых, и подозрения с Очелкова были сняты. После освобождения он был госпитализирован, лежал в хирургическом отделении, врачи зафиксировали многочисленные телесные повреждения. Тем не менее местная прокуратура поначалу отказала в возбуждении уголовного дела по факту избиения. Милиционеры, допрашивавшие Очелкова, утверждали, что задержанный на первом допросе держался за грудь и говорил, что его избили накануне в подъезде.

Под давлением Комитета против пыток областная прокуратура не согласилась с отказом в возбуждении уголовного дела. Потом дело несколько раз закрывали и вновь возбуждали. Пока тянулась эта бодяга, Очелков снова оказался в СИЗО.

Про Алексея Михеева написали, наверное, все областные СМИ. На защиту Дмитрия Очелкова бросаться не спешат. Про Михеева заведомо понятно, что человек пострадал совершенно безвинно. А вот Очелков – черт его знает, может, и участвовал он в краже вещей, найденных в машине. Михеев – законопослушный, примерный гражданин. Очелков – темная личность, нигде не работает, неизвестно, на что живет. Но дело в том, что милиционеры, пытая Михеева током, были тоже свято убеждены, что он и есть насильник и убийца и что перед ними чисто техническая задача: заставить его признать вину и указать, где труп. Не суд, а опер решал и решает у нас, кто виноват, а кто не виноват. И до тех пор, пока общество будет с этим мириться, пока оно не научится ужасаться самому факту пыток, независимо от того, кого им подвергают, пытать будут и виновных, и невиновных.

Источник: "Еженедельный журнал", №66 27 апреля 2003,