Авторы
В Третьяковской галерее на Крымском валу открылась выставка малоизвестного широкой публике мастера советской живописи Дмитрия Мочальского, художника, который как губка впитал в себя многие живописные системы, воспитал многих мастеров периода «оттепели», но реалистическое изображение будней простых людей советской страны считал в своем творчестве приоритетным. Сегодня в артсообществе ведутся споры: ввести советское официальное искусство в новый смысловой контекст или отказаться от него совсем, отправив художников-героев эпохи 30--50-х в депозитарий. Наш обозреватель Сергей ХАЧАТУРОВ предложил высказаться на эту тему Егору КОШЕЛЕВУ, художнику, получившему академическое образование и наследующему монументальному стилю прошлого.
-- Чем может быть интересно официальное искусство Страны Советов сегодня?
-- Смотря что именно мы считаем официальным искусством СССР сегодня: АХРР (Ассоциация художников революционной России), Общество станковистов, отдельных авторов -- апологетов социалистического реализма? Полагаю, необходимо профильтровать весь огромный поток советского искусства. Нельзя же в самом деле по одним меркам судить, например, Александра Герасимова и Евсея Моисеенко. Несмотря на то что оба были официально востребованы, это люди разных художественных темпераментов, разной степени таланта и искренности... Или вспомним Гелия Коржева -- художника, который сегодня, на мой взгляд, катастрофически недооценен. Будучи живописцем мощнейшего дарования, он стопроцентно убеждает своими работами -- в отличие от многих других из официального лагеря у него нет конъюнктурности, желания выслужиться. Он честен и потому неудобен. Однако на волне начала 90-х Коржев как председатель правления Союза художников и депутат Верховного Совета РСФСР был «прогрессивной общественностью» категорически отвергнут. На него посыпались все шишки.
-- Да, конечно, фильтровать необходимо. И отделять зерна от плевел тоже. Однако Коржев -- художник другого поколения, чем мастера соцреализма 30--50-х. Сегодня мы наблюдали выставку Дмитрия Мочальского, который некоторые известные свои работы сделал апофеозом 40-х годов (вспомним то ли чудную то ли чудную картину «Возвращение с демонстрации (Они видели Сталина)» (1949). И идеология там совсем сервильная, и мастерство не то, что у Коржева. Может, стоит согласиться с бывшим заведующим отделом новейших течений ГТГ Андреем Ерофеевым и сдать весь этот корпус работ соцреализма в архив? Убрать из постоянной экспозиции Третьяковки? Или все-таки не соглашаться?
-- Нелепо комплексовать по поводу своей собственной истории и сдавать ее в архив. Это позиция глупости и слабости. Тот же Мочальский интересен как свидетельство эпохи, яркое отражение определенных тенденций в отечественном искусстве, которые он пропустил через себя. И при осмотре экспозиции мы с вами уже обратили на это внимание: Мочальский вобрал в себя все. В 1925 году посещал студию Малевича, в конце 1920-х -- середине 1930-х прошел школу ленинградского ВХУТЕИНА, где преподавали Гончаров, Фаворский, Петров-Водкин, в Московском институте имени Сурикова сам преподавал вместе с Грабарем, Сергеем Герасимовым, Дейнекой, Кориным... На выставке впечатляет эта восприимчивость, отзывчивость по отношению к разным методам и школам, от беспредметных композиций в ранней графике до лирических живописных штудий, близких к Павлу Кузнецову, Константину Истомину. Но даже несмотря на то, что среди учеников и ассистентов Мочальского были многие мастера интересного мне «сурового стиля» (и Н.Андронов, и П.Оссовский), вдохновляться картинами Мочальского как шедеврами чистой живописи сегодня трудно. А в качестве документа эпохи это искусство должно храниться и выставляться.
-- Ну хорошо, а в смысле творческих идей какое искусство советского прошлого наиболее интересно именно вам?
-- Думаю, мощные неисчерпанные ресурсы содержатся в искусстве советских неоклассиков и экспрессионистов -- Дейнеки, Самохвалова, Пименова, тех мастеров, кто входил в легендарную группу ОСТ (Общество станковистов). И кстати, ОСТ некоторое время был включен в международный контекст. Его влияние сказалось в искусстве итальянских художников «Новеченто», которые знали стилистику остовцев по выставкам в Италии, -- Марио Сирони, Акилле Фуни. Когда я был в Венеции, то поразился тому, что в музее современного искусства палаццо Ка'Пезаро прямо при входе вас встречает картина Дейнеки «Бег». В городе Тициана, Веронезе, Тинторетто она смотрится достойным свидетельством русской художественной школы. И никаких провинциальных комплексов!
Я в свое время занимался у ученика Дейнеки, преподавателя Строгановского университета Владимира Васильцева. И считаю, что эта школа сегодня вполне жизнеспособна. Другое дело, что ее нужно решительно вводить в круг современных проблем искусства. Простое подражание Дейнеке или кому-либо еще обречено на провал. Время у нас другое, и героев таких нет. Только господа Глазунов, Нестеренко, Шилов могут изображать «героев наших дней» с полной серьезностью.
-- Значит ли это, что обращение к большому стилю советского искусства изначально предполагает полную ироническую деконструкцию этого стиля в варианте, например, живописи Дубосарского и Виноградова?
-- Конечно, нет! Более того, диалог с традицией сегодня может быть серьезным и искренним. Просто это искренность иного рода, отмеченная новыми поколенческими чертами. Может быть, они и не будут считаны теми, кто привык считывать послания от Владимира Дубосарского и Александра Виноградова. В случае моего поколения 25--30-летних обращение к «большому стилю» накладывается на опыт новых субкультур. Представим себе творческую стратегию рок-певца или рэп-исполнителя. Он выходит на сцену, чтобы сообщить что-то очень важное, глубокое, выстраданное. Но сообщить своим языком, изобилующим жесткими, ненормативными элементами, как говорят, «по чесноку». В результате целое содержит в себе разные начала, иногда даже взаимоисключающие. Или вот пример более высокого рода -- великий композитор Густав Малер как-то спорил с другим великим, Яном Сибелиусом. Малер настаивал на том, что симфония не должна быть чем-то излишне строгим, академическим, но должна вмещать в себя всю жизнь, все богатство ее явлений. Если вспомнить симфонии Малера, в них феноменально сложно сосуществуют самые разные музыкальные темы. Как в пластическом ассамбляже все интегрировано во все, вплоть до звуков кабаре, уличных еврейских мелодий... А в целом композиция органична. Думаю, что мышление сегодняшнего художника тоже соответствует этому коллажному принципу Малера. Он пропускает сквозь себя разные тексты и образы, используя в том числе и стратегии субкультурного происхождения, от граффити и рэпа до, скажем, готики, со всеми языковыми неудобствами, которые сигналят -- пусть даже сквозь иронию, стеб, нарочитый цинизм -- об увечности, ранености поколения и о сокрытом за этими ранами подлинном человеческом содержании.
-- Любопытно, что та субкультура, которая вас вдохновляет, изначально тоже была в ситуации любви-ненависти с культурой официальной. Без одной не было бы другой...
-- Совершенно верно! Этот неизбежный соблазн большого стиля, любовь-ненависть к нему имеет, например, богатую традицию в питерской культурной среде, от рок-музыки до неоакадемизма Тимура Новикова. Но проявившаяся здесь проблематика левинасовского «Другого» крайне актуальна сегодня и для нас, москвичей.
Творчество Межерицкого - странный феномен сознательной маргинальности. С поразительной настойчивостью он продолжал создавать работы, которые перестали идти в ногу со временем. Но и само время перестало идти в ногу с самим собой. Ведь как поется в песне группы «Буерак»: «90-е никуда не ушли».
Зангева родилась в Ботсване, получила степень бакалавра в области печатной графики в университете Родса и в 1997 переехала в Йоханесбург. Специализировавшаяся на литографии, она хотела создавать работы именно в этой технике, но не могла позволить себе студию и дорогостоящее оборудование, а образцы тканей можно было получить бесплатно.
