24.10.2005 | О прочитанном

Брюки со складкой

Исчезли вещи, притупилось жадное до них зрение, мир стал похож на мир товаров.

Когда читаешь “ZOO” Шкловского, видишь, до какой степени вещи находятся в центре писательского мира. Книга была написана в 1923 году в эмиграции. Вещей было чрезвычайно мало по обе стороны границы, а потому каждая имела большой вес. Шкловский пишет: “…сама вещь виновата, если она не умеет становиться любимой”. И замечает: “Магазинная психология нам чужда, мы привыкли к немногим вещам, лишнее отдаем или продаем”.

Но вещи, которые остаются с людьми, - это вещи предельно обжитые и важные. Их качество измеряется их утилитарностью, они не выносят показухи: “Клянусь тебе – брюки не должны иметь складки! Брюки носят, чтобы не было холодно”.

Шкловский вспоминает, что в русской литературе способ наводить складку на брюки, укладывая их на ночь под матрас, описан у Куприна. Он использовался у последнего “профессиональными нищими из благородных”. Писатель так поступать не должен. О Богатыреве Шкловский пишет, что у него “брюки коротки, ботинки не зашнурованы”, что в конце концов он “сшил себе три костюма, ходит же в каком-то четвертом, очевидно –национальном – московском”. Вещи, вещи, вещи… Не удивительно в конце концов, что он предлагает рассматривать искусство как “мир самостоятельно существующих вещей”.

Мир вещей существует только в эпоху дефицита, когда каждая кастрюля так ценна, что ее приходится любовно лудить, каблуки и подметки в стоптанных башмаках менять, костюмы перелицовывать. Вещи – противоположность товаров.

Товары имеют цену, они имеют имена-бренды, она соотносятся с модой и живут в бутиках. Вещи не имеют стоимости (какая стоимость чиненных башмаков или закопченной мятой сковородки?), но зато обладают колоссальной ценностью, никак не выражаемой в деньгах. Но главное (и это заметил еще Маркс) товары дематериализуют материал, из которого сделаны, превращаясь в чистых носителей стоимости, а вещи именно тем и хороши, что сохраняют материальность, не имея никакой стоимости.

С окончанием социалистического дефицита русская культура незаметно перешла из эпохи вещей в эпоху товаров. На брюках образовались складки и носят их теперь не только “профессиональные нищие из благородных”, но и художники. Зато из культуры исчезли вещи, а потому никто сегодня не может написать “ZOO”. Исчезли вещи, притупилось жадное до них зрение, мир стал похож на мир товаров.

Когда из культуры исчезают вещи, начинает раздуваться авторское Я. Нет вещей, приходится описывать собственное Эго. Литература приобретает невыносимо нарциссический оттенок.

Все описывают себя и  свое окружение, мемуары сервируются под разными соусами. Образцом одно время служили записи Лидии Гинзбург, но ее почитатели, как правило, не замечали, что Гинзбург не пишет о себе. Эгоцентризм российской прозы  кажется неотделимым то того, что Шкловский называл “магазинной психологией”, которая придает даже самому откровенному российскому масскульту оттенок нарциссизма. Б. Акунин отличается от своих собратьев по коммерческому цеху на Западе размерами писательского Эго. Гришам или Стивен Кинг честно пишут интересную историю. Акунин использует интересную историю, чтобы, как говорил один мой знакомый, “показать мех в движении” – отсюда всякие “проекты”, “стилизации” и “намеки”. Брюк не много – сплошная складка.

Илья Кабаков – обыкновенно считается “королем” российских концептуалистов. Мне же представляется, что его успех на Западе связан не столько с концептуализмом, сколько с его пристрастием к вещам. Галя Кабакова как-то рассказала мне историю, которая сегодня представляется мне символической. Однажды ей пришлось по просьбе папы вывозить в Париж для создаваемой там инсталляции десятки старых мятых, грязных кастрюль, собранных по приятельским кухням и коммуналкам. Таможенники, конечно, напряглись. Оно и не удивительно, они привыкли к перевозу товаров, но не к перевозу вещей. Вези Галя сто новых кастрюль, никто бы, пожалуй, не удивился. Но старые, грязные, мятые… Шмонали дочь художника по-черному, кастрюли простукивали и брали на зуб. Ничего не нашли и пропустили.

Так из России вывезли последние вещи, оставив культуру наедине с товарами.