США / Чехия
27.10.2005 | Кино
Гримм-тимЗнаменитый сказочник Терри Гиллиам снял кино про братьев Гримм
В прокат вышел хит недавнего Венецианского кинофестиваля – «Братья Гримм» одного из лучших киновыдумщиков (заодно – обладателя едва ли не самого оригинального чувства юмора) Терри Гиллиама. За звание лучшего кинофантазера с Гиллиамом может соперничать только Тим Бёртон. Кого как, а меня заранее привлекло само по себе название. Ведь если Гиллиам называет картину «Братья Гримм», то это означает, что она будет не о тех братьях Гримм. Так «Бразилия» Гиллиама была совсем не про Бразилию. В то же время случай с «Братьями Гримм», даже до выхода фильма в широкий мировой прокат, наводит на печальные о размышления о судьбе истинных авторов и перспективах киноискусства - о том, как продюсеры, прокатчики и деловая пресса строят сегодня талантливых режиссеров.
Братья Гримм у Терри Гиллиама, которых сыграли Хит Леджер и Метт Деймон, никакие не «нем. филологи, основоположники германистики как науке о языке и лит-ре и т. н. мифологической школы в фольклористике, члены кружка гейдельбергских романтиков» («Советский энциклопедический словарь»). Они не то чтобы даже собиратели сказок – напомним заодно забывшим, что Гриммы, как и Шарль Перро, не авторы, а коллекционеры народных сказок. Потому, например, «Красная шапочка» есть и у одних, и у другого.
Они в фильме мошенники. Их и зовут-то в английском варианте ленты не Якоб и Вильгельм, а Джейкоб и Уилл, хотя они вроде как немцы, а действие происходит вроде как в Германии 1810-х.
Эти мошенники зарабатывают на жизнь, дуря крестьян. Они специалисты по изгнанию ведьм. В их рекламной листовке значится: «Снимем любое проклятие. Разрушим любое заклятие. Истребим любого демона». Эпизоды истребления они ставят размашисто. Ведьма у них летает, похожа на трупака, плюется пламенем – изображает ее нанятый актер. Один из стебных слоганов фильма: «Уничтожаем зло с 1812 года». Это как на банках пива: «Brewed since 1358».
Лафа продолжается до тех пор, пока братья не сталкиваются с реальной колдуньей и подлинным кошмаром. Их принуждают расследовать дело о странных пропажах девочек в Марбаденском лесу. Причем если один из них, персонаж Леджера, всегда верил в волшебство, то второй, персонаж Деймона, до мозга костей рационалист и, видя движущиеся деревья в чаще, которые хватают людей шустрыми как змеи корнями, уверен, что деревья катятся по рельсам и ими управляют такие же жулики, как он сам, Уилл, и брат его Джейкоб, только располагавшие для технической подготовки перформанса более серьезными средствами.
Атмосфера и стиль фильма таковы: живой черный лес, заколдованные лошади, целиком проглатывающие девочек, 500-летняя ведьма с ногтями, как у Дракулы, которая мертвяком лежит в верхней комнате башни без входов, но оживает от попавшей в рот капельки крови – она ждет, пока обращенный в оборотня подручный не соберет для нее двенадцать девственниц – для колдовского акта возвращения молодости и красоты Моники Белуччи. Но все это на фоне вполне себе исторической наполеоновской оккупации Германии.
В результате персонажи фильма оказываются внутри сказок братьев Гримм. Даже массовая публика заметит отсылки к упомянутой «Красной шапочке», «Золушке», «Гензелю и Гретель» и т . д. (история с башней без входа и обитающими там красавицей и ведьмой – это, кстати, хитрая переделка сказки «Рапунцель» с привлечением Злой Королевы из «Белоснежки» и «Спящей красавицы»). Заодно персонажи проваливаются в мир «Монти Пайтона» - знаменитой, в том числе и у нас - британской комической теле-киногруппы конца 60-х – 80-х, в которой американец Терри Гиллиам был одним из идеологов.
Сам Гиллиам говорил, что хотел сделать нечто вроде гибрида «Индианы Джонса» и «Шрэка».
При всем юморе и сказочности, «Братья Гримм» - то, что именуют произведением концептуальным. Фильм иллюстрирует теории исторической школы, утверждавшей, что средневековье не завершилось в XVIII веке с наступлением эпохи Просвещения, что оно определяло жизнь и менталитет века XIX-го. Восторгается средневековьем как юностью современной Европы (недавний повтор по ТВ «Сталкера» Тарковского заставил заметить фразу Ученого-Солоницына: «Вот в прежние века было интересно: в каждом доме жил домовой, в каждой церкви – Бог. Люди были молоды. А сейчас каждый четвертый – старик»).
Одной из целей Гиллиама, как он сам говорит, было продемонстрировать конфликт между рационализмом эпохи Просвещения, принесенным в сельскую дремучую Германию на французских штыках, и местной жизнью, основанной на древних мифах и легендах, в которых воплотились и детские мечты, и самые темные кошмары человечества. В конце концов, как ни парадоксально, фильм оказывается верен идеям истинных братьев Гримм, рассматривавших мифологию как основу всего.
Единственный упрек, который можно предъявить фильму – его концептуальные пересечения с «Сонной лощиной» Тима Бёртона, где рационалист начала того же XIX века в исполнении Джонни Деппа приезжал из цивилизованного Нью-Йорка в глухую провинцию раследовать серию загадочных убийств. И в какой-то момент с ужасом понимал, что убийца не маньяк, а Всадник без Головы, периодически вырывающийся с того света. «Сонная лощина» тоже была о кризисе рационализма и позитивизма эпохи Просвещения при столкновении с потусторонним. Там тоже единственным путем распутать преступление - было принять как данность существование иного мира. Но для массовой публики такая повторность едва ли грех, тем более, что она и подтекста-то не разглядит. Ведь «Сонная лощина» - фильм с совсем другим сюжетом и иного жанра: Бёртон снял готический триллер, Гиллиам – сказку.
В любом случае, «Братья Гримм» - кинопроизведение неординарное, одно из самых заметных в 2005 году. Тем страннее мрачная судьба фильма – что на стадии производства, что теперь в прокате.
Во время съемок, завершенных еще два года назад, Гиллиам, и без того пребывавший не в лучшем настроении после краха двух проектов подряд (причем в «Человека, который убил Дон Кихота» с Жаном Рошфором и Джонни Деппом уже было вложено много сил и средств), ощутил на загривке мощную хватку продюсеров братьев-Вайнштейнов, которыми в киноманской среде принято восхищаться.
Беда Гиллиама в том, что он делает авторское кино, и в этом смысле его намерения не отличаются, скажем, от сокуровских, но при этом дорогостоящее.
А Вайнштейны, понятно, были раздражены бюджетными перерасходами, допущенными Мартином Скорсезе при съемках «Банд Нью-Йорка». В итоге они не дали Гиллиаму снять в роли Уилла Гримма Джонни Деппа, поскольку тот не слишком кассов, заставили заменить его Меттом Деймоном (мы-то всегда считали Джонни суперстаром, а он, оказывается, стал им в Голливуде, только сыграв, уже после запуска «Братьев Гримм», в мегакассовых «Пиратах Карибского моря»), потом не дали сделать Деймону накладной сломанный нос, а то массовая публика его, не дай бог, не узнает. А когда Гиллиам тоже перерасходовал бюджет, и вовсе положили фильм на полку.
Гиллиам отомстил тем, что когда Вайнштейны вновь допустили его к работе, вырезал какую-то самую дорогостоящую и эффектную сцену. Объяснив поступок тем, что сцена была в середине, и, дескать, могла своей силой снизить впечатление от второй половины картины.
Теперь в кинобизнес-изданиях, в том числе наших, опасаясь не слишком кассового старта фильма в Америке (где он, в отличие от Европы, уже вышел), рекомендуют раскручивать его как своего рода ремейк «Ван Хельсинга».
Ну не удавиться? Арт-кино рекомендуют подавать как комикс. Ну, конечно: давайте продавать Шостаковича как хэви-металл и рекламировать «Войну и мир» как сочинение, где батальные сцены почти как во «Властелине колец». За всем этим читается: дерьма пирога «Братья Гримм», коли не могут сходу заработать как «Звездные войны», но надо же как-то выкручиваться из созданной ими сложной коммерческой ситуации.
Похоже, более или менее дорогостоящие фильмы, в которых режиссеры позволяют себе выходить за некие – строго определенные продюсерами – рамки авторства, скоро будут искоренены как класс. Чрезмерная доля авторства делает фильмы слишком умными и артистичными и затрудняет массовый прокат.
Но подавать «Братьев Гримм» как нового «Ван Хельсинга» - только злить публику, которая не обнаружит в фильме того, чем ее зазывали. Не проще ли (извините за последующее слово) позиционировать фильм так: ребята, это ни что не похоже! Это отличается от всего, что вы видели прежде!
Может, зритель не такой тупой? Может, ему интересно станет?
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.