27.10.2005 | Наука

Птичка, будь здорова!

Нынешние страхи вокруг птичьего гриппа вызваны не столько самой этой болезнью, сколько тем, что она может породить

Птичий грипп шагает по планете. Согласно последним сводкам, его уже видели в Германии и Венгрии. Евросоюз запретил ввоз всех экзотических птиц после того, как у помершего в Англии попугая обнаружен зловещий штамм H5N1. В России смелые журналисты пишут о падающих с неба мертвых голубях и о коррумпированных бездельниках из санэпидслужбы, не желающих замечать, как под их носом ушлые дельцы сбывают доверчивым гражданам зараженную птицу.

Ну, что до голубей, то они-то дохнут, скорее всего, от банального (но тоже довольно опасного для человека) орнитоза. А вот зараженной птицы в России действительно хватает: наши чайки и дикие утки буквально битком набиты вирусами птичьего гриппа.

Причем еще в начале прошлого года директор Института вирусологии РАМН академик Дмитрий Львов сообщал, что вот уже несколько лет его сотрудники выделяют от этих птиц в основном штаммы группы H5 (в том числе и пресловутый ныне H5N1). И предсказывал, что какой-то из этих штаммов станет возбудителем новой пандемии птичьего гриппа...

Чтобы разобраться во всем этом, придется вспомнить, что такое вообще вирусы. Их часто путают с бактериями и прочими микробами и даже употребляют слово «вирус» для обозначения возбудителя любой болезни. На самом деле разница между вирусом и бактерией значительно принципиальнее и глубже, чем между бактерией и нами. Вирус – это не организм, не клетка. У него нет обмена веществ, и ученые до сих пор спорят, можно ли его считать живым существом в полном смысле слова.

По выражению знаменитого английского иммунолога Питера Медавара, «вирус – это просто дурная весть в белковом конверте».

Конкретно вирус гриппа представляет собой округлый пузырек из белковых молекул, внутри которого заключено несколько кусочков РНК – гены вируса. Их всего восемь, кодируемых ими вирусных белков – семь, а наиболее важны два: нейраминидаза (N) и гемагглютинин (H). Именно они образуют оболочку вируса и обеспечивают его проникновение в клетку. И по ним же вирус опознается нашей иммунной системой. Каждый из этих белков имеет ряд вариантов, которыми и отличаются друг от друга штаммы вируса: H0N1, H1N1 и т. д. Грозное имя «H5N1» означает просто «штамм с гемагглютинином пятого типа и нейраминидазой первого».

Однако тип ключевых белков не определяет однозначно поведение штамма. В наших утках и чайках вирус циркулирует постоянно, не причиняя им заметного вреда. Но осенью северные птицы летят зимовать в тропики – в том числе в южный Китай и страны Юго-Восточной Азии. В местах зимовки бок о бок друг с другом живет множество птиц разных видов, прилетевших из самых разных районов Евразии. На тех же водоемах плещутся и местные пернатые, в том числе домашние утки и гуси. Все участники этого ежегодного вавилонского столпотворения активно обмениваются вирусами (кстати, у птиц грипп – инфекция кишечная, и заражение им идет не через дыхательные пути, а с пищей). И за несколько месяцев этого обмена безобидные штаммы превращаются в высокопатогенные.

Ничего удивительного в этом нет. Биологам давно известно, что если возбудитель той или иной болезни постоянно циркулирует в одной и той же популяции своих жертв, болезнь постепенно начинает протекать все легче. Во-первых, дарвиновский естественный отбор сохраняет в каждом поколении наиболее устойчивых к данному возбудителю особей. Но еще быстрее эволюционирует сам возбудитель. Ему, как и всякому паразиту, невыгодно убивать своего хозяина – ведь тогда погибнет и он сам. В ряду поколений (а они у вирусов сменяются во много раз быстрее, чем у людей и животных) патогенность такого возбудителя неуклонно снижается – вплоть до полного исчезновения всяких проявлений болезни. Но если этот «перевоспитанный Бармалей» столкнется с новым для него видом хозяина (или даже с незнакомой популяцией все того же вида), он снова начнет убивать.

Именно это и происходит с вирусами, которые наши дикие птицы ежегодно приносят в Восточную Азию. Их жертвами становятся прежде всего птицы домашние, причем уже не только водоплавающие: за последние 40 лет в регионе случилось около 30 крупных эпизоотий птичьего гриппа. Почти всякий раз во время таких вспышек птичьим гриппом заражаются и люди.

Птичий грипп смертельно опасен для человека – доля летальных исходов составляет около 70%. Но, к счастью, люди не передают его друг другу (он же, как мы помним, инфекция пищевая), заражаясь им только от больных птиц. Видимо, когда-то именно таким путем эта разновидность вирусов попала от птиц к человеку. Здесь она сменила специализацию, превратившись из кишечной инфекции в респираторную, и начала собственную эволюцию.

Однако по своему генетическому разнообразию человеческий грипп остался бедной и скудной окраиной гриппа птичьего. У вирусов птичьего гриппа известно 15 типов гемагглютинина и 9 – нейраминидазы. А у их маргинальной ветви, вирусов гриппа человеческого обнаружены только три типа Н и два N. Причем все генетические новинки попадают к «человеческим» вирусам от «птичьих».

Происходит это в организмах хозяев, зараженных одновременно обоими типами гриппа. В принципе таким хозяином может быть и человек, но поскольку птичьим гриппом люди болеют редко (не более нескольких десятков случаев в год во всем мире) и скоротечно, то крайне маловероятно, что кто-то из них успеет подцепить еще и человеческий грипп. Куда лучше для этой цели подходят свиньи, легко заражающиеся и птичьим, и человеческим гриппом. Их зараженные клетки, как захваченные оккупантами заводы, в бешеном темпе штампуют вирусные белки. Вместе с вирусными генами (которые тоже, не теряя времени, копируют и копируют себя) они сами собой собираются в новые вирусные частицы. И нередко под одну оболочку попадают гены разных вирусов. Такой «гибридный» вирус специалисты называют реассортантом.

Какие именно гены достанутся реассортанту от каждого из «родителей» – дело случая. Но при массовом одновременном заражении свиней двумя разновидностями вируса среди прочих вариантов может возникнуть и такой, в котором «птичьи» белки-антигены будут сочетаться со способностью передаваться от человека к человеку.

И тогда катастрофа почти неминуема: новый возбудитель будет заразен, как человеческий грипп, и смертоносен, как птичий. От него не спасут ни вакцины, ни прежние встречи с гриппом – в своем новом антигенном «обличье» он будет неузнаваем для иммунной системы.

Считается, что именно так и возникают великие пандемии гриппа, вроде «испанки» 1918-19 годов, унесшей около 20 млн жизней. Последний раз такое случилось 37 лет назад, в 1968 году, когда в мир явился царствующий по сей день штамм H3N2 – знаменитый «Гонконг». С тех пор вирусологи и инфекционисты всего мира каждый год в страхе ждут его преемника. Уже не раз во время вспышек птичьего гриппа поступали сообщения о случаях передачи его от человека к человеку (что означало бы рождение реассортанта-убийцы), но ни одно из них, к счастью, так и не подтвердилось.

С фронтов нынешней эпизоотии таких сообщений еще не было, да и массового заражения свиней пока тоже не наблюдалось. Но есть другие поводы для тревоги. Во-первых, вспышка развивается явно в неурочное время: не в середине зимы, а осенью. Во-вторых, птичий грипп – не вирусы, а именно болезнь! – объявился в регионах, где его сроду не бывало: в Иране, Турции, ряде российских областей, Восточной и Центральной Европе и даже в Колумбии, отделенной двумя океанами от путей миграции носителей заразы.

Отчасти это можно объяснить погодными аномалиями, изменившими сроки – а возможно, и маршруты – птичьих миграций и приведшими тем самым к контактам дикой и домашней птицы. (Характерно, например, что в России все случаи заражения произошли в личных хозяйствах, где птицы свободно пользуются открытыми водоемами.) Отчасти – нелегальной торговлей зараженной птицей. Выяснить, что же произошло на самом деле, конечно, важно. Еще важнее уберечь людей от заражения птичьим гриппом (и пока это более-менее удается: ни в Европе, ни в России, ни в других новых очагах птичьего гриппа им еще не заболел ни один человек).

Но самое главное – что делать, если в результате нынешней вспышки в самом деле появится вирус-монстр?

Универсального средства, гарантирующего от заражения или хотя бы от смерти, сегодня нигде в мире нет. Когда чиновники ВОЗ сокрушаются о нехватке вакцин, они имеют в виду препараты, созданные на основе непатогенных штаммов H5N1. Кое-какой иммунный фон такие вакцины, конечно, создадут, и проникнуть в привитых ими людей вирусу будет сложнее. Но ненамного: если штамм H3N2 ежегодно ухитряется обманывать нашу иммунную систему простой перестановкой давно знакомых ей белков, то, надо думать, H5N1 справится с этим не хуже. Однако есть и неспецифические средства профилактики: амиксин, побуждающий наши клетки к выработке универсального противовирусного белка интерферона; ремантадин, препятствующий проникновению вирусов через клеточную мембрану; рибовирин, виразол, тамифлю... Есть, наконец, марлевые маски – мы от них еще шарахаемся, а в странах Восточной Азии они уже стали привычной приметой гриппозного сезона.

Главное, что люди могут противопоставить сорвавшемуся с цепи вирусу – это просвещенность, ответственность и хладнокровие. В конце концов, «Гонконг» был не менее смертоносным вирусом, чем возбудитель «испанки», но вызванная им пандемия обошлась человечеству «всего» примерно в 700 тысяч жизней.