29.01.2009 | Галина Ковальская. IN MEMORIAM / Общество

Капитуляции не будет

Успех мирного соглашения зависит от того, удастся ли России и Чечне представить себя победителями

Проект Договора о разграничении полномочий между правительством Чеченской Республики и федеральным правительством вызывает разочарование. Не текст проекта - он мог быть любым. Но поспешность, с которой бросились решать вопрос о статусе Чечни. Это может дорого обойтись и Чечне, и России.

Очевидно, что в названные сроки - "до 30 июня" - вопрос неразрешим. Скорее всего при столь полном несовпадении позиций его на договорном уровне вообще не решить. Зато, как показывает опыт многих наших близких соседей, от Карабаха до Приднестровья, проблема статуса прекрасно поддается замораживанию. И на протяжении нескольких лет, пока каждая из сторон конфликта продолжает использовать свою географическую номенклатуру и печатать свои карты, складывается, вызревает настоящее, наиболее приемлемое и устойчивое "разграничение полномочий".

Грузия с Южной Осетией вернулись к проблеме статуса после пяти лет мирного сосуществования. На подходе Молдова с Приднестровьем.

Нам снова не хватает терпения? Очень хочется "закрыть вопрос" перед вторым туром? Знакомая манера: "подписание до 30-го" наверняка изобрела та же команда, что придумала право- и левоцентристские блоки, вооружение антидудаевской оппозиции, прочие выдающиеся ходы, отличающиеся простотой, прямотой и чрезвычайной эффективностью.

Вдвойне досадно, что эта новая инициатива грозит перечеркнуть едва ли не самый значительный президентский успех.

"Ястребы" за столом переговоров

 

Начало переговоров было ослепительным. Личная встреча с лидером чеченских сепаратистов, да притом такая плодотворная, да притом в Москве, а не где-нибудь на нейтральной территории. Накануне приезда Яндарбиева в Москву наблюдатели гадали: удастся ли выжать из переговоров хоть что-нибудь? Все сходились в том, что особых надежд питать не стоит, но сам факт обоюдного согласия на встречу уже дорогого стоит.

Встреча принесла соглашение о прекращении огня. Подписание состоялось в рекордно короткие сроки - буквально за полчаса.

Зелимхан Яндарбиев еще перед отлетом в Москву публично заявил, что везет предложения, которые "позволят сохранить лицо великой державе". Во время подписания он только перед телекамерами раз пять произнес: "Я совершенно согласен". Те, кому доводилось раньше общаться с ним лично, могут оценить, сколь непривычно звучат в его устах такие слова.

Едва ли не в первый раз с начала войны россияне оказались свидетелями продуманного и подготовленного мероприятия. Ясно, что за легкостью подписания текста - виртуозная дипломатическая работа. Ответственные за организационную часть переговоров тоже оказались на высоте. Даже то, что чеченскую делегацию отрезали от журналистов и не дали ей провести обещанную пресс-конференцию, на сей раз было объяснимо.

Успех мирного соглашения зависит в первую очередь от того, удастся ли обеим сторонам представить себя победителями. Признание собственного поражения - вечный источник реваншизма. Особенно опасный, когда ни одна из сторон не готова к капитуляции.

В менее драматическом варианте этот урок уже проходили. После подписания договора с Татарстаном - того, что теперь ставят чеченцам в пример, - умный Минтимер Шаймиев не мешал Ельцину говорить о сохранении территориальной целостности России, а в Казани недвусмысленно давал понять, что присутствие Татарстана в Федерации - чистая формальность и на самом деле Татарстан юридически закрепляет свою независимость.

Неудачный опыт - прошлогодние грозненские договоренности. Российские силовики чувствовали себя проигравшими. Оппозиция и СМИ твердили, что дудаевцы возвращаются на прежние рубежи и, выходит, федералы воевали зря. Военные при всяком удобном случае жаловались, что это злокозненные политики помешали им "додавить врага". В итоге миф о почти добитом противнике, которого оставалось чуть-чуть "дожать" настолько прочно вошел в общественное сознание, что дальнейшее развитие переговоров стало невозможным.

Ельцинское "Война окончена. Вы победили" не менее значимо для выполнения соглашения, чем последующее предупреждение об ответственности за каждый новый выстрел. Но так же важно, чтобы никто не помешал Яндарбиеву произнести те же слова, обращаясь к бойцам чеченского сопротивления. Две противоположные интерпретации завершения войны должны сосуществовать в двух параллельных мирах, не смешиваясь. Если бы чеченская делегация предстала перед московскими телекамерами раньше времени, произошла бы сшибка этих реальностей и все могло бы рухнуть в считанные дни.

Попытки навязать "Договор о разграничении полномочий" таят в себе куда более серьезную опасность. От сепаратистов требуют капитуляции. Мало того - от них ждут публичного признания в этом.

Бамутский успех позволил российской армии преодолеть горечь предшествовавших унизительных поражений и ощущение бессмысленности происходящего. Но победа эта останется победой, только если ее используют как довод при переговорах. Если война продолжится, триумф обратится в дым: войска уйдут, боевики вернутся. Шатой и Самашки брали дважды, Ведено трижды, Гойское, Гехи-Чу, отдельные районы Грозного - несчитанное число раз.

Федеральные власти твердили, что "с ними" договариваться бесполезно. Что в Чечне одержали верх непримиримые, а все остальные - их заложники. Что ни на какие переговоры они не идут. Оказалось - идут, бегом бегут, только позовите. Соглашение о прекращении огня с чеченской стороны визировали не просто непримиримые, но самые-самые.

Зелимхан Яндарбиев, главный, а по сути дела единственный, идеолог чеченского национализма, всегда смотрел на Москву как на "империю зла". В отличие, кстати, от Дудаева, мечтавшего о личной встрече с Ельциным и до начала войны питавшего к нему трогательную заочную симпатию. Другой член делегации, Ахмед Закаев, известен среди полевых командиров наиболее жесткой позицией. Ширвани Басаев, еще один участник переговоров, менее чем за месяц до встречи в Москве говорил мне, что разговаривать с Кремлем станет не раньше, чем там назовут и осудят убийцу Дудаева. Как выяснилось, гордые слова и антироссийские декларации не препятствуют началу диалога.

Да и по российскую сторону стола не одни голуби-миротворцы сидели. Ни Анатолий Куликов, ни Анатолий Шкирко, ни тем более Михаил Барсуков, прославившийся замечательными обобщениями этнологического характера ("если чеченец не вор, то он бандит, а если не бандит, то убийца"), в пацифистских настроениях не замечены. Впрочем, таковы законы миротворчества: договариваться должны не те, кто любит друг друга, а те, кто между собой воюет. Героями прошлого переговорного этапа стали главный организатор чеченского сопротивления Аслан Масхадов и "палач" Самашек Анатолий Романов.

Для того чтобы забыть вчерашнее "о чем с ними можно?!." и улыбаться друг другу через стол с зеленым сукном, нужны серьезные причины. Ельцинские обстоятельства - на поверхности. Он обещал закончить войну. До выборов осталось всего ничего - сроки поджимают. Более убедительных доказательств верности своему миролюбивому слову не найти.

Мотивы Яндарбиева менее очевидны, хотя и тут особой загадки нет. Малоизвестный литератор, глава немногочисленной Вайнахской демократической партии, он никогда не был харизматическим лидером. В чеченской политической иерархии пост вице-президента весил не много. По существу же, Яндарбиев считался чем-то вроде дудаевского спичрайтера. Ближайшее окружение Джохара его недолюбливало, народ знал плохо. Нежданно-негаданно получив президентский пост, Яндарбиев оказался до некоторой степени в положении Сталина, наследовавшего Ленину. Он вынужден постоянно доказывать свою верность тени предшественника и в то же время соперничать с ней.

В этом смысле приглашение в Москву - царский подарок. Не об этом ли мечтал Джохар с осени 1991-го и до самой смерти? Не признания ли добивался? Вот при Яндарбиеве и состоялось признание: высылают правительственный транспорт, принимают в Кремле. По возвращении из Москвы Яндарбиева приветствовала ликующая толпа.

Проще всего было бы интерпретировать московскую встречу как чисто конъюнктурную акцию. Эдакий обмен подарками между Ельциным и Яндарбиевым, где каждый приобретает больше, чем уступает. В таком случае были бы правы те, кто говорит, что соглашению придет конец если не 17 июня, то уж во всяком случае по завершении второго тура.

По всей видимости, именно так смотрит на дело Аслан Масхадов, едва ли не самый желанный для Москвы партнер. Не случайно же он отказался не только приехать в Москву, но и участвовать в развитии переговорного процесса. В лагере чеченского сопротивления расклад получился парадоксальный. По слухам, против визита в Москву на Совете обороны выступали как раз те, кого кремлевские аналитики привычно относят к "умеренным". Оно и понятно: "умеренные" - естественные оппоненты "радикального" Яндарбиева и не могут одобрять шаги, откровенно работающие на укрепление его позиций.

Как кончаются войны

И все же, если бы все сводилось лишь к взаимопомощи в набирании политических очков, встреча Ельцина с Яндарбиевым вряд ли состоялась бы. Даже самого сильного яндарбиевского хотения было бы недостаточно, чтобы Совет обороны дал "добро". Просто к нынешней весне военный задор иссяк.

Сложилось своего рода динамическое равновесие. Большая часть чеченской территории оказалась под двойным контролем: формально - российским, фактически - боевиков. Разовые успехи тех и других: очередной разгром очередной партизанской базы или очередная засада на очередную армейскую колонну - не меняли баланс сил в целом. С каждым днем все очевидней становилось, что это может длиться вечно, что победить, то есть уничтожить противника или заставить его сдаться, не способна ни одна, ни другая сторона. "По ним лупишь-лупишь,- жаловался российский офицер, - а их от этого вроде еще больше становится". Не сговариваясь с ним, один чеченский боевик печально констатировал: "Понимаете, какая беда. Русские - их очень много. Они никак не кончаются".

Вместе с иллюзиями насчет возможной победы выдыхался и боевой дух обеих армий. Солдаты и боевики все чаще заключали между собой негласные соглашения: мол, мы вас не трогаем и вы нас не обижайте. Сам ход войны подвел к миру. Если бы не "Договор о разграничении полномочий", можно было бы надеяться, что кремлевское соглашение от 27 мая окажется прочным.

Однако на пути урегулирования еще возникнут весьма серьезные препятствия. Едва ли не важнейшее - полное взаимное недоверие сторон. Прошлым летом было иначе. Обе пары (сначала Вольский - Имаев, позже Романов - Масхадов) потому и могли плодотворно работать, что испытывали друг к другу уважение.

Соглашения о прекращении огня нарушаются всегда. Абсолютное их выполнение технически невозможно, пока воюющие стороны не разведены достаточно далеко. Стоит ли говорить, что в нашем случае, когда стороны не просто не разведены, а, так сказать, проникают одна в другую, практически одинаково одеты, да к тому же еще (это, правда, касается только россиян) очень часто нетрезвы, оно будет нарушаться постоянно. При обоюдной готовности подозревать заговор и коварство поди докажи, что случайный выстрел - действительно случайный и не требует шквального огневого ответа или масштабной диверсионной операции.

Серьезные трудности начнутся с обменом "насильственно удерживаемых лиц". Во-первых, у чеченцев есть некоторое количество (никто не знает, сколько) бывших российских солдат, ни за что не желающих возвращаться домой. Кто-то принял ислам, кто-то боится преследований Минобороны, кто-то уверен, что его забьют насмерть бывшие "боевые товарищи". Все эти люди в армейских отчетах значатся пленными или без вести пропавшими, и на их выдаче будут самым жестким образом настаивать.

Во-вторых, система фильтрационных лагерей, в которых содержатся и пленные, и мирные чеченцы, захваченные во время облав, носит полуконспиративный характер и затерялась где-то между ведомствами. Чтобы найти там человека, требуется невероятное количество усилий и денег. По данным Рамазана Абдулатипова, только чеченские матери сейчас разыскивают около двух тысяч сыновей, вывезенных куда-то в Россию. Сам Абдулатипов, с его депутатским статусом, знакомствами и влиянием, не многим сумел помочь. Кто же сумеет найти и обменять всех в десятидневный срок, предусмотренный соглашением?

В-третьих, чеченская сторона добилась включения в соглашение пункта, по которому одновременно с возвращением пленных ликвидируются фильтрационные лагеря. Однако страшно представить себе, как отреагирует чеченское общество, когда поток изувеченных пытками соотечественников разом хлынет в республику. Не исключено, что ненависть и жажда мести на какое-то время окажутся сильнее усталости от войны.

Проклятый вопрос

 

В майском соглашении ничего не говорится о выводе войск. Между тем настоящий мир в Чечне может наступить только после того, как этот сильнейший источник нестабильности будет убран. Собственно, именно вывод войск, а вовсе не материальная помощь главный предмет упований всех чеченцев, от стойкого сепаратиста до самого ярого антидудаевца. Ведь даже Доку Завгаев вынужден клясться на каждом шагу, что сделает все, чтобы войска поскорее ушли.

Однако для того чтобы начать вывод войск, необходимо договориться, как будет организована власть в тех местах, откуда они уйдут. По прошлогоднему договору освобожденные территории переходили в ведение отрядов самообороны, то есть тех же боевиков из числа местных жителей. Именно эту часть летнего договора больше всего хотели бы реанимировать члены яндарбиевской делегации. Однако к сегодняшнему дню в чеченских районах и селах уже существуют, по крайней мере номинально, назначенные Завгаевым главы администрации. Завгаевская "безвластная вертикаль", как и сам Доку Завгаев, держится в большинстве чеченских регионов на русской бронетехнике. Однако пожертвовать Завгаевым и дезавуировать результаты декабрьских выборов, а стало быть, обеспечить приход к власти дудаевцев, Кремль решительно не готов.

Именно вопрос о Завгаеве относится к числу наименее продуманных и проработанных. Жизнь ставит российские власти перед нелегким выбором. Либо "сдать" Завгаева, признав тем самым, что его навязывание Чечне было ошибкой, и отныне общаться лишь с сепаратистами, благо они проявляют уступчивость. Либо продолжать держаться за Завгаева и называть его "законной властью", но тогда не рассчитывать на мир и стабильность в Чечне. У Москвы все еще нет в этом отношении твердой позиции. Не случайно Ельцин 27 мая пошел на яндарбиевские условия, включив Доку Завгаева в состав российской делегации, а на следующий день, в качестве утешительного пряника "главе республики" несколько раз повторил, что надо всемерно укреплять его авторитет.

Нормальным выходом из кризиса власти должны бы стать выборы. Но у чеченцев слишком свеж в памяти фарс 17 декабря 1995 года, который и фальсификацией-то назвать нельзя. Фальсифицировать можно все же некоторые результаты, а тут в большинстве районов даже не потрудились организовать избирательные участки. Нет никаких оснований предполагать, что выборы 16 июня будут хоть чем-то отличаться от декабрьских. Да и вообще свободное волеизъявление невозможно, пока не выведены войска. А войска не могут уйти, пока не прояснен вопрос о власти.

Невольно закрадывается подозрение: не сам ли Доку Гапурович, пытаясь любой ценой убедить Москву в собственной незаменимости, вдохновил ее на эту безумную затею с "Договором о разграничении полномочий"? Ведь если надо будет отчитаться о "всенародном одобрении", без Завгаева не обойтись.

До сих пор в Чечне любая российская победа оборачивалась поражением. Неужели так будет и на сей раз?

Источник: "Итоги", 1996, 4 июня,