Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

29.12.2008 | Нешкольная история

Ягны и другие

Страницы истории моего рода. Работа девятиклассницы из Волгограда Дарьи Сай

   

АВТОР

Дарья Сай — в момент написания работы ученица 9 класса школы № 93 г. Волгограда. Третье место на IX Всероссийском конкурсе исследовательских исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия – XX век». Научные руководители — Светлана Викторовна Воротилова, Анна Алевтиновна Костина

Первые страницы истории Ягнов в России

Одна из ветвей моего рода имеет немецкие корни. Это – ветвь фамилии Ягн.

Массовое переселение немцев началось при Екатерине II. 22 июля 1763 г. она издала Манифест, согласно которому всем иностранцам дозволялось поселяться и жить во всех губерниях России.

Видимо, именно в это время  кто-то из предков Ягнов и попал в Россию. Моя бабушка Светлана Юльевна Тыминская рассказала, что предположительно в конце XVII – начале XVIII веков (скорее всего это произошло в конце XVIII в.) в Россию на Саратовскую ярмарку из одной из областей Чехии, близкой к Германии, приехал некий купец. Имя этого купца не сохранилось. А вот имя  приехавшего с ним сына было Jochan. Он поселился в Саратовской губернии. Русское окружение, по всей вероятности, это имя несколько переиначило, в результате чего за семьёй закрепилась фамилия «Ягн». Прямым потомком Иоганна является Александр, ставший врачом, отличившимся в борьбе с холерой. Был ли он сыном или внуком Иоганна, на данный момент установить не удалось, так как мы пока не располагаем сведениями о дате рождения этого человека.

В Нижнем Поволжье впервые холера появилась в 1830 г. Эпидемия вызвала сильные волнения в народе. Болезнь протекала молниеносно. Люди умирали через 6–12 часов после заболевания. В Саратове умерло до трёх тысяч человек. Всего в Саратовской губернии холера унесла 10 тысяч жизней. Причины болезни не были известны. Полагали, что она передаётся по воздуху. Поэтому люди ходили с завязанными ртами, выпачканные дёгтем и натёртые чесноком. В народе так запомнился этот «холерный год», что многие от него стали отмерять время. Позже вспышки холеры в Поволжье периодически повторялись.

Во время одной из вспышек холеры и отличился Александр Ягн. У себя в земстве он провёл такую профилактическую работу, что во время очередной вспышки у него на участке не было ни одного случая заболевания.

Его усилия были замечены и вознаграждены. По рассказам родственников, император (скорее всего это был Александр II) пожаловал ему титул дворянина и имение в Саратовской губернии Аткарского уезда, вблизи железнодорожной станции Баланда. Имение было названо Ягновкой и очень долго, до самой революции, под этим названием существовало. Александр (?–1900) был женат на француженке Софье Трепте (1820–1890). У них было трое детей: старшая дочь Александра, сын Иван (мой дважды прадед) и младшая дочь Ольга (1862–1943). Таким образом, род Ягнов спустя век довольно прочно закрепился на российской земле, получив преимущества привилегированного сословия, обрёл именное поместье, создав своим потомкам условия для благополучного существования. Думаю, что

потомки Иоганна Ягна, перешагнувшие порог XIX столетия, чувствовали себя настоящими россиянами. Об этом можно судить уже потому, что многие из них – Александр Николаевич, его дети – были последователями учения великого русского писателя Льва Николаевича Толстого.

Семейство Ягн состояло в переписке с Л.Н. Толстым. Об этом я узнала от своей троюродной бабушки Светланы Юльевны Тыминской. Я прочитала некоторые письма, опубликованные в полном собрании сочинений великого писателя. К сожалению, в этом издании представлены только ответы Толстого его корреспондентам. Со слов той же Светланы Юльевны я знаю, что у её отца, Юлия Ивановича, долгое время хранился подлинник одного из писем Л.Н. Толстого. Но он был отдан в один из музеев Санкт-Петербурга (тогда ещё Ленинграда) Еленой Ягн.             

Александр Ягн, будучи 80-летним стариком, в 1898 году послал Льву Николаевичу Толстому свою рукописную статью «Напрасные бедствия и страдания людей». Толстой не смог ознакомиться с этой статьёй по каким-то причинам, о чём выразил сожаление.

Переписку с Толстым вела старшая дочь Александра Ивановича – Александра Александровна Ягн. Всего в собрании сочинений помещено 6 писем к А.А. Ягн. Из контекста одного из них, письма от 3 октября 1906 г., легко понять, что Александра Александровна задавала писателю вопросы о правомерности революции. Толстой отвечал, что участие в революции есть «грубое суеверие, гипноз вроде того, вследствие которого происходили всякие, и детские в том числе, крестовые походы. Люди, делавшие тогда эти глупые и безнравственные поступки, не видали тогда их глупости и безнравственности, так же как теперь не видят революционеры». Толстой проповедовал идею непротивления злу насилием и считал, что, будучи революционером, «нельзя быть правдивым, нельзя быть смиренным и добрым, а надо быть готовым для будущей, мнимо благой цели на всякого рода гадости и совершать их». И потому, считал Толстой, для всех людей, желающих служить Богу и ближнему, есть только одно самое нужное и важное дело – «не подчиниться всеобщему опьянению, удержать в себе высшие человеческие свойства, сознание своих обязанностей перед богом и перед ближними и, вследствие этого сознания, не только не участвовать во всеобщем, как со стороны правительства, так и революционеров преступном сумасшествии, а по мере сил стараться отрезвлять, выводить из охватившего их дурмана несчастных заблудившихся людей, чтобы не дать им окончательно погрязнуть в той восхваляемой ими гадкой деятельности, которой они заняты».

Иван Александрович тоже был последовательным толстовцем. Он женился на крестьянке и стал жить крестьянской жизнью, т.е. сам пахал, сеял и т.п. У него было много детей, но до взрослого возраста дожили четверо: три дочери – Клавдия  (1900–1981), Валентина (1906–1980), Вера (1910–1948) (моя родная прабабушка, которая единственная из дочерей окончила гимназию) и сын.

Младшая дочь Александра Ягна – Ольга получила хорошее воспитание и образование. Знала три иностранных языка, хорошо разбиралась в литературе и философии, играла на фортепиано. Но в личной жизни у неё что-то не складывалось, несмотря на образованность и привлекательную внешность.

Когда Ольге Ягн было уже 35 лет, она решилась на смелый  для того времени поступок: родила ребёнка, не будучи замужем. Отцом ребёнка был двадцатилетний уроженец города Камышина Сергей Фёдорович Кожевников (1874 г.р.) В 1894 г. Сергей Кожевников приехал учиться в Саратов, встретился там с Ольгой Ягн, которая гостила у друзей, и, вероятно, они полюбили друг друга. Дома Ольга скрывала свою беременность, сколько могла, а потом рожать уехала в Саратов. У неё родился мальчик, которого она окрестила Юлием. Её отец Александр был страшно разгневан поведением дочери и запретил  появляться у него в доме. К счастью, через некоторое время он сменил свой гнев на милость, и Ольга вернулась домой уже с ребёнком. Младенца заново крестили уже в местной церкви, но под этим же именем. Отчество ему дали по имени его дяди, родного брата Ольги – Ивана. Интересно, что в личном листке по учёту кадров Юлий Иванович указывал в качестве места своего рождения с. Безобразовку Аткарского уезда Саратовской губернии.

Примечательно, что Ольга, как и все Ягны, живо интересовалась политическими вопросами.

Во всяком случае, Юлий Иванович, упоминая в официальной автобиографии (1960–1964 гг.) свою мать, сообщал, что она была участницей революции 1905 г. Если это так, то она находилась в определённой оппозиции в семье, так как толстовцы осуждали насильственные методы борьбы. Каково было на самом деле участие Ольги Александровны в революции, пока нам неизвестно. То обстоятельство, что Юлий Иванович указывал на факт участия Ольги Александровны в революции, вполне отвечает духу советского времени – демонстрация лояльности к советской власти членов своей семьи. Это было особенно важно, принимая во внимание дворянское происхождение Ягнов. Нужно сказать, что Ягны не скрывали своего дворянского состояния. Так, Юлий Иванович в упоминаемой автобиографии о происхождении матери указал – «из дворян».

 

Судьба ягновских толстовцев

Начало ХХ века – тревожное и трудное время. Российская империя вступила в период социальных потрясений: первая мировая война, революции, гражданская война. Трудно определённо сказать, как Ягны воспринимали революционные преобразования. Думаю, однако, что для всех это время было очень тяжёлым. Сестра Ольги Александровны – Александра и её муж революцию не приняли. Но уехать за границу они не смогли. Как я уже говорила, они были толстовцами. Несмотря на то что Л.Н. Толстой был объявлен «зеркалом русской революции», его реальных последователей советская власть не жаловала. Познакомившись со статьёй О.Ю. Редькиной «Толстовцы Нижней Волги в 1917–1930 гг.», я поняла, каким действительно было отношение советской власти к толстовцам на примере Царицынской губернии. Из этой статьи я узнала, как жили и действовали толстовцы в то время.

Толстовцы попытались воплотить в жизнь идеи устройства гармоничного, ненасильственного, свободного духовного общества.

Свои идеи они распространяли с помощью воззваний. Так, после Октябрьской революции было опубликовано «Воззвание единомышленников Толстого к враждующим людям-братьям». В основном литература и воззвания распространялись толстовцами на железнодорожной станции, где проходили воинские эшелоны. Толстовцы организовывали публичные лекции. Например, в Царицыне они активно проводились с апреля 1919 г. Толстовцы организовывали свои сельскохозяйственные коммуны, в которых совместно выращивали урожай, организовывали жизни, руководствуясь толстовской идеологией. Большинство толстовцев были вегетарианцами, отрицали курение, пьянство, деньги и торговлю, считая, что они разъединяют людей, настаивали на всеобщем равенстве, были убеждёнными сторонниками добровольного труда. Толстовцы вели значительную работу по борьбе с голодом. Так Царицын стал центром, откуда распределялись средства для голодающих всего Поволжья, собиравшиеся толстовцами Московской, Саратовской, Тамбовской и др. губерний. Благодаря их стараниям по всем крупным городам Поволжья были открыты столовые для голодающих.

Уже в период гражданской войны против толстовских обществ начались репрессии.

Они были связаны с тем, что толстовцы отказались участвовать в мобилизации. Несмотря на принятие декретов СНК РСФСР от 4 января 1919 года и 14 января 1920 года об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям, лица, отказывающиеся от военной службы, зачастую подвергались репрессиям (арестам, расстрелам). Многие толстовцы были арестованы и расстреляны.

Можно предположить, что и ягновские толстовцы тоже находились в оппозиции к новой власти. Судьба этой семьи оказалась крайне трагичной. Вначале умер от голода муж Александры Александровны Ягн, а потом она утопилась в пруду, в имении. Как написала в одном из писем Светлана Юльевна, «тогда и не стало Ягновки».

Семья Ивана Александровича Ягна вместе с дочерьми Клавдией и Валентиной, когда начался процесс раскулачивания, буквально сбежала в Ленинград, где их приютили родственники.

Забегая вперёд, скажу, что Клавдия и Валентина пережили ленинградскую блокаду и до самой пенсии работали на заводе рыболовных снастей. Валентина Ивановна часто бывала в Караганде у моего дедушки Масленникова Евгения Максимовича.

 

Масленниковы: испытание раскулачиванием

Старшая дочь Ивана Александровича Ягна в 1925 году вышла замуж за Максима Фёдоровича Масленникова (моего родного прадеда), жителя села Баланды. Семье Масленниковых пришлось пройти через раскулачивание.

Мои родственники вспоминают это время как самый страшный период жизни: «Людей сгоняли с насиженных мест и везли неизвестно куда». Семью Масленниковых вместе с другими раскулаченными семьями Поволжья погрузили в товарный вагон и везли несколько месяцев на восток. Вагоны с раскулаченными неделями стояли в тупиках, будто о них забывали. Многие (особенно дети) умирали, их хоронили наспех на остановках, даже не зная мест, где это было.

В декабре 1932 г. Масленниковы вместе с «товарищами по несчастью» были высажены посреди степи. Позже они узнали, что находятся под селом Осакаровка, в ста километрах от г. Караганды.

Мороз был лютый, за 30 ниже нуля. Люди стали рыть норы в снегу. Никаких орудий труда не было: ни лопат, ни тем более ломов. Во многих семьях, особенно в которых не было мужчин, умирали дети и старики. Спасением для переселенцев оказалось гостеприимство и радушие местного населения – казахов. Они, как могли, помогали.

Когда Масленниковы узнали, что в ста километрах от их поселения находится город Караганда и там есть шахты, на которых можно устроиться на работу, они решили добраться сюда.

Максима Федоровича приняли на работу, выделили в большом длинном бараке место. В этом бараке размещалось много семей. Вскоре Вера Ивановна с сыном перебралась к нему.

Некоторое время мой прадед проработал на шахте. Потом его как более грамотного послали на курсы шоферов. Закончив эти курсы, он до самой пенсии проработал шофером. Менялись места его работы, но профессия была одна – шофёр.

В 1937 году они построили небольшой домик в Караганде. Семья увеличилась. Родился мой родной дедушка Евгений. В 1939 году родился ещё сын – Анатолий, а в 1940 году – четвёртый сын – Юрий.

В самом начале войны Максим Федорович был призван на фронт. Вера Ивановна осталась с четырьмя сыновьями.

Старшему Виктору было 12 лет, младшему Юрию – несколько месяцев. В нашем семейном архиве есть фотография, сделанная перед отправкой Максима Фёдоровича на фронт.

Все во время войны работали, и моя прабабушка тоже. Она принимала молоко, которое привозили в город из сёл, и распределяла его по больницам, детским садам и в госпиталь, который появился в Караганде вскоре после начала войны.

Вокруг Караганды находились «островки» Карлага, в которых отбывали незаслуженное наказание многие заключённые. В основном это были учёные, артисты, инженеры.

В Карагандинском госпитале трудился знаменитый профессор Алалыкин, бывший политзаключённый Карлага. Многим людям он спас жизни. Когда в 1942 году Максим Фёдорович получил тяжёлое ранение в живот и был прооперирован в военном госпитале, у него начались осложнения. Состояние его было критическим, его отправили сначала в один из сибирских госпиталей, а затем – в Карагандинский госпиталь. Там его буквально «вытащил с того света»  профессор Алалыкин. Позже Алалыкин преподавал в Карагандинском медицинском институте. Его именем названа одна из центральных улиц Караганды.

После выздоровления моего прадедушки вся семья Масленниковых была в сборе.

В 1946 году старший сын Виктор уехал учиться в Ленинград. Жил он у своего дяди – Юлия Ивановича Ягна, а учился в Ленинградском институте механизации и сельского хозяйства. После окончания указанного института был направлен на работу в Новгородскую область. Там он работал инженером машинотракторной станции. Отработав три года, он приехал в Караганду. До выхода на пенсию Виктор Максимович работал в Карагандинском педагогическом институте преподавателем физики, теплотехники и высшей математики.

Мой дедушка Евгений Максимович Масленников рассказывал мне, что когда умерла его мама Вера Ивановна (урождённая Ягн), ему было 11 лет. Отцу было трудно с тремя мальчиками (старший Виктор уже учился в Ленинграде). На семейном совете Ягнов в Ленинграде было решено забрать к себе и его, Евгения.

Так  что с 5-го класса и до окончания школы дедушка жил в семье Ягнов. В этой семье был очень строгий распорядок, говорили на нескольких языках. Дед вспоминает, что знаний по немецкому языку ему хватило на все пять лет обучения в институте.

Основная часть жизненного пути моего деда пришлась на середину и конец ХХ века. Он мечтал быть летчиком, как сын Юлия Ивановича Сергей, погибший в первые дни войны. Но так случилось, что из-за ухудшения зрения он с третьего курса был отчислен из летного училища. Однако он не пал духом, закончил строительный факультет Карагандинского политехнического института и стал очень хорошим инженером-строителем. Оказывается, раньше после окончания вузов надо было отрабатывать три обязательных года по направлению института. Так вот, его послали на какой-то небольшой завод железобетонных изделий. Он вывел этот завод в число передовых, работая там главным инженером. После этого его пригласили возглавить работы по строительству крупной промышленной базы в городе Экибастузе. Это второй после Караганды угольный бассейн в Казахстане. А когда завершились работы по строительству этого промышленного комплекса, дедушка работал главным инженером треста «Карагандажилстрой». За время его работы в этом тресте облик Караганды сильно преобразился. Кроме школ, детских садов и других сооружений был построен огромный жилой микрорайон. Дед гордился тем, что все его дома были сданы приёмной комиссии с оценкой «хорошо». И под каждым документом стояла подпись моего деда Евгения Максимовича Масленникова.

После распада Советского Союза дед продолжал строить дома, правда, уже в городе Усть-Донецке Ростовской области, куда семья Масленниковых переехала в 1993 году. Евгений Максимович и сейчас проживает в Усть-Донецке.

Юлий Иванович Ягн

Судьба Ольги Александровны Ягн и её сына Юлия в советский период складывалась более благополучно. Юлию Ивановичу, одному из самых ярких представителей рода, человеку, стремившемуся оставить память о своём роде, я хотела бы посвятить отдельную главу. В нашем семейном альбоме хранятся несколько фотографий Ю.И. Ягна.

Юлий Иванович в 1913 году окончил 1-е Саратовское реальное училище и по конкурсу аттестатов был принят на строительное отделение Петербургского политехнического института, который он успешно закончил в 1921 г.

В годы студенчества он жил у своего двоюродного дяди, который в то время был сенатором.

Во время учёбы Юлию приходилось много работать: в 1917–1918 гг. в качестве контролёра зав. снабжением в продовольственных управах, в 1920–1921 гг. – преподавателем математики на рабфаке родного Политехнического института. Примечательно, что в своей автобиографии, говоря о первой работе, он подчёркивает лояльность к Советской власти: «В период Октябрьской революции  работал в продовольственных организациях Петрограда, входил в состав общегородского Бюро продовольственных работников, поддерживающих Советскую власть». Думаю, работа в «продовольственных организациях Петрограда» помогла физически выжить и сохранить здоровье Юлию Ивановичу. Ведь это было очень трудное время. В 1919 г. Юлий Иванович женился на Анне Павловне Богдановой (1891–1986).

После защиты дипломного проекта молодого инженера Ягна Юлия Ивановича избрали на должность ассистента механической лаборатории политехнического института. В 1929 г. – он доцент, а с1931 г. – профессор. В 1947 г. Юлий Иванович стал доктором технических наук, заслуженным деятелем науки и техники РСФСР.

Блокаду он прожил в Ленинграде, работал экспертом по оценке разрушений от снарядов и бомб в архитектурном управлении города. К сожалению, не пережила блокаду мать Юлия Ивановича, она умерла в 1943 г.

В блокадном Ленинграде семья Ягн, как и все другие семьи, несла тяготы и лишения. Из дома было продано, вернее, обменено на продукты, много ценных вещей. Рассказывают, что Юлий Иванович, чтобы как-то поддержать больную мать, обменял белый концертный рояль на два килограмма конины.

Ещё шла война, а  в послеблокадном Ленинграде в механической лаборатории политехнического института под руководством Юлия Ивановича Ягна проводились работы по восстановлению оборудования и налаживанию учебного процесса. Ю.И.Ягн докладывал директору института С.А. Сердюкову: «Настоящим рапортую о подготовленности лаборатории сопротивления материалов к возобновлению студенческих занятий. Первое занятие состоится в 9 часов в среду 17 мая. Кафедра приглашает Вас посетить лабораторию в день её открытия в указанное выше время».

На сайте «Портретная галерея» я прочла, что «научная работа Ю.И. Ягна, остро чувствовавшего тенденции развития и применения прочностных наук, всегда была направлена на перспективу этого развития. Основные результаты выполненных им и под его руководством исследований обладали мировым приоритетом и сохранили свою ценность до настоящего времени, некоторые из них легли в основу разработанных позднее теорий и методик». Научные достижения Ю.И. Ягна и его школы нашли отражение в большом числе статей, опубликованных в изданиях АН СССР и других отечественных и зарубежных изданиях.

Он был делегатом на 4-м Международном конгрессе по технической механике в Кембридже. Читал лекции в Лондоне, Кембридже, Манчестере.

Все его лучшие разработки применялись на практике. В частности, на основе его исследований были спроектированы уникальные, не имеющие аналогов в мире гидротурбины, был применён оптический метод напряжённого состояния массивных тел при сооружении головы шлюза Волгоградской ГЭС и др.

Когда возникла проблема прочности несущих конструкций Исаакиевского собора в Ленинграде, профессор Ягн руководил работами по укреплению этих конструкций.

Широта его эрудиции поражала: помимо любимой механики и математики он прекрасно знал историю, философию, литературу, владел английским, французским и немецким языками, понимал и хорошо знал классическую музыку.

Благодарные ученики писали о нём: «Юлий Иванович Ягн был из тех учителей, которые оставляют яркий след в душах и мировосприятии». А мы, потомки, гордимся не только его профессиональным успехом и заслугами, но и душевными качествами, добрыми делами, оставшимися в памяти наших родственников.

Он очень мало отдыхал, даже на свою дачу, которая была в Мельничных Ручьях под Ленинградом, наезжал редко. Всегда был строго одет, подтянут. К гостям выходил редко, а если и появлялся, то ненадолго. Моя бабушка Елена Петровна вспоминает, что когда они с дедом после женитьбы впервые приехали в Ленинград, чтобы встретиться с Юлием Ивановичем, заранее его предупредили, и он назначил им день и время встречи: он всегда очень чётко распределял своё время и пространство, так как очень много работал. Все, кто был знаком с укладом дома Юлия Ивановича, вспоминают, что в его кабинет никто из его домашних не допускался (даже уборку там делала только его жена). Дедушка говорит, что кроме книг в кабинете было много икон. Иконы эти перешли к Юлию Ивановичу по наследству. Возможно, одной из причин «закрытости» этого помещения и были иконы, так как в то время проповедовали атеизм и безбожие, а Юлий Иванович был воспитан по-другому.

С семьёй Юлия Ивановича мои бабушка и дед встречались довольно часто, жили у них на даче. Там было всё просто и сердечно. Бабушка любила бывать на даче и в квартире Юлия Ивановича. Особенно ей нравилась обстановка в ленинградской квартире. Бабушка вспоминает, что мебель там была старинная, массивная, резная, со множеством затейливых украшений, кресла и диваны – в чехлах.

Изучая биографию своего прадеда, я обратила внимание на некоторые противоречивые моменты. В автобиографии он указывал на участие его матери в революции, подчёркивал факт своей работы в советских органах по продовольствию в первые годы после революции, но членом Коммунистической партии он не стал, несмотря на то что находился на педагогической работе в высшем учебном заведении, и его научная карьера сложилась весьма благоприятно. С самого начала я обратила внимание и на особенности внешнего облика моего прадеда – длинную «толстовскую» бороду, которую он носил даже в достаточно молодом возрасте.

Позже, разбирая вопрос о толстовских взглядах моих родственников, я предположила, что все эти особенности не случайны. Скорее всего и Юлий Иванович тоже испытал на себе влияние толстовской идеологии, придерживался её, хотя и не афишировал на публике.

* * *

Составив жизнеописание фамилии Ягн и родственных ей семей на основании тех фактов, которые мне удалось собрать, я должна признаться, что история этого рода продолжает меня волновать: в ней осталось ещё много неизведанных страниц.

Так случилось, что фамилию Ягн носит только одна из многочисленных потомков Иоганна Ягна – моя четвероюродная сестра Анна-Кристина Ягн, ныне студентка Санкт-Петербургского государственного политехнического университета, то есть того самого учебного заведения, с которым была связана судьба Юлия Ивановича. Мы, не унаследовавшие фамилию Ягнов, помним о том, что и в наших жилах течёт кровь этого достойного рода, помним заслуги лучших его представителей и постараемся передать эту память нашим потомкам.











Рекомендованные материалы


Стенгазета

Ударим всеобучем по врагу! Часть 2

Алатырские дети шефствовали над ранеными. Помогали фронтовикам, многие из которых были малограмотны, писать письма, читали им вслух, устраивали самодеятельные концерты. Для нужд госпиталей учащиеся собирали пузырьки, мелкую посуду, ветошь.

Стенгазета

Ударим всеобучем по врагу! Часть 1

Приезжим помогала не только школьная администрация, но и учащиеся: собирали теплые вещи, обувь, школьные принадлежности, книги. Но, судя по протоколам педсоветов, отношение между местными и эвакуированными школьниками не всегда было безоблачным.