27.10.2008 | Нешкольная история

Дело, которым не гордятся

Работа девятиклассницы Полины Троцкой из г. Шахты Ростовской области

АВТОР

Полина Троцкая — ученица 9 кл. школы № 26 г. Шахты Ростовской области.

Третье место на Всероссийском конкурсе исследовательских исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия – XX век».

Научный руководитель — М.А. Цырульникова

Мне трудно было понять, как можно было осудить такое количество людей, обвинить их в шпионаже, которого не было, как можно было причислить к вредителям людей, которые добывали так необходимый тогда стране уголь.

Почти у каждого из нашего класса деды, и даже у некоторых отцы, работали на шахтах города до того, как они были закрыты. По их рассказам я представляю, что такое шахтерский труд.

Время действия: 1928-1929 года ХХ века.

Место действия: г. Шахты (бывший Александровск-Грушевский) – город, районный центр в Северо-Кавказском крае, станция Юго-Восточной железной дороги под названием Шахтная.

Впервые о рабочих волнениях в городе Шахты в ноябре 1923 года сообщил «Социалистический вестник».

Рабочие шахтеры Власовско-Парамоновского рудника под руководством члена РКП (б) Капустина, попытались поставить перед властью ряд вопросов, потребовав их незамедлительного решения. Шахтёры заявили о своих правах и выдвинули Петицию из 12 пунктов, которые содержали требования улучшения экономических условий труда, повышения зарплаты, соблюдения техники безопасности, развития самоуправления. Была организована забастовка и манифестация. Около 10 тысяч шахтёров двинулись к зданию ГПУ, где были встречены отрядом вооруженных солдат. Несколько человек были ранены, об убитых «Вестник» не сообщает. Активисты были арестованы. О дальнейшей судьбе Капустина ничего не известно. Волнения же стихли ввиду изменения административной принадлежности Шахтинского района и последовавшей смене руководства. Вскоре в Шахты прибыл прокурор Hиколай Крыленко, который пообещал разобраться в ситуации – найти и предъявить пролетариям виновников их бед. Давая это обещание, Николай Васильевич вряд ли подозревал, что через пять лет он будет главным обвинителем показательного суда над шахтинскими инженерами.

Следующий всплеск недовольства приходится на май 1927 года.

Об этом свидетельствует закрытое письмо в ЦК заместителя секретаря Шахтинского Донского окружкома Кравцова, от 20 мая 1927 года. Он обращал внимание  на рост волнений в рабочей среде по поводу введения новых повышенных норм и пониженных расценок по новому коллективному договору, в результате которого реальная заработная плата рабочих упала почти вдвое. Ситуация побуждала рабочих искать конкретных виновников. Таковыми в глазах шахтёров были старые специалисты-инженеры. В этой связи Кравцов пишет, что среди  рабочих проявляются «спецеедческие» настроения, которые выражаются в резкой форме.

<…>

Прочитав учебник по истории России этого периода, я поняла, что появление «Шахтинского дела» было неслучайным.

Ведь конец 1920-х годов, стал временем «великого перелома». Руководство страны во главе со Сталиным отказывается от НЭПа и делает ставку на строительство социализма любой ценой. Задача быстрой трансформации отсталой сельскохозяйственной страны в индустриальную державу была привлекательна и отвечала устремлениям трудящихся масс. Но осуществлялась она за счёт преодоления сопротивления отдельных слоёв населения, превращения их в зэковские трудармии системы ГУЛАГа и за счёт эксплуатации энтузиазма основной массы трудящихся. Стратегическое планирование осуществлялось на основе взвинчивания плановых заданий, что влекло постоянные сбои на производстве. Старая техническая интеллигенция скептически восприняла сталинские планы и по мере возможности сопротивлялась их внедрению. Большевистскому руководству же нужны были инженерно-технические кадры, претворяющие их замыслы на практике без лишних рассуждений. Это обусловило критику старой технической школы как «буржуазной», административные гонения и репрессии специалистов, не разделявших идеи большевизма. Первым и по времени, и по значению, и по событиям стало «Шахтинское дело».

В изданном в 1983 году Советском энциклопедическом словаре статья «Шахтинское дело» выглядит так: «Шахтинское дело, судебный процесс 18.5.-6.7 1928 в Москве над участниками контрреволюционной вредительской организации. Действовала в Шахтинском и других районах Донбасса с 1923 года по заданиям белоэмигрантского «Парижского центра». Пять участников, инженеры и техники, связанные с бывшими владельцами шахт, были приговорены к расстрелу, остальные - к различным срокам заключения».

Возникает  вопрос, почему именно Шахты, наш, провинциальный городок стал центром вредительства?

Почему именно наш город был выбран для показательного процесса над инженерами и специалистами, хотя факты бесхозяйственности имелись по всей стране?  Вероятно, это была совокупность ряда причин. Как говорилось выше, всплески недовольства шахтеров против власти большевиков были в нашем городе и в 1923 и в 1927 годах. То есть у ОГПУ уже был свой счёт к горнякам. К этому недовольству прибавлялись и следующие причины, о которых известно из материалов, характеризующих состояние угольных шахт Донбасса, представленных в экспозиции музея угольной промышленности Дона:

• отсталость технической оснащенности угольных рудников;

• низкая дисциплина рабочих, их низкий образовательный и культурный уровень, злоупотребление алкоголем, большое количество прогулов;

• обострённые отношения между рабочими и специалистами по поводу различий в оплате труда;

• активность ростовских работников ОГПУ;

• многие специалисты работали раньше у дореволюционных шахтовладельцев, некоторые из них были владельцами рудников до революции;

• гонка за выполнением и перевыполнением планов и норм в ущерб безопасности, что приводило к росту аварийности и травматизма.

<…>

Первоначально была арестована небольшая группа инженеров.

<…>

В дальнейшем после оговоров и «признаний» аресты продолжились, всего было арестовано 53 специалиста.

Многие из этих фамилий, показались знакомыми.

Нет, я ничего раньше не слышала об участниках Шахтинского дела, но всё-таки фамилии были на слуху. Я открыла телефонный справочник города и начала просматривать фамилии абонентов городской телефонной сети. Оказалось, что такие фамилии, как Антонов, Бабенко, Березовский, Чернокнижников, Некрасов, Никишин имеются в телефонном справочнике, там они повторяются не один раз.

Я попросили одноклассников помочь мне и обзвонить этих людей. Оказалось, что среди людей, носящих эти фамилии, есть родственники участников процесса. Но как же было велико огорчение, когда стало понятно, что почти никто из них, в основном это были люди после 40 лет, не могли помочь нам в наших поисках. Почти никто не обладал никакими сведениями о том процессе, кроме каких-то смутных воспоминаний. Ни у кого не было и документальных подтверждений или каких-либо снимков.

Старейшие жители Артёмовского района оказались более памятливы. Расспрашивая пожилых людей, в том районе, где проживает моя бабушка, выяснила факт, что многие семьи осуждённых, которые проживали в пос. Артёма, по воспоминаниям жителей, покинули город. Жители улицы Артёма показали дома-коттеджи, где жили инженер Казаринов, заведующий шахтой Артема И.Г. Горлов. На этой же улице проживали и германские специалисты: М.К. Майер, Э.Э. Отто, В.И. Бадштибер.

Конечно же было обидно, что практически не было найдено правдоподобных  устных свидетельств о событиях того периода.

Директор центра хранения архивных документов нашего города С.А. Новиков сказал нам, что это не удивительно, так как в то время, старались не оставлять даже следов памяти о тех людях, которые признавались вредителями. Но оставалась еще пресса тех лет, которую он подготовил, и я постаралась внимательно её изучить.

И. В. Сталин. «О работах Апрельского объединенного пленума ЦК и ЦКК» (13 апреля 1928 года):

«...Факты говорят, что шахтинское дело есть экономическая контрреволюция, затеянная частью буржуазных спецов, владевших раньше угольной промышленностью.

Факты говорят далее, что эти спецы, будучи организованы в тайную группу, получали деньги на вредительство от бывших хозяев, сидящих теперь в эмиграции и от контрреволюционных антисоветских капиталистических организаций на Западе.

Факты говорят, наконец, что эта группа... действовала и разрушала нашу промышленность по указаниям капиталистических организаций на Западе. <…> …мы имеем здесь дело с экономической интервенцией западноевропейских антисоветских капиталистических организаций в дела нашей промышленности. <…> Могли ли у нас организовать шахтинское дело некоторые буржуазные спецы, бывшие шахтовладельцы, без финансовой и моральной поддержки международного капитала, без перспективы на то, что международный капитал может помочь им в деле низвержения Советской власти? Конечно, не могли бы. Мог ли международный капитал организовать у нас экономическую интервенцию, вроде шахтинского дела, без наличия у нас буржуазии, в том числе некоторой группы буржуазных спецов в нашей стране, готовых утопить Советскую власть в ложке воды? Ясно, что не мог бы. Есть ли у нас вообще такие группы буржуазных специалистов, готовых идти на экономическую интервенцию, на подрыв Советской власти? Я думаю, что есть. Я не думаю, чтобы их могло быть много. Hо что у нас существуют некоторые незначительные группы буржуазных контрреволюционных специалистов, гораздо более малочисленные, чем это имело место во время военной интервенции,-- в этом не может быть сомнения.

Соединение этих двух сил и дает почву для экономической интервенции в СССР. В этом именно и состоит классовая подоплека шахтинского дела...»

Сталину во что бы то ни стало, надо было найти людей, на которых можно было бы направить волну недовольства, которая росла среди населения. Ведь это могло вызвать у трудящихся сомнения в успехе строительства того светлого будущего, которое обещали построить большевики.

<…>

Нам удалось найти воспоминания Ф.С. Кузнецова, проходившего по  «Шахтинскому делу» в качестве свидетеля. Ф.С. Кузнецов с 1923 по 1953 год работал в органах ОГПУ г. Шахты.

<…>

«1926 г. Меня пригласил к себе начальник уездного ОГПУ Орлов <…> и сказал нам - секретным  сотрудникам, чтобы мы с С.М. Голохвастовым помогли разоблачить меньшевиков и эсеров, так как в Шахтинском горном районе ежедневно появляются листовки, разного рода провокации, убивают рабочих-шахтеров, портят механизмы и оборудование, на заборе пишут: «Спасайте Россию». На шахте имени Артёма вредители оборвали клеть и 30 человек погибли. Таким  образом, в тяжелые экономические времена на Коммунистическую партию большевиков набросились контрреволюционеры, вредители, меньшевики, эсеры и прочее кулачье и мародёры, которые старались уничтожить Советскую власть. Орлов дал нам задание с 10 часов вечера до двух часов ночи обходить нужные места, особое внимание обращать на дома администрации рудоуправления и строго прислушиваться ко всему, что делается за окнами, где горит свет».

Я вновь побывала на улице, которая носит имя Артёма, где до сих пор стоят дома, где жили инженеры. <…>Вновь побеседовала с жителями, сравнила их воспоминания с фотографиями из музея. По их словам, на улице мало, что изменилось: расположение домов осталось прежним, хотя они сами, конечно же, выглядят по иному. Но по-прежнему, вечерами, когда в домах горит свет, и окна открыты, не составит труда подслушать то, о чём говорится в доме за занавеской.

<…>

Я задалась вопросом, а кто же они эти вредители? И на самом ли деле на шахтах нашего города наблюдались факты вредительства? В Музее угольной промышленности Дона, который располагается в нашем Артёмовском районе, нам удалось узнать о состоянии угольной промышленности региона в этот период. Дело обстояло таким образом, что на угольных шахтах ЧП случались чуть ли не ежедневно. Постоянные поломки оборудования, обвалы, прогулы рабочих были бичом угледобычи. Правда, к вредительству это не имело никакого отношения. Все было проще: большая часть рабочих не имела никакой квалификации и в совершенстве владела лишь ломом и лопатой. Впрочем, новую технику закупали, только работать на ней было некому.

Низкая квалификация, помноженная на лозунги о том, что залог успеха -- пролетарские натиск и смекалка, давала результат в виде бесконечных аварий.

И  вот этот хаос решили объяснить кознями враждебных элементов. Провести границу между ошибкой и сознательным вредительством всегда сложно. Поэтому в 1927 году ОГПУ издало приказ, который приравнивал «небрежность как должностных, так и прочих лиц, в результате халатности которых имелись разрушения, взрывы, пожары и прочие вредительские акты» к государственному преступлению. Ошибка была объявлена преступлением, а по пролетарским понятиям, в любой аварии виноват не рабочий, а классово чуждый инженер, разговор с которым должен быть коротким. Тот же приказ требовал «предоставить право ОГПУ рассматривать во внесудебном порядке, вплоть до применения высшей меры наказания... дела по диверсиям, поджогам, пожарам, взрывам, порче машинных установок, как со злым умыслом, так и без умысла». Таким образом, этот документ стал юридической базой для преследований инженеров, которых теперь можно было обвинять во всех авариях и просчетах. А поводов для обвинений было более чем достаточно. Донбасская отраслевая газета «Молот» в 1928 году писала, что многочисленные ЧП «шахтинские контрреволюционеры» объясняли, прикрываясь словом «неполадки». Заметим, что именно в Донбассе проводились основные мероприятия по идеологическому обеспечению индустриализации. В 1935 году там появился трудовой герой, образец для подражания Алексей Стаханов, а в 1928-м Донбасс представил всему миру врага, по вине которого успехи советской экономики оказались не такими впечатляющими, как могли бы. То есть мы можем сделать обоснованный вывод – никакого вредительства на шахтах нашего города не было!

Один из «главарей» «шахтинского заговора» - инженер Матов, осужденный по шахтинскому делу, вскрывая причины зарождения и развития вредительской шахтинской организации, говорил:

«Октябрьская революция была мною и рядом других лиц (Матов имеет в виду инженерно-техническую среду. - А.В.) воспринята как нечто неожиданное, нечто непонятное... Я и многие другие инженеры, занимавшие аналогичное моему положение или уже достигшие известного материального благополучия, в сущности были при старом строе совершенно обеспечены; наша будущность была тоже совершенно обеспечена. Будучи директором рудника или управляющим, или даже главным инженером, получая значительный оклад - я в 1916 г. получал 1000 рублей жалования в месяц и мог рассчитывать на премии в несколько тысяч рублей, - мы были совершенно спокойны за наше будущее. Наше будущее было совершенно определенно.

...Октябрьская революция внесла в нашу жизнь нечто неясное и что-то такое, что, во всяком случае, было трудно учесть, к чему было трудно подойти, что было трудно осознать и понять, - во всяком случае, она внесла что-то такое, что перевернуло вверх дном все наши привычки, весь наш уклад жизни, который казался нам нормальным...»

Такие же показания о себе давали и другие подсудимые шахтинцы. Так, на суде инженер Калганов сказал:

«Раньше мы принадлежали к категории работников, резко выделявшихся по уровню материального благополучия; наша служба давала нам покой и более или менее хорошее общественное положение, а после революции мы разделили общее положение со всеми; особых привилегий не давалось, а нужда, имевшая место в годы гражданской войны и в первый период восстановительной работы, не могла нас настроить к советской власти благоприятно. Влияние имело и следующее обстоятельство: техническая интеллигенция, по сравнению с другими группами интеллигенции, была гораздо ближе к промышленному капиталу по самому своему положению. Даже не имея собственных капиталов, мы все же как-то интенсивнее интересовались существом именно капиталистических отношений в тех предприятиях, в которых мы работали. При капиталистическом строе мы являлись в известной степени обер-офицерами капитала, если можно так выразиться. Именно через нас капитал осуществлял свойственную и неизбежную при капитализме эксплуатацию рабочих, а это, в свою очередь, порождало уже известную идеологию, которая резко отделяла нас от рабочих, противопоставляла нас им. Радикальное изменение этого порядка после революции многих выбило из колеи; для многих из нас было очень трудно переменить свое мировоззрение и особенно проявить его на деле. Все эти причины и предпосылки создали для меня и других те побудительные мотивы, которые заставили нас стать на враждебный для пролетариата и советской власти путь».

«Одной из причин моей несимпатии к советской власти, - говорил подсудимый Братановский, - была боязнь, что эта власть способна только разрушать, а не созидать...»

«Мои настроения, - говорил о себе шахтинец инженер Горлецкий, работавший до революции директором-распорядителем Донецко-Грушевского акционерного общества, - не отличались от большинства остальных специалистов - я тоже не верил в то, что советская власть просуществует долго. Все мы думали, что советская власть (большевики) не сумеет восстановить и сельское хозяйство. Я считал, как и многие из интеллигенции того времени, что развалившуюся промышленность и хозяйство страны советская система и власть восстановить не смогут...»

Тем не менее все участники слушаний понимали, что результат предрешен, поэтому ни обвиняемые, ни их защитники не предпринимали никаких попыток добиться оправдательных приговоров.

Адвокаты не ставили под сомнение сам факт существования подпольной контрреволюционной организации, но напирали на то, что их подзащитные оказались в ее рядах по недоразумению, а сама организация фактически бездействовала. Сохранилась запись слов адвоката, обращенных к одному из обвиняемых: «Не стану вас успокаивать: вашего признания вполне достаточно для расстрела. Спасти вас может только то, что вас много – 50 человек не расстреляют, не расстреляют и 20, расстреляют, конечно, главарей, и вам можно рассчитывать не попасть в их число. О сроках наказания говорить не стоит, лишь бы удалось избежать высшей меры». Наиболее искренне и ярко прозвучали выступления шахтеров, которые рассказывали о тяжелых условиях труда, низких зарплатах и плохой технике безопасности. Они говорили чистую правду, а задачей обвинителей было доказать, что во всем этом виноваты именно сидящие на скамье подсудимых инженеры.

Подготовка процесса сопровождалась шумной рекламной кампанией. Hа всех предприятиях проходили митинги, их участники принимали гневные резолюции. Гнев был вполне искренним - людям наконец-то стало ясно, кто виноват в том, что они живут в нужде. Общее настроение выразила работница одной из шахт: «Посадили – это хорошо, но плохо будет, если не расстреляют!»

Не дожидаясь решения суда, пролетариат начал сам разбираться с классовым врагом. Случаи избиения руководителей производства были не единичны.

Ненависть к «начальству», к тем, чьим рабочим инструментом является не лом, а канцелярские принадлежности, сплотила массы. Секретные сводки ОГПУ сообщали, что «оторвать головы спецам» хотят и пролетарии-коммунисты, и беспартийные. Я ознакомилась с газетами того периода. Во всех газетах печатались репортажи из зала суда. Областная газета молот за этот год пестрит заявлениями ТАСС. Впечатляют заголовки: «Инженеры требуют сурового наказания вредителям», «Раскрыт заговор контрреволюции в Донбассе», «Вредителям нет пощады», «Свои люди» в контрразведке» и др. Во всех газетах приблизительно одно и то же, удивительная вещь пропаганда, ведь именно со страниц газет неслось то печатное слово, которому искренне верили жители огромной страны, и считали, что в нашем городе действительно действовала тайная контрреволюционная организация. Я задавалась вопросом, как можно было обмануть многомиллионный народ? И не находила ответа. И вновь внимательно читала материалы из газет того времени.  Особенно меня заинтересовали публикации областной газеты «Молот», в которой  постоянно печатались репортажи с заседания суда и в частности материалы допросов обвиняемых и свидетельские показания рабочих шахтинских рудников.

Суд открылся в Колонном зале Дома Союза  18 мая 1928 года и продолжался до конца июля (41 день). Как пишет в своей монографии профессор Кислицын, «Для организации процесса были привлечены известные прокуроры Н.В. Крыленко и Г.К. Рогинский. Руководство работой суда возглавил ректор МГУ А.Я. Вышинский.

Какие же обвинения были выдвинуты в суде?

• Пустили в эксплуатацию ряд нерентабельных шахт («Красненькая», «Фрунзе», «Гагро», «Землячка») с затратой крупных сумм денег на их восстановление;

• Затопили шахту Ново-Азовскую;

• Пытались взорвать шахту им. Воровского;

• Получение значительных сумм из-за границы на ведение вредительской деятельности;

• Сохраняли веру в приход старых «законных хозяев»;

• Стремились сохранять угольные запасы, путем создания всяческих помех для их добычи;

• Врубовые машины ставились на слишком твердые пласты, чтобы быстрее изнашивались;

• Установление режима халатности на рудниках;

• Многие представители контрреволюционной организации выступали с рационализаторскими предложениями, что, по мнению следствия, характеризовало их как сильных конспираторов и маскировщиков;

• Ухудшение качества угля, путем плохой сортировки;

• Торможение рабочего законодательства;

...и т.д., и т.п.  (список приведен по материалам из Интернета).

А были ли они на самом деле виноваты в том, в чём их обвиняли?

Никаких улик, изобличающих арестованных специалистов, чекистами добыто не было.

Корреспондент «Юнайтед пресс» Юджин Лайонес писал:

«Те  немногие, кто настаивал на своей невиновности, представляли особый интерес для зрителей. Они были зажаты в угол, их спины сгорблены, в голосе паника. Отвечая на язвительные вопросы прокурора, они тут же опровергали заявление сидящих рядом на скамье подсудимых. Они внимательно прислушивались к тому, что говорил судья, тут же что-то говорили сами, запинались, и в конце концов замирали. Истощенные, запуганные, они смотрели в зал, словно впервые осознавая, что здесь еще кто-то есть. Вот это было зрелище!»

Обещая обвиняемым смягчения их участи за «нужные» показания, следователи шли на такой подлог якобы из «идейных» соображений: «необходимо мобилизовать массы», «поднять в них гнев против империализма», «повысить бдительность». В действительности же эти подлоги преследовали одну цель: отвлечь недовольство широких масс трудящихся от партийного руководства, поощрявшего гонку за максимальными показателями индустриализации. Пыток во время следствия тогда еще не применяли, но «конвейер», то есть многочасовые допросы без сна, практиковался постоянно. Однако, несмотря на давление судей и всей советской общественности, 23 из 53 обвиняемых отказались признать себя виновными, 10 признали вину лишь частично. Сталинская репрессивная машина только набирала обороты.

Известный историк М. Гефтер рассказывал, что его знакомый в перерыве заседаний спустился вниз, а в двух шагах от него стояли Бухарин и Крыленко.

Бухарин говорит Крыленко: «Но ведь тут концы с концами не вяжутся», а тот ему: «Николай Иванович, но ведь решено!» 

Из этого можно сделать вывод, что еще до вынесения приговора суда факты были установлены, акценты расставлены, выводы сделаны... Вся последующая судебная процедура заведомо превращалась в фикцию.

<…>

Единственное, в чем, на мой взгляд, можно было обвинить специалистов – это в том, что они не желали активно участвовать в советской жизни. Но, по сути, и в этом их обвинять было, наверное, нельзя, ибо они были живыми остатками прошлой благополучной жизни. И точно так же, как некоторые современные ветераны с ностальгией вспоминают сталинизм и «отца всех народов» Сталина, так и старые специалисты с тоской вспоминали дореволюционную Россию и не могли принять Советскую власть.

<…>

Современные историки и публицисты, изучавшие судебный процесс над шахтинцами находят в нём много подозрительного.

Роберт Конквест в «Большом терроре» пишет, что только десять обвиняемых полностью признали свою вину, шестеро признали ее частично. Других доказательств не было.

По другим сведениям (Кислицын С.А. Шахтинское дело. Начало сталинских репрессий против научно-технической интеллигенции в СССР. Ростов-на-Дону, 1993.), двадцать три обвиняемых отказались признать себя виновными. Процесс характеризовался необъективностью судей. Относительность показаний любых свидетелей Вышинский возвел в абсолют, и считал верными только те свидетельства, которые подтверждают обвинение. Обвинительная сторона стремилась не допустить ненужных свидетелей на процесс, проведения технических и других экспертиз. Конквест описывает, как происходило это инсценированное судилище. На суде были оглашены письменные признания. Они представляли всех подсудимых как соучастников преступлений, в том числе и нескольких из тех, кто не признался. Один из обвиняемых, Некрасов, отсутствовал. Как объяснил его адвокат, он «страдал галлюцинациями», т.е. иными словами, в результате пыток сошел с ума. Другой обвиняемый, Бабенко, попробовал взять обратно свое признание. Его продержали в застенках почти год. Крыленко кристально вгляделся в него, потом спокойно спросил: «Вы хотите сказать, что вам угрожали?» Бабенко поколебался и ответил: «Нет». Третий обвиняемый, Скорутто, последовательно отрицал свою вину. Однажды вечером объявили, что он нездоров и не может присутствовать. На следующее утро в зал ввели «серую дрожащую фигуру»; он заявил, что прошлой ночью признал свою вину и вину других. Из публики раздался крик: «Коля, родной, не лги! Ты же знаешь, что ты невиновен!» Скорутто зарыдал и упал на скамью. После десятиминутного перерыва его ввели снова, и он продолжил, что хотя ночью он подписал признание, сегодня утром он взял его назад. Крыленко перешел в атаку. Под интенсивным допросом Скорутто рассказал, что не спал восемь ночей подряд и, в конце концов, оклеветал товарищей, а они оклеветали его. Ему казалось, что суд отнесется к нему снисходительней, если он признает свою вину. Но вины за ним нет. На следующее утро Скорутто подтвердил свою вину и объяснил, что это его жена своим возгласом поколебала его решение признать свою вину. Четвертый обвиняемый на очередное заседание суда не явился, и было объявлено, что он покончил самоубийством, т.е. скорее всего, погиб под пытками. Побывавшие на суде иностранные журналисты писали, что все эти странности «позволяют только смутно догадываться о воздействии пережитых ужасов…»

<…>

В ходе изучения материалов по шахтинскому делу, меня также больше всего поразила трагическая история семьи Колодуб. По делу проходили два брата, один из которых раньше был  шахтовладельцем.

<…>

Интересен тот факт, что в областной газете «Молот» за 1928 год, фамилии братьев Колодуб, упоминаются чаще всего.

Всего за два месяца 1928 года в газете «Молот» было опубликовано 12 статьей и 6 репортажей, касающихся братьев Колодуб. Небезынтересны названия «Колодубовская палка», «Колодуб уличается во лжи». В этой статье рассказывается, что Емельян Колодуб избивал рабочих.

Автор статьи пишет: «Емельян Колодуб елейным голосом начинает свои показания с довольно странного для него утверждения…». Уже этой фразой автор ставит под сомнение всё, что будет говорить обвиняемый. Колодуб говорит: «Раньше говорили: «С сильным не борись, с богатым не судись». А рабочие были и не сильны и не богаты. Поэтому положение их было бесправное и тяжелое.

Затем суд начинает выяснять то, каким шахтовладельцем был Е. Колодуб до революции, и снова автор статьи даёт свой комментарий. Емельян Колодуб утверждает, что на его рудниках рабочим жилось гораздо лучше, чем на других. «Я никогда и никого не только палкой, пальцем не тронул, тем более что по натуре своей, я не воинственный и не жестокий человек», - говорит Колодуб. Журналист дает свой комментарий. По его мнению, нахальство Колодуба переходит все границы. Слова Колодуба остаются не услышанными, суд по-прежнему утверждает, что Колодуб избивал рабочих. Если показания человека в газете извращались вовсю, то, что  же происходило тогда на допросах в НКВД?

Как я упоминала выше, один из обвиняемых отсутствовал в зале суда, так как «страдал галлюцинациями», другой покончил с собой во время процесса. Некоторые подсудимые взяли назад свои признания, сделанные на предварительном следствии, но затем под давлением обвинителя вновь подтвердили их.

Что же касается братьев Колодуб, неожиданно суд вдруг занялся выяснением личных отношений младшего брата Андрея с сыном. Подсудимый сказал, что сын его – комсомолец – ушел из дому, так как ему удобнее жить на руднике. Отношения с сыном вполне нормальные. Отец находился в тюрьме и не знал, что в газете «Молот» под заголовком «Сын Андрея Колодуба требует сурового наказания для отца-вредителя» было опубликовано письмо его сына.  В городской газете «Красный шахтёр» также появилась статья «Считаю позорным носить имя Колодуба». Текст статьи привожу дословно: «Редакция газеты «Красный Шахтёр получила письмо от сына обвиняемого по делу  экономической контрреволюции в Донбассе инженера Колодуба, Кирилла Колодуба. Он пишет: «В связи с контрреволюционным заговором и предстоящим судом над заговорщиками, прошу редакцию поместить следующее:

«Являясь сыном одного из заговорщиков, Колодуба Андрея и будучи комсомольцем и активным строителем социализма в нашей стране, я не могу спокойно отнестись к предательской деятельности  своего отца и других преступников… Зная  всегда своего отца как ярого врага и ненавистника рабочих, присоединяю свой голос к требованиям всех трудящихся жестоко наказать контрреволюционеров. Не имея семейной связи с Колодубом уже около двух лет и считая позорным носить  дальше фамилию Колодуба, я меняю её на фамилию Шацкий

Рабочий шахты «Пролетарская Диктатура» Кирилл Колодуб».

Интересен  факт неточности. В «Молоте» опубликовано, что фамилия меняется на фамилию Шахтин, а в «Красном шахтере» на – Шацкий. Из этого напрашивается вывод, а не было ли это письмо фикцией?

Долгое время по стране гулял миф, что, благодаря вмешательству доброго Сталина, всех осужденных помиловали.

На самом деле 9 июля 1928 года инженеры Николай Кржижановский, Николай Бояринов, Николай Горлецкий (виновным себя не признал), Семен Будный и Адриан Юсевич (виновным себя не признал) были расстреляны.

Решением суда четверо обвиняемых (в том числе два германских подданных) были освобождены и четверо (в том числе один германский подданный) приговорены к условным срокам наказания. Остальные — к лишению свободы сроком от 1 до 10 лет с поражением в правах на срок от 3 до 5 лет.

Итак, приговор вынесен и приведён в исполнение, политический фарс окончен.

А что же дальше?

Именно в замене профессионалов преданными выдвиженцами и заключалась хозяйственная целесообразность шахтинского дела, о которой писал Вышинский. Наступала эпоха великих строек силами заключенных.

И чтобы руководить ими, блестящее образование не требовалось. Необходимы были преданность власти, готовность, не рассуждая, выполнять приказы партии.

Современные историки считают, что история осуждения 50 инженеров и техников из шахтёрского городка на юге России приобрела усилиями властей огромное политическое значение. причиной политизированного судебного процесса стала потребность политического режима дискредитировать не только старую интеллигенцию, но по мнению профессора С. Кислициына, весь процесс был направлен также и на большевистскую прослойку интеллектуалов во главе  с Н.И. Бухариным. «Шахтинское дело» ознаменовало ужесточение государственной политики в отношении к интелегенции.

<…>

Кто виноват?

Власть приложила все усилия, чтобы путем идеологической пропаганды вбить в головы людей те мысли и понятия, которые были необходимы самой власти. И, безусловно, большая роль в этом деле отводилась СМИ и журналистам.

Факты говорят, что нередко после этого дела, поверив всей пропаганде, рабочие отказывались выполнять распоряжение инженеров, квалифицируя их как вредительство. Многие инженеры стали уходит с шахт. Поэтому в ноябре 1928 года хозяйственные организации обязали инженеров и техников дать подписку о невыезде и о том, что они не могут менять место работы. Планы первых пятилеток так и не были выполнены.  Власть бросила все силы на воспитание нового советского поколения научно-технической интеллигенции. Образование давалось ускоренное и некачественное, а проблему невысокого уровня техники, позволял снять массовый труд на основе энтузиазма. На фотографиях, хранящихся в нашем музее угольной промышленности Дона, масса фотографий довоенного периода, на которых угледобытчики работают над выполнением планов пятилетки. И основной инструмент в их руках – это кайло и лопата.

Изучив множество источников по Шахтинскому делу, я так и не смогла сделать для себя вывод, кто же виноват, в том, что были осуждены невинные люди. Можно было бы ответить просто: система, существующий строй, тоталитарный режим. Но мне кажется, что ответ на этот вопрос лежит глубже, в менталитете русского народа, в его вере в  доброго правителя, может быть даже в идолопоклонстве.

И если бы не было у нас таких черт, то вряд ли бы стали возможны все репрессии, которые проходили в стране.