23.10.2008 | Еда / Путешествия
Хитрый ангел прилетелКортона, на границе Тосканы и Умбрии, Италия
Сцена, свидетелем которой я оказываюсь, войдя в длинный, наполненный сумраком зал под тяжелым каменным сводом, не то чтобы потрясает меня своим величием и придавливает к земле значительностью того, что происходит прямо сейчас, у меня на глазах. Ничего подобного я не чувствую: наоборот, я вдруг ловлю себя на том, что испытываю нечто вроде смущения. На мгновение я ощущаю себя нечаянным и нескромным наблюдателем какого-то частного, почти интимного события, вовсе не предназначенного для моих глаз.
Я вижу молодого человека, осторожно, но настойчиво склоняющего к некоему неожиданному и явно рискованному поступку испуганную и смущенную девицу, напряженно сидящую перед ним на краешке жесткого, неудобного кресла. Этот утонченный красавец явно умеет дурить головы хорошеньким цыпочкам: он сосредоточен, но в то же время раскован, он увлеченно подался всем телом вперед, вроде бы даже готов, если нужно, ловко опуститься на колени; тонкие его руки с узкими, натренированными лаской ладонями подняты к лицу, он осторожно, но убедительно жестикулирует, изящно подняв вверх оба указательных пальца. Это похоже на какой-то трюк из арсенала НЛП, эти пальцы сложены в выверенную фигуру убеждения и в то же время отвлекают, сбивают растерянную собеседницу с толку. Сразу видно: разводит, уговаривает, кружит ей голову.
"Spiritus Sanctus superveniet in te, et virtus Altissimi obumbrabit tibi", — говорит он ей вкрадчивым полушепотом. Дескать, Дух Святый найдет на тебя, и сила Всевышнего осенит тебя. Не бойся, душа моя, все будет хорошо.
И она в общем-то уже на все согласна: "Ecce ancilla Domini, fiat mihi secundum verbum tuum...". Мол, се раба господня, а будет мне по слову твоему.
В ту минуту, когда я понимаю, что эти двое сейчас меня заметят и будет очень, очень нехорошо, придется уходить, а пока этого не случилось, надо хотя бы как-нибудь запомнить то, что видишь, а может быть, взять с собой, сохранить, унести пусть призрачный, неверный, но отпечаток, — прямо откуда-то сверху и сзади, из-за затылка, раздается пронзительный, давящий голос, безжалостно и властно режущий тишину.
"Плиз свич офф йор камера! — невыносимо грохочет с небес. — Ит из стриктли проибидет ту тейк зе фотос ин зис мюзеум!"
Я покорно и поспешно прячу в чехол фотоаппарат. Похоже, у них тут устроено видеонаблюдение: смотрителей ни в одном из этих залов не видать было, а вот, пожалуйста — разок только дернулся, они уж меня отловили. Неудобно получилось.
Я выбираюсь, пригнувшись в низких дверях, обратно на полуденный свет. И стою еще минут десять, наверное, посреди кривоугольной, горбатой, вытянувшейся вверх по склону холма пьяццы Синьорелли, пытаясь отдышаться, прийти в себя, успокоиться. Я только что видел собственными глазами "Благовещение" Фра Анжелико. То самое, где ангел в невероятно пронзительном алом — или нет, не алом, а в какой-то малиновый тон отливающем — плаще, шитом пылающим золотом, не остывшим ни на градус, не потускневшим ничуть за эти пять с половиной веков.
Крошечный епархиальный музейчик. Малюсенький городок Кортона: мы же по Умбрии крутимся в этот раз, в Тоскану и не собирались вовсе. Но вот этот холм, покрытый старым городом как коричневым криво-косо стеганым одеялом, — он был совсем рядом. Мы и свернули.
В винерии по ту сторону площади нам открывают бутылку здешнего Sangiovese, выставляют на центр стола пяток плошек с разными удовольствиями, чтобы намазывать на поджаренный ноздреватый хлеб: тапенада из черных маслин, что-то вроде грибной икры, перетертые с маслом печеные баклажаны. Ну и еще миску чуть прижаренных помидорчиков с теплой моцареллой.
Это ж не ресторан, тут есть практически нечего, — так, распивочная, считай. Зато можно подглядывать через прилавок, как они там с этими сковородками управляются.
Килограмм с лишним маленьких кистевых помидорчиков — тут надо выбирать крепенькие, неперезрелые, такие, чтобы прочно держались на гибких зеленых гребешках, но и не самые мелкие все-таки — осторожно ополоснуть водой и промокнуть насухо бумажными полотенцами. В широкой толстодонной сковороде разогреть полстакана зеленого пахучего оливкового масла холодного отжима (вообще-то на нем лучше бы ничего не жарить — уж очень быстро принимается оно дымить и трещать, — но вот это как раз тот случай, когда именно хорошее, породистое "экстра верджин" подойдет наилучшим образом) и аккуратно выложить помидоры — прямо цельными гроздьями, не обрывая с веточек. Как только первый, самый нетерпеливый из помидорчиков лопнет — посолить грубой солью и поперчить, настроив мельницу так, чтобы перец был смолот крупно, а вовсе не в пыль. Тут же высыпать сверху горсточку чеснока — лучше молодого, нарубленного крупными "спичками". Можно еще нарезать толстыми колечками небольшой пучок зеленого лука, причем в дело тут пойдет только белая нижняя часть стеблей и еще первые, самые мясистые, два-три сантиметра зеленого пера.
Помидоры ни в коем случае не перемешивать, а то они все помнутся и полопаются, но только пару раз встряхнуть сковородку, чтобы горячее масло окатило их со всех сторон.
Буквально через минуту осторожно вывалить помидоры вместе с соком и кипящим маслом в просторную низкую миску, разбросать сверху моцареллу, нарвав ее прямо руками на неровные комки с грецкий орех величиной. Напоследок рассыпать поверх сыра молоденькие, светлые листочки зеленого базилика. Миску прикрыть перевернутой тарелкой на три минуты, пока моцарелла слегка подплавится, а помидоры пустят сок, и все это, само собою смешиваясь с горячим маслом, образует дивный соус. А тем временем нарезать серый хлеб толстыми ломтями, чтобы удобно было ломать и макать.
— Ты как думаешь, вот этот цвет, ну, цвет плаща Ангела, — вот этот красный или не красный? А вот тот, который там, этот немыслимый цвет, он как-нибудь называется? Ну, есть у него строгое имя, художники же как-то умеют его описывать, обозначать?
— Может быть, это пурпурный. Я пурпурный всегда так себе представляла.
— Да? Я вот даже и не представлял. Слушай, ну как он все-таки ее уговорил, а? С ума сойти...
Теплый салат из помидоров с моцареллой и чесноком
Маленькие кистевые помидорчики - 1,2 кг
Моцарелла - 5 средних головок по 125 г
Молодой чеснок - 5-6 крупных зубчиков
Зеленый лук - 1 пучок
Базилик - 3 веточки
Оливковое масло - 1/2 стакана
Черный перец, соль
Если ритуалы Нового года отторгают десерты как вид, то про Рождество ничего подобного сказать нельзя. В России, строго говоря, нет вообще никаких устоявшихся рождественских традиций, поэтому Рождество остается праздником восхитительно свободным. И мы предлагаем в Рождество компенсировать нехватку сладкого в новогоднюю ночь и приготовить праздничный стол исключительно из десертов.
Наша докторша была классической идише маме, она знала толк и в детском питании, и в детских капризах. И была непреклонна: «Не может ребенок нормально развиваться и быть здоровым без молочных продуктов!».