23.10.2008 | Книги

Она звалась Светлана

История имени, явившегося из литературы

Литературная антропонимика и ее история – область обширная, увлекательная и до сей поры малозаселенная.

Первая и классическая на сегодняшний день монография В.Н. Топорова о «Бедной Лизе» была издана в 1995-м.

За нею последовала спорная во многих отношениях книга А.Б.Пеньковского «Нина. Культурный миф золотого века русской литературы в лингвистическом освещении» (1999).  Были отдельные статьи-замечания, их немного, и настоящего разговора заслуживала лишь замечательная работа А.Ф.Белоусова «Вовочка» (1996).

Изданная Европейским университетом в Санкт-Петербурге «Светлана» Е.В. Душечкиной, кажется, достойна большего резонанса, нежели рецензии в сугубо специальных изданиях. 

Тема ее шире, нежели просто литературная история и литературный быт, она находится несколько в стороне от собственно лингвистических аспектов антропонимики (хотя всерьез и по существу их затрагивает), она далека от литературного мифологизирования, и в конечном счете, культура повседневности занимает в этой книге едва ли не больше места, чем культура текстуальная. Героини книг В.Н.Топорова и А.Б.Пеньковского – героини литературные, «Светлана» Е.В.Душечкиной это всегда лишь та (или тот!),  кто (или что!) зовется Светланой, не больше, но и не меньше. Это героиня баллады и ее реальный адресат-«прототип», это сам Жуковский арзамасский староста, это неудачный балет и паровой фрегат Балтийского флота. Это дочь вождя народов и Светка Соколова из шлягера про «розовые розы», это ленинградский приборостроительный завод и сотни косметических салонов и парикмахерских. Иными словами, книга Е.В.Душечкиной об имени как таковом и обо всех его носителях, реальных и литературных.

Перед нами история имени, явившегося из литературы: и в этом отличие «Светланы» от любого другого имени в ранее опробованном историками «культурном ряду».

Изобретателем его был не Жуковский (впервые Светлана появляется в «старинном романсе» А.Х.Востокова (1806)), однако культурным резонансом имя, безусловно, обязано святочной балладе. Стилизованного славянского имени не было в православных святцах, и до известного момента история «Светланы» - литературная история. Но и в первых главах автор этой книги замечательным образом показывает, как баллада Жуковского «прорывает границы своей художественной природы и начинает самостоятельную жизнь в различных сферах русского быта» (с.21). Здесь характерны собственно механизмы такого «прорыва»: оперы, песенники, лубок, школьная хрестоматия, цитаты, эпиграфы и пародии.

Е.В.Душечкина, плодотворно занимавшаяся «святочными жанрами», подробно прослеживает, как «Светлана» становится неотъемлемой частью праздничного ритуала,

т.е. фактически речь здесь идет о бытовой (нелитературной) истории литературного имени. Весь этот бэкграунд дает представление о причинах «канонизации» неканонического имени, и хотя автор этой книги, в отличие от иных своих предшественников, практически не поднимает проблему «культурной мифологии», оснований для мифологизации у «Светланы» более чем достаточно. «Культурный миф», так или иначе, обнаруживает себя во всех жанрах и на всех этажах культуры, причем «нижние этажи» в плане мифологической функции гораздо показательнее «верхних».

В ХХ веке имя Светлана переживает т.н. «антропонимический взрыв», и нам последовательно представляют социальную историю этого удивительного феномена. Из нечастого мирского варианта связанных с корнем «свет» крестильных имен (Фотинья, Евлампия, Аглаида и т.д.), 

из «красивого названия» судов и пансионатов, Светлана в известный момент становится именем общепринятым, сначала – элитарным, затем ординарным и едва ли не самым популярным, наконец, маргинальным в прямом и переносном смысле.

История советского имени Светлана увлекательна и парадоксальна. На примере этой истории можно изучать механизмы моды, ее «кривую», ее закономерности и социальные предпосылки.

Особенность книги Е.В.Душечкиной, кроме всего прочего, в том, что речь в ней не только об имени как таковом, но о носительницах этого имени, об их человеческих историях, неразрывных с историей ХХ века. И мы читаем здесь о Светлане Зиверт, Светлане Тухачевской и Светлане Аллилуевой. Это, прежде всего, поколенческие истории, и Светланы – героини этой книги тоже получают слово.

На страницах  последовательно возникают «информантки» - «Светланы 1930-х», «Светланы 1950-х», «Светланы 1960-х» годов рождения и т.д.

В известном смысле, по характеру работы с материалом и по методу его освоения перед нами своего рода «социология имени». Автор, доверяясь историям «от первого лица», не без оснований полагает, что в большинстве своем советские Светланы утратили представление о происхождении своего имени, и настоящую связь со святочной балладой Жуковского никоим образом в нем не усматривают (зачастую просто не подозревают о существовании баллады). Но тут, на наш взгляд, присутствует некий момент «окказиональной связи»: взлет популярности имени Светлана в 60-х очевидно имеет отношение к знаменитой «Колыбельной Светланы» из кинофильма «Гусарская баллада». Между тем, трудно поверить, что автор «Колыбельной» А.Гладков, сочиняя в 1941-м году пьесу о войне 1812-го года, не держал в уме балладу Жуковского.

Опираясь на статистику, Е.В.Душечкина показывает, как популярность условно-литературного имени растет, и в 60-е Светлана входит в пятерку самых частотных русских имен.

Параллельно, и в неизбежной связи с этим реальным процессом, умножаются «литературные» Светланы, и чем дальше, тем более героини советской литературы теряют ореол «уникальности». Если одна из первых Светлан советской литературы, героиня одноименного романа Пантелеймона Романова на самом деле и не Светлана вовсе, и весь сюжет книги строится как раз на двуименности героини Светланы-Агафьи, - в редкое и красивое имя вкладывается некий пафос: «Светлана предназначена была символизировать собой свет новостройки» (с.105), то расхожие героини массовой советской литературы 1950-60-х просто положительные, скучно-образцовые блондинки. От «идеальной» Светланы Соколовой, героини повести Н.Артюховой, напечатанной в середине 1950-х сначала в «Пионере», а затем в «Юности», (эта едва ли не единственная черноволосая Светлана, но контраст  здесь призван был лишь подчеркнуть ее «идеальность») всего лишь шаг до «Светки Соколовой» из шлягера 80-х. Но как нам показывает далее автор книги, это шаг «с потерей качества». Имя как расхожая монета, набирая популярность, становится «слабой валютой», дешевеет и маргинализируется.

Светлана превращается в Светку, имя из «городского» и элитарного становится «демократическим» и провинциальным, наконец, идеальная героиня оборачивается «Светкой-каучук», девушкой с окраины, из социальных низов.

Такая Светка отныне получает определение «суки поганой» (П.Алешковский), таким именем может называться наглая «лимитчица» (С.Каледин), вороватая взяточница или «глупая и бездарная красотка» из стрип-клуба (А.Маринина). «Милая Светлана» из святочной баллады Жуковского проделала, как показывает нам Е.В.Душечкина, «драматический путь … до девяностолетней череповецкой проститутки Светки-конфетки» (с.183).

Притом, что отдельно взятый «именной сюжет» описан здесь абсолютно корректно и доказательно, «драматический путь», который совершило условно-литературное имя, очевиден и сомнений не вызывает, возникает, тем не менее, вопрос, сходный с тем, что уже задавался в свое время автору книги о «Нине». – До какой степени такого рода «именной сюжет» уникален, коль скоро подобного порядка метаморфозы проделывает роковая литературная Нина-Клеопатра (ср. «Сегодня Нинка соглашается, сегодня жизнь моя решается»), и возможны ли в таком контексте параллели с бесчисленными Катьками, Таньками, Верками и Марусями? Это именно вопрос, и ни в коем случае не упрек (автор книги оговаривается, что в соответствующих контекстах помимо Светок могут фигурировать многочисленные и разноименные персонажи, точно также не оспаривается существование в массовой литературе последнего времени социально-нейтральных и положительных Светлан). Но неразработанность культурно-антропонимического поля, в самом деле, порождает соблазны всякий такого рода сюжет понимать как «персональный миф», между тем работ об «именных сюжетах» так мало, что параллели с одной стороны неизбежны, с другой – сами авторы их как будто не предполагают. Где в этом сюжете «уникальность», а где – некое общее антропонимическое правило (того же порядка, что и монетарные законы об обесценивании «слабой валюты»).

Параллель Нины и Светланы тем более уместна, что популярность их в блатном фольклоре вполне сопоставима и продиктована соответствующими «постоянными рифмами» («Светка как конфетка» и «Нинка как картинка»).

В заключительной главе книги автор выражает надежду, что у имени Светлана «есть шансы» «вновь обрести положительные коннотации» и «возродиться в высшей группе». В самом деле: баллада Жуковского вновь входит в школьную хрестоматию, с 1943-го года имя Светлана вписано в святцы, а в рекламных текстах и популярных блокбастерах последних лет возникают некие Девы Света, в миру – Светланы. Вероятно, Е.В.Душечкина и здесь права, и «Ночной дозор» дает Светлане шанс. Кроме того, добавим, мода имеет привычку возвращаться под маской «ретро», и «Розовые розы Светки Соколовой» уже возродились в ремейках новых поп-групп.

Последнее, что хотелось бы сказать об этой замечательной книге: она написана с удивительной для научного жанра простотой и доверительностью. Читая, я всякий раз ловила себя на мысли: мне тоже хочется выступить в роли «информанта» и рассказать все «истории о Светланах», какие я помню. Мы привыкли к тому, что научные монографии если не «закрывают тему», то, по крайней мере, по тону и интенции претендуют на это. Книга о «Светлане» - удивительное исключение. Она скорее – приглашение к разговору.

Источник: Новое литературное обозрение, № 91.,