24.09.2008 | Интервью / Общество

Имея Россию в виду — III

Беседа З.Зиника с Дж. Г. Баллардом

Окончание. Начало здесь и здесь

ЗЗ: Вы заметили однажды, что марксизм – это философия для бедных, и что уже  давно назрела необходимость в философии для богатых. Французское просвещение и Великая Французская революция породили не только советскую утопию, но и сыграли огромную – и гораздо более непосредственную - роль в американской революции и рождении Соединенных Штатов Америки.

Дж.Г.Б: Должны быть, видимо, биологически-эволюционные резоны, почему  такая огромная  и разношерстная нация, с высоко образованной элитой, решила поработить себя на добрые семь десятков лет. Трудно сказать. Я сам этих причин не знаю. Возможно, с исторической точки зрения, в России слишком поздно появился средний класс, так что до начала 20го столетия разрыв между аристократией и низшими классами в городе и в деревне был непреодолим, а при такой общественной раскладке время в стране останавливается, как мы видим на примере банановых республик или на Ближнем Востоке (а Россия, при этом, ни то, ни другое). США и Япония - полная противоположность: все население практически целиком состоит из среднего класса, с неустанной энергией отстаивающего свои гражданские права, как их предки из торговых и ремесленных гильдий.

ЗЗ: Пресловутая для Россия концепция страдания и самопожертвования на благо общества противопоставлена в 2Ом веке американской идее личного счастья, воплощения собственных амбиций, успеха. Холодная война происходила, можно сказать, из-за разных интерпретаций Жан-Жака Руссо. В какой степени эти два идеала – зеркальные отражения друг друга? В какой степени можно считать рекламу такой же промывкой мозгов, как и советскую идеологию? Сравнимы ли ходячие мертвецы из мира массового потребления с массовыми жертвами советского тоталитаризма?

Дж.Г.Б: Вы очень часто употребляется слово «утопия» в связи с советской историей. Однако по сути своей Советский Союз был не утопией, а дистопией устрашающих масштабов и долговечности. Лично испытав голод, холод и болезни во время войны, я не вижу, как эти мучения могут служить каким-либо великим целям. Российские страдания ни в каком смысле не являются зеркальным отражением американского благосостояния. В странах Восточной Европы и в России, как и в странах третьего мира, всегда поражались американскому изобилию, гигантским супермаркетам и торговым аркадам, забитым до потолка «товарами широкого потребления». Нужно отдавать себе отчет, что сами американцы вовсе не поражаются этому сверх-изобилию, и воспринимают это как должное. Им и в голову не приходит, что бывают холодильники, где кубики льда для коктейлей не производятся автоматически, а в автомобиля нет мощного обогревателя или стереосистемы с четырьмя усилителями.

Обществе по-настоящему богатых людей  - это такое, где каждый – миллионер, но сам он этого не осознает. Нечто подобное уже существует, скажем,  к востоку от Центрального парка в Манхэттене. Русские же, боюсь, будут чувствовать себя обделенными даже в обстановке роскоши и изобилия. Согласно марксистской интерпретации американского общества потребления, американский капитализм заманил в ловушку и усмирил рабочий класс, одурманив и загипнотизировав его мишурой  ширпотреба. Эта отчаянная попытка разоблачить капитализм игнорирует тот факт, что речь идет не о мишуре и побрякушках, а самых элементарных и естественных для американца нуждах  населения, вроде личного транспорта или холодильников. То же самое можно сказать и о рекламе в Америке: в развивающихся странах существует мнение, что реклама – это массовая промывка мозгов.

Было бы глубочайшей ошибкой со стороны русской интеллигенции приравнивать американское общество массового потребления к советской тоталитарной системе. Столь же ошибочно было бы воспринимать как тоталитарную  промывку мозгов массовую культуру в Европе и Америке – от голливудских фильмов и телевидения до поп-музыки. Эта массовая культура существует лишь как некое  общее водное пространство вокруг нас. Я  иногда сомневаюсь, погружается ли кто-нибудь в это море  по-настоящему. Оно существует, скорее, лишь как фон к происходящему, как телевизор, который забыли выключить и  на который никто в комнате  не обращает внимания. Я не отказываюсь от того, что сказал в начале нашего разговора: это – доминирующая культура, но существует она как обои на стене, на фоне которых мы действуем.

ЗЗ: Не менее острое массовое желание быть самым праведным и добродетельным может быть удовлетворено лишь при  наличии внешнего врага, ложного и лживого в наших глазах. С концом эпохи строительства  утопического будущего и советского тоталитаризма, откуда взять врага, пытающего подорвать наше светлое настоящее?

Дж.Г.Б.: Проблема с массовой культурой в обществе массового потребления в том и состоит, что хотя всё это  – лишь  фон, обои на стене, но это – единственные обои, единственный фон. Всякие   попытки конкурировать с этими формами и направить массовые интересы в ином направлении обречены на провал. Дело в том, что люди не замечают этого самого фона, не осознают его критически, и поэтому не способны изменить его или прорваться сквозь него. Опять же, если бы все эти массовые иллюзии были результатом тайного заговора и закулисного манипулирования, была бы надежда, что в один прекрасный день люди очнуться и взбунтуются против этого кошмара. Однако никакой конспирации нет. Жители  безликого мира, как толпы покупателей в торговый день, бродят без особой цели по гигантскому супермаркету жизни. Под невозмутимой поверхностью их сознания шевелятся монстры  и творятся псевдо-религиозные культы, порожденные их фантазиями, о которых мы с Вами беседуем.

Источник: «Пушкин» №9, Москва, 1998 (перевод автора),