16.09.2008 | История / Общество

Ангка все сделает для вас

Камбоджийское общество предпринимает очередную попытку примириться с чудовищными потерями времен диктатуры Пол Пота

До мемориала Чоеунг Эк я добираюсь на арендованном за четыре доллара в сутки мотоцикле. Сначала плутаю в беспорядочном камбоджийском трафике, но потом пристраиваюсь за тук-туком с двумя туристами на борту — других достопримечательностей в этом пригороде Пномпеня все равно нет.

Я еду тем же путем, что и тысячи заключенных тридцать лет назад. От тюрьмы S-21 на запад, потом пятнадцать километров по пыльной дороге на юг. Чоеунг Эк — самое знаменитое массовое захоронение на территории Камбоджи, но отнюдь не самое масштабное.

Раскопки на Полях смерти (Killing fields), как их называют в Камбодже, ведутся в каждом районе страны, в некоторых местах захоронены десятки тысяч человек. «Клика Пол Пота и Йен Сери» установила мировой рекорд по уничтожению собственных подданных — за четыре года правления красных кхмеров население страны уменьшилось минимум на четверть, а число жертв, по консервативным оценкам, составило 1,7 млн человек.

Столь выдающиеся результаты были достигнуты без применения сложных технических приспособлений — камбоджийский геноцид был дешевым, без эффектных и дорогостоящих жестов.

Места массовых захоронений на Чоеунг Эк сопровождаются подчеркнуто отстраненными комментариями: «Тут лежат трупы без голов», «Здесь женщины и дети, большинство голые». На одной из могил мирно щиплют траву куры.

Камбоджийский террор был тотальным, в стороне остаться было практически невозможно. Даже деревья здесь язык не поворачивается назвать «немыми свидетелями», только соучастниками. Об одно из них охранники разбивали головы детям, на другом висело радио, заглушавшее крики умирающих. Технология убийства проста и экономична — приговоренных бьют по голове дубинкой, скидывают в ров и заливают химикатами. Иногда после удара жертве перерезали горло ножом — у каждого исполнителя свой стиль работы.

Осенью в Пномпене начнутся слушания международного трибунала по красным кхмерам. На скамье подсудимых всего пять человек, включая бывшего управляющего самой страшной тюрьмой того времени S-21 Канг Кек Леу по прозвищу Голландец и Йенга Сари, министра иностранных дел в правительстве Пол Пота. В этих немощных стариках с трудом узнаешь пламенных революционеров со старых фотографий.

«Все в Камбодже сегодня молятся за их здоровье», — говорит мне один из камбоджийцев, пришедших на предварительное заседание трибунала. Если кто-то из них недотянет до вынесения приговора, как это уже сделал шестой обвиняемый — один из полевых командиров красных кхмеров «мясник» Та Мок в 2006 году, — у трибунала возникнут большие проблемы.

Если умрут все — суда не будет вообще.

Рис в животе

«Счастливее всего моя мать жила при красных кхмерах», — признание камбоджийского историка Йорка Чана, кажется, удивляет даже его самого. Чан считает, что его семье повезло — за годы террора погибли лишь отец и одна из сестер. Мать, сам Чан и четыре сестры уцелели. «После того как они забрали отца, моя мать сама построила дом в деревне, смогла выстоять и вырастить нас. Думаю, что это ее главная гордость в жизни», — поясняет Чан, которому во время начала правления красных кхмеров было 14 лет. Чан не хочет говорить, как погибла его сестра, но я знаю это и так. Один из солдат обвинил ее в краже риса и, чтобы выяснить правду, вскрыл ей живот. Риса там не нашли, а сестра потом умирала два дня — долго, мучительно, невыносимо.

Чан начал свой проект — Центр по документированию истории Камбоджи — в начале 90−х, чтобы отомстить красным кхмерам и не дать никому забыть, что они сделали. Сегодня чувство мести притупилось. «После прочтения тысяч документов я понимаю: моя история настолько обыденна, что было бы неправильно уделять ей слишком много внимания», — говорит он.

Чан наугад открывает один из файлов. 1978 год. Красные кхмеры обнаруживают, что семейная пара тайком ест рис с общественного поля. У них растет четырехлетний сын. Его привязывают к кресту, где он висит четыре дня, пока не умирает от жажды. Родители каждый день ходят мимо креста на работу — солдаты запрещают им подходить к сыну.

Самого Чана тоже один раз поймали на воровстве нескольких колосков, он был избит и провел несколько месяцев в тюрьме. Я не знаю, тот ли это рис, что солдаты не смогли найти в животе его сестры. Я уже не хочу спрашивать.

«Моя мать до сих пор не может простить мне, что я тогда украл рис», — говорит он. Они общаются раз в несколько лет, хотя живут в нескольких минутах ходьбы друг от друга. «Хочешь супа?» — «Спасибо, ма, я не голоден». «Нам просто не о чем говорить друг с другом», — поясняет Чан.

До красных кхмеров камбоджийцы жили традиционным укладом, формировавшимся в течение столетий: несколько поколений под одной крышей с многочисленной родней, заботившейся друг о друге. Четыре года режима Пол Пота стерли традицию в порошок. «Когда меня били солдаты, моя мать ни слова не сказала в мою защиту. Вся деревня смотрела на это и молчала», — говорит Чан.

Все, кто выжил, смогли сделать это лишь благодаря тому, что жертвой стал кто-то другой, иногда самый близкий. Простить это друг другу тяжелее всего. Люди смотрели, как на смерть уводят их матерей, отцов, жен, детей, сестер и братьев. Я не думаю, что те муж с женой, которые потеряли сына, смогли дальше жить вместе. Я вообще не понимаю, как они смогли жить дальше.

Крестовый поход детей

Тяжелее всего камбоджийцам признать, что этот социальный эксперимент они устроили себе сами, хотя и при некотором участии внешних сил. Верхушку красных кхмеров составили несколько молодых образованных камбоджийцев, увлекшихся коммунистическими идеями во время учебы во Франции. Сначала партия называлась Индокитайской, затем, после того как камбоджийские спецслужбы уничтожили большинство «старых коммунистов», она была переименована в Коммунистическую партию Камбоджи.

В 60−х лидер камбоджийских коммунистов Салот Сар (позже взявший псевдоним Пол Пот) посещает Китай и проникается идеями «культурной революции». С этого времени он мечтает повторить социальные эксперименты Мао Цзэдуна и превзойти их результаты. В середине 60−х революционная борьба переносится из Пномпеня в провинцию на юг страны. Красные кхмеры начинают партизанскую войну против войск премьер-министра Лон Нола, получившего власть в 1970 году после государственного переворота.

Гонконгский правозащитник Лао Монгхай сражался в гражданской войне на стороне правительства. «Первое, что я увидел на фронте, — это то, как солдаты разбирают дома местных жителей, чтобы продать древесину. Тогда я понял, что эту войну нам не выиграть», — говорит он в интервью «Эксперту».

С 1969 года США проводят ковровые бомбардировки Камбоджи, пытаясь накрыть лагеря северных вьетнамцев, использовавших территорию соседней страны для отдыха и перегруппировки сил. Целые деревни стираются с лица земли. Красные кхмеры становятся все популярнее, к ним уходят люди, потерявшие близких под американскими бомбами. Линия фронта подходит все ближе к камбоджийской столице. В армии Лон Нола моральный упадок и нехватка кадров — по вечерам военные устраивают облавы возле кинотеатров, забирая в армию всех пойманных юношей и мужчин.

У состоятельных жителей Пномпеня была возможность уехать из страны до прихода красных кхмеров, но воспользовались ею немногие. До самого падения города жизнь в столице Камбоджи била ключом (воспоминания о роскоши и шике последних месяцев пномпеньской жизни стали любимой темой обсуждения умирающих от голода столичных жителей на сельхозработах) и никто не верил, что все это может закончиться, казалось, что война обойдет город стороной.

Достоверной информации о красных кхмерах не поступало, и людям казалось, что их победа сможет объединить страну, уставшую от гражданской войны и раскола.

Многим надоела повальная коррупция в правительстве Лон Нола, цинизм и жестокость полиции, непрекращающиеся артобстрелы. Про красных кхмеров говорили, что они неподкупны и справедливы.

Почти у всех были дальние родственники на той стороне фронта, они рассчитывали на их помощь. Наконец, на стороне революции был король Нородом Сианук, свергнутый Лол Нолом в 1970 году, — по-прежнему самая популярная публичная фигура в стране. Сразу же после падения Пномпеня жители города испытали облегчение. «На какое-то время стало так тихо и спокойно, что это было просто невероятно», — вспоминает в дружеской беседе один из старых пномпеньцев.

Когда красные кхмеры вошли в город, их встречали с цветами и белыми флагами. Очень быстро выяснилось, что победители не понимали смысла ни того ни другого. Красные кхмеры появлялись на улицах Пномпеня группами по несколько человек — уставшие и злые 12–15−летние мальчишки в черных рубашках и штанах с гранатометами на плечах.

Большинство из них никогда в жизни не были в городе. Они пришли сюда победителями, у которых не было жалости к побежденным. Они разговаривали на непонятном им самим идеологическом языке, и договориться с ними было нельзя. В Камбодже наступил «нулевой год», как его называли красные кхмеры. Старая жизнь закончилась окончательно и бесповоротно, хотя поверить в это было невозможно.

Исход

Уже через несколько дней после наступления новой эры Пномпень был очищен от прежних жителей. В городе была объявлена тотальная эвакуация: «Американцы собираются бомбить столицу, вам надо уйти на три часа», — говорили мальчишки в черной форме на улице, об этом же кричали громкоговорители, за одну ночь появившиеся на каждой улице. «Уходите из города, ничего не берите с собой, вы скоро вернетесь». Среди вынужденных переселенцев был и 14–летний Сам Чанг, сегодня советник спикера Национальной ассамблеи Камбоджи.

«Это был сплошной поток людей, растянувшийся на десятки километров, некоторые тащили за собой тележки, наиболее состоятельные толкали автомобили — берегли бензин», — вспоминает он в беседе с корреспондентом «Эксперта».

Камбоджийский социум треснул уже тогда — люди пока еще стеснялись грабить друг друга, но любое оставленное имущество уже считалось ничьим. А вдоль дорог стояли все те же мальчишки и гнали послушное человеческое стадо вперед.

Тогда же начались первые чистки. «Нам нужны бывшие солдаты армии Лон Нола, мы хотим предложить им хорошую работу — защищать новую Камбоджу». К лагерям беженцев в пригородах Пномпеня приезжали грузовики и забирали солдат и офицеров, которые были счастливы, что новый режим решил воспользоваться их услугами. Больше тех солдат и офицеров никто не видел.

Ближе к земле

Изгнанных из городов красные кхмеры называли «новыми людьми», противопоставляя их «старым», которые находились на территориях, контролируемых Ангкой («организация» — эвфемизм, который красные кхмеры использовали для обозначения новой власти) еще до победы в гражданской войне.

«Новые люди» были испорчены буржуазными предрассудками и изнежены городской жизнью, они почти не поддавались перевоспитанию. Но Ангка была готова дать им шанс. Они должны были начать новую жизнь на земле, отказавшись от личной собственности и частной жизни.

Оказавшись в непривычных для себя условиях, «новые люди» мерли как мухи. Работа в поле по 12–16 часов, затем многочасовые политинформации — при острой нехватке еды и отсутствии медицинской помощи. «Нас просто выкинули на пустое место и велели обустраиваться как умеем, люди спали просто на голой земле под навесом из листьев», — говорит Сам Чанг.

Самое страшное было попасть на «передовую трудового фронта» — освоение новых земель, строительство ирригационных сооружений. Пол Пот решил построить в Камбодже образцовое аграрное общество — все знания, кроме земледелия, были объявлены вредными и ненужными, умение читать и писать становилось серьезным основанием для обвинения в сотрудничестве с ЦРУ. «Книгу нужно было брать вверх ногами и рассматривать с видом крайнего удивления», — вспоминает Сам Чанг.

«Мы сделали вас счастливыми, вам не нужно заботиться о пропитании, об образовании ваших детей, Ангка все сделает для вас», — говорили изможденным, умирающим от голода бывшим врачам, шоферам и рыночным торговцам.

В своем стремлении к обобществлению всего и вся Пол Пот оставил позади Мао Цзэдуна. В Камбодже даже не было культа личности — неслыханная вещь для авторитарного режима. Абсолютное большинство камбоджийцев впервые услышали о Пол Поте уже после падения режима красных кхмеров. Вместо лидера красные кхмеры молились на «организацию», точного определения которой никто не знал, — Ангка была конечна и безгранична одновременно и в зависимости от таланта выступавшего могла и находиться на бесконечном удалении от слушателей, и включать в себя их всех.

S-21

Мне бы очень хотелось поговорить с Хаингом Нгором, единственным камбоджийцем, который трижды побывал в тюрьме у красных кхмеров и остался в живых, но Хаинг был убит в середине 90−х в нелепой гангстерской перестрелке в китайском квартале Нью-Йорка.

От Нгора осталась главная роль в самом известном фильме о режиме Пол Пота «Killing Fields» и книга с похожим названием — «Survival in the Killing fields» — по-журналистски пронзительная история о любви и смерти под властью красных кхмеров.

Нгор просто описал то, что он видел своими глазами и через что прошел сам. Охранники вырезают плод из живота беременной женщины. Заключенных вешают на крестах и поджаривают на медленном огне. Следователь отрубает женщине пальцы один за другим, требуя признаться в том, что она жена офицера. В первый раз Нгор попал в тюрьму за то, что нашел в лесу немного еды и оставил ее для себя. Он отделался отрубленным указательным пальцем и изуродованной ногой. «Страшнее всего было во второй половине дня, именно тогда солдаты приходили за новыми жертвами, мы склонялись как можно ниже к земле и молили о том, чтобы пришли не за тобой, а за соседом», — вспоминает Нгор в своей книге.

Нгор столкнулся лишь с сельской самодеятельностью красных кхмеров. На широкую ногу дело было поставлено в Пномпене — в самой известной тюрьме S-21. Сегодня экскурсоводы подчеркивают контраст между мирной атмосферой этого места и теми ужасами, которые творились внутри. Бывшая элитная школа стала секретным пыточным лагерем нового режима. О существовании S-21 помимо ее сотрудников и заключенных знала лишь верхушка красных кхмеров. Сюда свозили наиболее опасных, по мнению нового режима, преступников, здесь пытали бывших соратников, не оправдавших доверия и вставших не на ту сторону в межфракционной борьбе.

В гостях у Пол Пота

«Еще можно было есть картофельные листья, это очень вкусно, если правильно их сварить», — мечтательно говорит Чанг. «Ты обедал вообще? Чертовски хочется кушать», — вдруг продолжает он.

Мы разрабатываем меню для будущего ресторана «В гостях у Пол Пота». На самом деле подобный ресторан в Пномпене уже открывали четыре года назад, прямо напротив S-21. Официанты в черных костюмах красных кхмеров, революционные названия блюд. Через месяц ресторан закрыли, власти Пномпеня обвинили владельца в «циничной эксплуатации национальной трагедии». Чанг говорит, что знал владельца — молодой парень, хотел немного подзаработать на туристах.

Многие из тех, с кем я говорил в Камбодже, считают такой бизнес кощунством, но для Чанга проблема не в цинизме, а в недостатке академизма — меню ресторана не соответствовало историческим реалиям. «Он все говорил о рисовой каше, какая, к черту, каша? Меню ресторана должно быть разделено на две части, чтобы посетители могли поесть, как красные кхмеры и как их жертвы, мы питались по-разному», — говорит он.

У угнетателей и угнетенных были даже разные виды десертов — красные кхмеры угощались клейким рисом с сахарным тростником, остальные — подслащенной рисовой кожурой («В прежнее время ею кормили свиней», — говорит Чанг). Красные кхмеры отказались от традиционной камбоджийской еды — для нее не хватало продуктов, кроме того, она была слишком буржуазной и изысканной для нового революционного общества. «Любимым супом у них стал кисло-сладкий суп из бананового дерева со свининой или бараниной, тогда я был готов умереть за тарелку такого супа. Красные кхмеры хорошо питались, им нужны были силы, чтобы нас убивать», — говорит Чанг. Остальные жители Камбоджи выживали кто как мог — в пищу шли любые листья, корни, насекомые, древесная трава, вообще любые предметы животного происхождения. Супом из кнута, сделанного из буйволиной кожи, семья могла кормиться несколько дней.

Камбодже еще далеко до Китая, где образы «культурной революции» сегодня активно эксплуатируются в бизнесе и в популярной культуре, но переосмысление того времени на бытовом уровне начинается и в этой стране.

В магазинах продается обувь красных кхмеров — сандалии, сделанные из обрезков шин, девушки делают себе каре — «прическу маленькой красной кхмерки». Входят в моду длинные ряды пуговиц — один из немногих предметов роскоши во время красных кхмеров. Становится популярным черный цвет в одежде, который здесь однозначно ассоциируется с красными кхмерами.

Заметно, что люди ничего не забыли: когда я по журналистской привычке вставляю ручку во внешний карман рубашки, несколько человек показывают на меня пальцем. Ручка во внешнем кармане во времена Пол Пота означала принадлежность к командирскому составу красных кхмеров. Люди экспериментируют с едой, пытаясь вновь приготовить блюда по тем же рецептам, что и тридцать лет назад, но теперь уже с настоящими мясом и рыбой.

Узники оптом

Несколько лет назад в Камбодже осознали, что печальная история может стать неплохой туристической приманкой. На Поля смерти раньше можно было попасть бесплатно, теперь это стоит два доллара США.

Намного дороже обойдется встреча с одним из немногих уцелевших узников S-21. Организовать ее берется Сакхал, один из гидов при созданном на месте тюрьмы музее. «Все возможно, но это будет дорого стоить, сколько узников вы хотите увидеть?» — спрашивает он. Выясняется, что жертвы террора «идут» по 150 долларов за штуку (огромные деньги для Камбоджи), оптом дешевле. «Советую поторопиться, они уже не очень хорошо себя чувствуют», — набивает цену Сакхал.

Сами бывшие красные кхмеры растворились среди нескольких миллионов своих жертв. «Обычно это самые тихие и незаметные люди, они будто придавлены чувством вины, в таких семьях нет домашнего насилия, из десяти тысяч человек, которые есть в нашей картотеке, лишь двое злоупотребляют алкоголем», — говорит Сам Чанг.

Периодически центр организует акции примирения — красные кхмеры и их жертвы собираются вместе и пытаются осмыслить то, что произошло. Соглашаются не все. Многие из тех, кто потерял самых близких, до сих пор не могут спокойно находиться рядом со своими бывшими мучителями.

Трибунал

Первые суды над красными кхмерами прошли в 1979 году, сразу же после падения режима. Сначала это был самосуд. Тех, кто вовремя не успел уйти в лес, убивали люди, натерпевшиеся за последние четыре года. Врагов опознавали по черным рубашкам и в целом по внешнему виду — даже без униформы красные кхмеры выделялись упитанностью на фоне остальных камбоджийцев. В своей книге Нгор вспоминает, как одного из «чернорубашечников» несколько километров вели по дороге и каждый идущий рядом пытался стукнуть его посильнее, пока один из прохожих не прикончил его ударом ножа.

Затем на смену судам Линча пришли народные суды. Некоторые лидеры красных кхмеров были заочно приговорены к смертной казни — эти приговоры, правда, так и не были приведены в исполнение. Некоторые рядовые охранники и палачи отделались несколькими годами тюремного заключения, но большинству удалось ускользнуть. «В моей деревне жила тысяча человек, нами управляли десять красных кхмеров, но мы так и не смогли никого из них поймать, все сбежали», — с сожалением говорит историк Йорк Чан.

Затем для камбоджийцев началась новая череда испытаний — вьетнамцы, выгнавшие красных кхмеров, не слишком церемонились с местным населением. Тех, кто решил бежать в соседние страны, грабили и насиловали бандиты и мародеры. Нгор вспоминает, как по пути в Таиланд их группу ограбили 39 раз.

В Камбодже обосновались вьетнамские войска. Красные кхмеры вернулись в леса, где с переменных успехом продолжали революционную борьбу до конца 90−х. Сам Пол Пот был арестован в 1997 году красными кхмерами по обвинению в планировании очередной внутренней чистки, приговорен к пожизненному домашнему аресту и скончался в 1998 году. Тело «брата номер один» было сожжено в лесу на костре из старых шин и обломков мебели.

Первые разговоры о международном суде над красными кхмерами начались в 1997 году, но на организационные формальности и подготовительные мероприятия ушло почти десять лет. Трибуналу выделили часть зданий комплекса командования военной авиации Камбоджи в пригороде Пномпеня.

Заседания проходят в небольшой комнате, отделенной от внешнего мира пуленепробиваемым стеклом. За пререканиями адвокатов с прокурором можно наблюдать из зала на тысячу мест, звуковая трансляция (на кхмерском и английском) идет через беспроводные наушники.

В сентябре этого года трибунал будет рассматривать два дела. Одно из них касается только тюрьмы S-21 — с единственным ответчиком, Голландцем, лично руководившим казнями заключенных. По второму делу — о преступлениях против человечности и геноциде — на скамье подсудимых окажутся все пятеро обвиняемых. Смертной казни в Камбодже нет, поэтому максимальным наказанием для них будет пожизненное заключение. Учитывая возраст обвиняемых, таковым для них станет практически любой назначенный срок.

Суд пришел

Год назад трибунал принял решение об участии в судебных заседаниях “третьих сторон” — камбоджийцев, сумевших доказать, что они или их родственники пострадали в результате действий обвиняемых. «Сегодня у нас 13 третьих сторон, но их число увеличится — заявления поступают постоянно, а со следующего месяца мы начнем рекламировать процесс на радио», — рассказывает «Эксперту» глава Отдела жертв трибунала Кит Бофал.

До начала процесса содержание гражданских исков считается тайной, открыто говорить об этом соглашается лишь глава Национального социального совета Камбоджи Сьер Терри, первая подавшая иск — сначала против Голландца, а потом и против остальных обвиняемых. «Мои родители погибли, мне пришлось бежать из страны, я считаю всех обвиняемых лично виновными в этом», — говорит она, эффектно откидывая назад голову. Каждое слово Терри снимает камера немецкого телеканала ARD, немцы готовят о правозащитнице документальный фильм. «Если бы все камбоджийцы были такие как вы…» — восхищенно вздыхает один из зрителей на процессе.

Как и любой суд, исход которого известен заранее, камбоджийский трибунал больше всего обеспокоен тем, чтобы выглядеть как можно объективнее по отношению к обвиняемым. Престарелым красным кхмерам предоставляются лучшие адвокаты, услуги которых оплачиваются из средств стран-доноров — еще до начала работы трибунал обошелся в 56 млн долларов США. Больше всего проблем с Йеном Сери — он уже был осужден камбоджийским судом, а в 1994 году получил королевское прощение после того, как решил сдаться властям, что в известной степени предопределило окончательное поражение красных кхмеров.

И адвокат, и прокурор регулярно апеллируют к Нюрнбергскому процессу — «дедушке» всех подобных трибуналов. «Вообще Нюрнберг был крайне неоднозначным процессом, суд победителей не может быть до конца справедливым», — говорит адвокат Йена Сери. Сам обвиняемый почти никак не реагирует на происходящее в зале.

Спустя полчаса просит слова его камбоджийский адвокат: «Господин Сери хочет в туалет и отдохнуть, будет ли ему это позволено?» Судья досрочно заканчивает заседание, которое будет продолжено на следующий день.

Сери удаляется из комнаты в сопровождении охранников — бежать из-под стражи он вряд ли сможет, но преодолеть без посторонней помощи несколько метров до двери уже в состоянии.

Если верить социологическим опросам, абсолютное большинство камбоджийцев (89%) выступают за проведение суда над лидерами красных кхмеров. О материальной компенсации страданий речи не идет — трибунал принял решение о невозможности индивидуальных компенсаций. «Возможно, после вынесения приговора будут собраны деньги на строительство мемориала жертвам», — поясняет «Эксперту» глава пресс-службы трибунала Хелен Джарвис.

По мнению многих опрошенных «Экспертом» камбоджийцев, трибунал нужен, чтобы дать финальную оценку тому, что произошло в стране тридцать лет назад. Для многих в Камбодже красные кхмеры еще не стали историей. «Когда мне в руки попадают новые документы, первым делом я ищу имя моего дяди, который пропал без вести. Моя мать до сих пор надеется, что он жив», — говорит Йорк Чан. Трибунал не сможет вернуть сотни тысяч погибших и пропавших без вести, но он должен помочь эмоционально разбитому обществу смириться с этой утратой.

Пномпень—Гонконг

Источник: «Эксперт» №30 (619),28 июля 2008,