США, Дания, Швеция, Нидерланды, Франция, Германия
10.10.2005 | Кино
Мы не рабыЛарс фон Триер не выпендривается – он действительно талантливее и свободнее большинства.
В изумительно качественном для новорусского проката дубляже у нас появился «Мандерлей»: вторая часть трилогии Ларса фон Триера U. S. A. после «Догвилля». Впереди завершающая третья часть, которая будет называться Wasington, что на буковку «h» отличается от Вашингтона. Прежде, впрочем, датский мэтр снимет комедию в стиле «Догмы», про которую сказал на Каннском кинофестивале, что она замышляется абсолютно не политический, тупой и пустой. Слукавил, как всегда. Между тем, стараясь обычно избегать громких фраз, не могу не заметить: выходит, возможно, лучший фильм года.
Три месяца назад, после каннского просмотра, «Мандерлей» показался фильмом замечательным, но не лучшим. И на фестивале, и у фон Триера.
Удивительно: разговорный фильм, шокирующий сюжетный поворот которого тебе уже известен (а после «Догвилля» ясно, что такие повороты будут во всех частях трилогии), не только не выглядит скучным во время второго просмотра, но захватывает еще сильнее.
Неприятно озадачило, что в ответах на вопрос, заданный мной на форуме сайта www.runewsweek.ru, «есть ли страны, чьи фильмы заочно вызывают у вас предубеждение и отторжение?» - несколько человек ответили: «Датское кино – фильмы фон Триера». Да, и на Западе фон Триер многих бесит. Но, по мне, это тот тип раздражения, с которым его носителю надо бы бороться. Фон Триера не любят за то, что он, типа, выпендривается, умный больно. Так можно стать и сторонником теории забивания гвоздей: шлепку молотком по башке каждого, кто выделяется из ряда.
Он не выпендривается. Он действительно талантливее и свободнее большинства. На том с моралью покончим.
Некоторое равнодушие к «Мандерлею» после каннского показа было, видимо, вызвано несколькими обстоятельствами: 1) уж очень хорош текст Триера-сценариста: в английском оригинале его, похоже, не прочувствовали до конца многие наши. Оттого еще и надо было его дублировать. 2) Почти все невольно сравнивали Брайс Даллас Ховард (дочь известного режиссера Рона Ховарда, к которой перешла роль главной героини Грейс) с Николь Кидман, изображавшей Грейс в «Догвилле». А поскольку у Кидман харизма, новую девушку априори не приняли. Теперь, успокоившись, замечаешь, что Брайс Даллас, сыгравшая первую значимую кинороль в «Таинственном лесе» М. Найт Шьямалана – не менее чуткая актриса. 3) Сам Триер слишком много рассуждал в интервью о провокативности как одном из своих методов и бросался фразами “Mr Bush is an asshole” и “America is shitting on the world”, что по отношению к Америке, понятно, грубо.
В итоге фильм сочли антиамериканской дразнилкой и чистой воды провокацией.
Теперь ясно: никакая это не провокация. И вообще: при всех заявлениях Триера, которого всегда искренне забавляла возможность кого-то подразнить (тем более, такого крупного зверя как Америку), в «Мандерлее» никакого антиамериканизма. Триера занимают конфликты универсальные. Это редкая в киноистории лента, исследующая наиболее универсальные диалектические противоречия общества.
Одной из таких была ироничная «Репетиция оркестра» Федерико Феллини, анализировавшая конфликт «диктатура-анархия». Демократия, по этому фильму об обыденной, на первый взгляд, репетиции симфонической команды, есть лишь временная гармония – в тот момент, когда общество устало от диктатуры и еще не склонилось к анархии и наоборот. Но оно непременно склоняется по принципу (показанного в фильме) метронома: сначала доходит до одной крайности, потом, словно бы оттолкнувшись от стенки и все более разгоняясь (моментально проскакивая короткий миг демократии) доходит до другой.
«Мандерлей» - еще более иронично – исследует конфликт «демократия-рабство».
По сюжету, главная героиня Грейс, разобравшись во времена Великой Депрессии 1930-х (с помощью папы – крестного отца – и его горилл) с морально неисправимыми жителями городка Догвилль, попадает на плантацию Мандерлей в южном штате Алабама, где, оказывается, все еще существует рабство, вроде бы упраздненое в стране семьдесят лет назад. Но в результате, освободив рабов с помощью все тех же папиных головорезов, обучив экс-подневольных жизни в коммуне и принципам демократического голосования (в результате которого коммуна голосует за казнь несчастной старушки), Грейс с ужасом осознает, что поняла ситуацию не так, как следовало. Что ее обманули. Что она стала заложницей в дикой социальной игре. Одним из источников «Мандерлея» стало предисловие к фривольной «Истории О», в котором рассказывалась байка, как освобожденные рабы попросились обратно к хозяину, потому что он, по крайней мере, их кормил. А когда хозяин отказал, то убили его.
Это никак не антиамерикансская картина – просто Америка сконцентрировала в себе этот конфликт сильнее иных стран. Россия – к этому выводу приходишь после просмотра – несомненно на втором месте.
Ударная фраза
Герой Денни Гловера, старейший и интеллигентнейший негр на плантации: - В Мандерлее мы, рабы, ужинаем в семь; в котором часу люди принимают пищу, когда они свободны?
С одной стороны, одна из тем фильма: рабство, выгодное рабам, при котором еще и неизвестно, кто кого держит в заложниках - хозяева рабов или наоборот. Сразу ощущаешь параллели с нами: американское рабство выглядит родственным нашему социализму. Обе системы были приятны т. н. простым людям тем, что обеспечивали равный среднебедный уровень существования, в то время как при свободе кому-то пришлось идти на помойку. Кроме того, судя по фильму, система рабства (вслушайтесь в диалоги фильма – там масса перлов!) была приятна подневольным и тем, что давала возможность, ничего не предпринимая, обвинять во всех неудачах и бедах – господ-хозяев. То бишь, по-социалистически, вождей-начальников.
С другой стороны, параллельная тема фильма – уродство и угроза насильственной демократизации. Грейс может собрать экс-рабов на урок-собрание с целью обучить принципам совместной работы и демократического голосования только под дулами автоматов помощников-гангстеров. В итоге, стоит уехать гангстерам, начинается резня. Фон Триер иронично соглашается в интервью с утверждениями, что его фильм - якобы пародия на американскую демократизацию Ирака. Разумеется, он в очередной раз прикалывается.
Но универсальная тема, что демократизация в некоторых обстоятельствах может быть смертельно губительна, фон Триера, конечно, инетресует. См., сколько нечаянных гадостей исходит в фильме от энтузиазма Грейс, которую сам фон Триер считает наивной дурочкой: желая сделать лучше, она подставляет плантацию под пыльную бурю, становится косвенной причиной гибели маленькой девочки от пневмонии и упомянутой казни несчастной старушки. Демократия оказывается чем-то вроде слона в посудной лавке – или того медведя из басни, который оказал услугу другу, от души убив севшего на него комара. Вместе с другом.
В конечном счете во время просмотра все невольно сводишь к российскому опыту.
Комплекс «бремени белого человека», которым мучится героиня Грейс, уверенная, что во всех недостатках черных рабов виноваты белые колонизаторы, выглядит в фильме копией той вины, которую в свое время испытывала перед народом российская, а позже советская интеллигенция.
Ситуация отмены рабства напоминает, во-первых, о такой относительно близкой исторической ломке, как перестройка, а во-вторых, о давней отмене крепостного права в России. Если говорить о второй ситуации, то, судя по всему, в обоих случаях – американском и российском – освобожденные рабы в значительной своей части были обречены на люмпенизацию. Что в Америке привело к появлению гарлемов, а в России – стало одной из причин 1917 года. Финальные фотографии из истории черно-белых отношений в Америке 1930-90-х показывают, что главный черный идеолог из «Мандерлея» (о том, что такой в фильме есть, выясняется лишь в развязке) в своих постулатах не столь уж неправ.
Финал «Мандерлея» – совсем уже из русской классики. Последняя, очень комично поданная, акция Грейс – парафраз на тему «карету мне, карету!»
Как сказал фон Триер, «Мандерлей» несомненно помирит правых и левых, расистов и прогрессистов, афро-американцев и ку-клукс-клановцев, потому все они этот фильм в равной степени возненавидят. Это сказал Триер-провокатор. На самом деле, фильм и впрямь может помирить правых и левых (пусть и не расистов с расистами) – надо только воспринять его именно как трезвое концептуальное высказывание. И, конечно, хорошее кино. Пусть злое и ироничное. Но не как политическую акцию.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.