Швеция
06.06.2008 | Кино
ОтдохнемВ фильме «Ты, живущий» около 50 картин-эпизодов, сюжет которых невозможно предугадать. Узнается только их автор
Шведский мэтр Рой Андерссон — редкий, тем более в наши дни, изобретатель собственного киностиля. Известен жанр живых картин: композиций, составленных из замерших актеров. Стиль Андерссона — движущиеся живые картины, всякий раз экранизирующие абсурдную ситуацию или грустный житейский анекдот. В каждой картине — сюрприз. Поначалу над всеми хохочешь, хотя постепенно замечаешь, что веселенького мало.
Его поэтика
Рой Андерссон именует свой стиль тривиализмом. Его истоки надо искать в театре абсурда (прежде всего у Ионеско), а также во французской и особенно чешской новой волне 1960-х.
С музыкантом из оркестра, играющего на свадьбах и похоронах, занимается любовью толстуха, а он под ней тоскливо лепечет, что вложил все деньги в пенсионные фонды и теперь узнал, что прогорел. «Ужасно!» — восклицает он. «О, прекрасно!» — отвечает увлеченная собой любовница. Училка, тщетно пытавшаяся справиться с дошколятами, вдруг бросается в слезы: «Муж сегодня сказал, что я ведьма!» — «С чего вдруг?» — у резко присмиревших дошколят загораются глаза. Калека ковыляет по улице при помощи опоры на колесиках, которая волочит за собой привязанный к ручке поводок с дохлой собачонкой, которая, видно, служила калеке поводырем.
Да уж, обхохочешься!..
Андерссон подчеркивает, что фильм состоит не из судьбоносных для человека сцен, а из тех обыденных, какие мог бы подсмотреть случайный посетитель ближайшего кафе. Верный взгляду из ближайшего кафе, Андерссон снимает каждую сцену с единой точки, общим планом без монтажа. Другое, что отличает Андерссона, например, от Иоселиани (который тоже любит случайные подглядывания со стороны), — неказистость персонажей. На первый взгляд они вообще кретины.
Жаждут счастья, признания, страдают от одиночества, трагически повторяют «меня никто не понимает», но по строгому счету едва ли заслужили счастье и понимание, потому что слабы, эгоистичны и ничего не сделали для облегчения участи соседей — таких же несчастных, страдающих от такого же непонимания.
В какой-то момент, однако, всех становится жаль. Понятно, что ни у кого действительно нет выхода. Одна надежда — уехать из всего этого куда-то туда. Когда у двоих персонажей эта надежда вдруг появляется, проводить их, забыв про прежнюю некоммуникабельность, приходит весь город. Но и этот отъезд не более чем сон. В итоге, пока несчастные живущие продолжают надеяться увидеть небо в алмазах, к городу приближаются бомбардировщики. Да, как всё в фильме, этакие театральные бомбардировщики-макеты (кстати, по виду скорее американские). Но никчемную жизнь их (нас), живущих, теперь жаль тем более.
Самое интересное: Андерссон уверен в том, что сделал картину оптимистическую. Про грандиозность жизни. Про главные человеческие чувства: радость и горе, самоуверенность и сомнения. Про то, что человек не одинок на земле уже потому, что не может не зависеть от окружающих. Про то, что нас спасет юмор. Что и говорить: он и впрямь иногда спасает.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.