Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

24.04.2008 | Разговоры

Зачем это надо

О "Москве", Москве и искусстве как таковом с художником Константином Батынковым беседует Александр Можаев

   

Иллюстрации (работы с выставки)  с сайта krokingallery.com

Недавно в «Крокин галерее» прошла выставка художника Константина Батынкова, она носила актуальное название «Москва». К экспозиции прилагалась пояснительная записка, в которой автор делился своими невесёлыми московскими впечатлениями: «Москва для меня утрачена, и думаю, не только для меня. Мне очень нравилась Трубная, московская осень, листья шуршат, но от Трубной осталось одно название. Где мы с Сашей Флоренским и Колей Полисским ходили на этюды уже ничего не узнать и этюдов там больше не пишут… Я утром иду к остановке, меня окружает масса чёрно-белых человечков на фоне бесснежной серой зимы. Куда не посмотришь, везде строительные краны. Кругом стаи собак, причём во всех административных округах, а перед глазами вечный силуэт Останкинской башни».

Банальные, но по нашим временам уже вполне бесспорные мысли. Однако, как бы не так - невинная «Москва» была подвергнута жёсткой обструкции со стороны известного критика Григория Ревзина. Предоставляем пострадавшей стороне возможность высказать свою точку зрения на «Москву», Москву и искусство как таковое.

Александр Можаев (АМ): - Если совсем в двух словах, о чём была эта выставка?

Константин Батынков (КБ): - Да ни о чём. Я давно уже рисую одну и ту же картину, про другую жизнь. А что на ней конкретно изображено, уже не важно.

АМ: - Это как «Дип пёпыл», которые за последние 30 лет…

КБ: - Их не трогай! Это хорошая тупость упрямых людей, это ведь не для того, чтоб слушать каждый день. Но зато я пришел в «Олимпийский», выпил перед входом бутылку водки из горлышка, и на 40-й минуте чуть не плакал. Вот зачем это надо.

АМ: - То, что ты про «Москву» в пресс-релизе написал, на мой взгляд, не вполне объясняет происходящее на картинах.

КБ: - Да фигня это всё, им лень самим релизы писать, вот они меня напоили и заставили. Я же вообще рисую для того, чтобы не писать и не разговаривать.

А ты знаешь, как меня Ревзин обосрал??? П.ц просто, здоровая разгромная статья в «Коммерсанте», называется «Рукодум». То есть Батынков му.. типа полный, жопой думает вместо головы. Модный художник у менеджеров среднего звена, .уярит одно и то же, отлетают как блинчики картины.

А всё началось с того, что давал я лет пять назад интервью какой-то глупой девице, она спросила: «О чём вы думаете, когда рисуете?» Вот если человек сидит, пишет музыку или стихи - о чём он думает? Ни о чём, его просто прёт и всё. Я ей и говорю, что я когда рисую тушью по белому листу, она растекается, а ты её только успевай тряпочкой подбирать - руки работают автоматически, а думать ты можешь до или после. Она интервью обработала так, что осталось: Батынков вообще не думает, за него думают руки.

АМ: - Да ведь для художника это не так уж плохо.

КБ: - Ну да, а Гриша всю статью на этом построил: что я тупой, нарисовал очередного говна, думаю только о деньгах и вообще думаю жопой. Ежели так, то Шишкин тоже рукодум - елочки да березки, березки да елочки. А у меня вот маленькие такие человечки, собаки стаями бегут куда-то, то по Сибири, то по Москве, то по Космосу. И нет за этим никакой теории и программы. Какая у Есенина программа была? Писал и всё.

Но есть серьёзные образованные люди – критики. У них под ногами крутятся всякие там художники, музыканты, поэты, и это их дико раздражает. Они ничего не производят и не понимают, как это делается, зато очень здорово выносят приговоры.

АМ: - На днях Ревзин и делу моей жизни приговор вынес: «Старая Москва уже умерла и её больше никогда не будет». Похоронная команда такая.

КБ: - Москва теперь – дом «Патриарх» и Манежная площадь, и это не так плохо, как поначалу кажется. На мой взгляд, ярко выраженный китч лучше, чем вся эта безликая советская херня. Вот, например, статуя Свободы - отвратительная до безобразия скульптура, но она стала символом чуть ли не всей Америки. Или «Три богатыря», ё. твою мать! Ты знаешь, что в мировом искусстве творилось, когда Васнецов рисовал эту картину? И ничего, прошло! И Пётр Первый из той же оперы, ведь трудно уже представить Стрелку без этой мандулы. И потом, такого нет больше нигде на свете.

АМ: - Какой ты соглашатель. Можно такую же мандулу впаять среди Кремля, а потом говорить, что без неё он уже не представим и что ни у кого на свете нет такого Кремля уродливого.

КБ: - А я, кстати, был в Кремле. Совсем не пробило.

АМ: - Разве не красиво?

КБ: - Нет! Х.ня какая-то праздничная, и вся Москва - модель этого Кремля дурацкого. Понастроили всякой пое.ни старой да новой. Да, Кремль - это дикая по.ня, дикость российская!

АМ: - Кхе. Хорошо, а что тогда красиво?

КБ: - А вот – облака. Вот женщина это красиво. Это природа, это космос, это интересно.

АМ: - А из созданного людьми?

КБ: - Ничего. Люди только срут и портят.

АМ: - То есть великого искусства не существует?

КБ: - Нет. Парфенон что ли красивый? Натыркано на горе хер знает чего непойми кем. Древние греки, создавая эту свою классику, молились пню, е.. в жопу и резали друг друга за нефиг делать, и такова вся история человечества. Войны, грехопадение и ужасы. Это перевешивает всё хорошее.

АМ: - Может хотя бы Василий Блаженный?

КБ: - Тоже х.ня, пряник какой-то крашеный.

АМ: - Вот ты и договорился: Пётр хорошо, а Василий плохо.

КБ: - Да это вещи одного порядка, руками сделанные. Каждый нормальный человек хочет смотреть из своего окна на лес или океан, а не на Парфенон или Эйфелеву башню, потому что это остопи.т через неделю. Видал я и моря и горы, носило меня от Амура до Туркестана. В Париже у меня мастерская была на Монпарнасе, и я там ничего не рисовал. Вид из окна вообще не подбивает на подвиги. Сейчас у меня за окном херня какая-то  машинами заставленная, и мне, откровенно говоря, всё равно. Москва - дурной город, но это ощущение любого мегаполиса, в Нью-Йорке люди точно также живут. Нравится или нет, а это то, что есть, как серое небо восемь месяцев в году и квашня под ногами. Вон она торчит между домами, башня Останкинская, никуда от неё не спрячешься. Ну и пусть торчит, мы все её любим, мы привыкли.

АМ: - Есть плохая погода, есть вещи, которые сложились до нас, и есть то, что происходит сейчас и на что мы можем повлиять. Или хотя бы не участвовать.

КБ: - Значит, так: сказать мы ничего не можем, тявканье ни на что не влияет. Это просто вы с Ревзиным так самоутверждаетесь в своём мастерстве. А я картинки рисую – один хер. А тем, кто принимает решения, вообще всё по барабану.

АМ: - У меня есть немногочисленные примеры обратного толка.

КБ: - Не более чем приятная иллюзия. Всё равно ничего не изменится. Вот, например, Цусима. Поплыли 50 кораблей, обогнули весь мир, проявили чудеса героизма, безумие и отчаяние, уважение к ним с моей стороны запредельное. Только чего они вообще туда плыли и чего там делали, зачем это всё? Я в хаосе происходящего не могу найти рациональное зерно, в искусстве тоже. Остаётся неглядя тыкать пальцем. Если повезёт, то можно попасть в небо или в анальное отверстие. И то и другое хорошо и приятно.

АМ: А вот если раковину оторвать и в окно выкинуть, как артист Николсон?

КБ: - Ну да, простые вещи, только они и работают. Хотя бы попробовать. Вот я попробовал. Пускай и Гриша тоже пробует. Я ж не кретин, я понимаю – есть Вермеер, а есть мои рукодумские картинки, ну и что ж теперь? Всё равно все мы плесень говорящая.

АМ: - Не ссы никого.

КБ: - Да серьёзно. Ты представь картину: есть шарик, который болтается в космосе, а на нем сидят муравьи и рассуждают, что мы тут что-то обустроим прекрасное, а сами только гадят этому шарику и кончится всё у них очень плохо. Построят какой-нибудь дом с колоннами, а потом рассуждают, как это красиво. Какие амбиции у этих муравьёв!!!

АМ: - Но ведь речь о том, чтобы сделать нечто по своему росту, настолько хорошо, насколько ты можешь.

КБ: - Сиди на жопе и помалкивай, кто тебе сказал, что ты делаешь хорошо - такие же муравьи? Сань, ты чё, я тебе про космические вещи рассказываю!

АМ: - Но космос он ведь и в капле воды космос. Мы-то живём человеческим масштабом.

КБ: - Только какой смысл об этом говорить? Всяк сверчок знай свой шесток. У меня вон друг в Грецию съездил, и как увидел мраморный палец древней статуи, сквозь который солнце просвечивало - перестал существовать как художник. Я вот тоже когда в Лувре первый раз Энгра увидел…

АМ: - Но ты ведь продолжаешь рисовать.

КБ: - Я деньги зарабатываю! Если Василий Блаженный – пряник, то кто такой художник Батынков… Как в мультфильме про Баранкина: вот я, вот я превращаюсь в муравья. Чем гордиться?

АМ: - Не гордиться, а радоваться.

КБ: - Я радуюсь. Мы вот с тобой здоровые, хорошие, водки выпили, пи..уем себе по улице. Ни у станка, ни у прилавка, ни в офисе, а вот просто пошли прогуляться – это прекрасно. А теперь всё, я в мастерскую, на дно, пряники рисовать, рукодумствовать. Пока кризис не грянул - надо деньги зарабатывать.



Источник: "Архнадзор", 05.03.2008,








Рекомендованные материалы



Разговор с Юрием Альбертом

Какую-нибудь конкретную тему для разговора выбрать трудно, да, в общем-то, и бессмысленное это дело — мы все равно неизбежно будем скакать с кочки на кочку, без этого не получится, да и интересно не будет. Но с чего-то же начинать надо. Поэтому вот за что я хочу зацепиться.


Тень и ее место

У нас театр и еда соединяются в буквальном смысле: у нас все блюда обозначают или персонаж из шекспировской пьесы, или сцену, или всю пьесу целиком. Наш бутафор делает обычный реквизит – только ведьма, или Джулия, или сцена кораблекрушения изготовляются не из папье-маше, а из сыра, колбасы, бананов или халвы.