18.04.2008 | Кино
34 раза про киноАльманах «У каждого свое кино», состоящий из 34 коротких новелл, вышел у нас 27 марта
Альманах «У каждого свое кино», состоящий из рекордного (аж 34!) числа коротких новелл, вышел у нас 27 марта. Почти все авторы - суперзвезды мировой режиссуры: Вендерс, братья Дарденны, Гонсалес Иньярриту, Чжан Имоу, Вонг Кар-вай, Аки Каурисмяки, Такеси Китано, братья Коэны, Кроненберг, Лелуш, Линч, Лоуч, Полянский, Гас Ван Сэнт, фон Триер и др. Кстати, и наш Кончаловский. Фильм был сделан к прошлогоднему 60-летию Каннского фестиваля - так Канн отметил юбилей. Предполагалось, что он вообще не выйдет в прокат - лишь на DVD. Первый тираж, выброшенный на французские прилавки в дни Канна, разошелся за день - я, например, диск прозевал. По легенде, именно наши прокатчики уговорили продюсера альманаха - легендарного президента Каннского фестиваля Жиля Жакоба выпустить фильм в мировой прокат. Если верить www.imdb.com, мы - третья страна после Франции и Гонконга, где он появится на больших коммерческих экранах.
«У каждого свое кино» - один из лучших альманахов, виденных мной. Альманахи в истории кино довольно редки, хотя в последнее время вдруг зачастили: «Эротические истории», «На десять минут старше», «Эрос», «11 сентября», «Париж, я люблю тебя», «Невидимые дети». Они всегда неровны, но интересны, хотя бы потому, что режиссеры-участники вольно или невольно заочно соревнуются друг с другом (из-за чего в результате и порют иногда нервную чушь).
Но случай с «У каждого свое кино» любопытен еще и тем, что это акция слегка идеологическая - некое подведение итогов. Этим фильмом простился с профессиональной каннской аудиторией президент фестиваля Жиль Жакоб, определявший его идеологию последнюю четверть века и сделавший Канн тем, чем он стал: не только ярмаркой тщеславия, но и фестивалем, формирующим кинематограф будущего.
Фактически, как стало понятно сейчас, Жакоб воздвигал тот самый памятник себе, нерукотворный. В конце прошлого лета он объявил, что сдает дела преемнику, которого загодя выпестовал: Тьерри Фремо. Альманах явно не случайно были приглашены делать не просто режиссеры-мэтры, а те (пусть не все, но большинство), что считаются фирменными каннскими. Кого можно назвать «птенцами гнезда Жакобова» (хотя некоторые из птенцов - Кустурица, Джармуш, Тарантино и др. - в альманахе, к сожалению, не засветились).
Жакоб призвал режиссеров-мэтров снять короткие новеллы-рефлексии на темы зрителей, кинозалов, кинопоказа и вообще любви к кинематографу. Всем дали полную свободу самовыражения, и многие - что до забавного логично - использовали одинаковые сюжетные ходы. Сразу в нескольких фильмах (Алехадро Гонсалеса Иньярриту, Чена Кайге) выясняется, что истовыми поклонниками кино являются и слепые. Они даже способны рыдать от происходящего на экране - своей новеллой Иньярриту подтвердил, что чрезмерная мелодраматичность его «Вавилона», смутившая его прежних поклонников, не была случайной.
В нескольких фильмах действуют киноворы. В новелле Дарденнов девушка ловит за руку вора, протянувшего руку к ее сумочке. Но не для того, чтобы сдать его полиции, - она просто схватила первую попавшуюся руку, чтобы было с кем соприкоснуться в момент, когда происходящее на экране вызвало слезы сопереживания.
О слезах - разговор особый. В очень многих новеллах из глаз зрительниц льют просто-таки тропические ливни. По этому поводу можно иронизировать, но не стоит, потому что общего впечатления от альманаха эти слезы (как и две-три, увы, откровенно дохлые новеллы, в частности, египетского классика Юсефа Шахина и американского Майкла Чимино), к счастью, не портят.
Ряд режиссеров, включая нашего Кончаловского, отдают дань старым залам и старому кино (новелла Кончаловского при этом забавна: про кассиршу, которая вывешивает табличку «билеты проданы», чтобы в одиночку пересматривать «8 ½», пока в задних рядах трахается случайно забредшая на сеанс парочка). Ну да, это понятно: раньше и атмосфера в залах была лучше, и фильмы были гениальнее. И все было такое трогательное, чувствительное, народное, настоящее! Не то что сейчас!
Черт, опять почему-то иронизирую и опять должен одернуть себя: зря!
Впрочем, есть новеллы и неожиданные. Не кто-нибудь, а Клод Лелуш рассказывает, что стал режиссером под влиянием Михаила Калатозова и фильма «Летят журавли». Есть смешной эпизод от Такеси Китано. Самая расхожая мысль альманаха - что кино любят все. Китано, в отличие от других режиссеров развил ее, не демонстрируя артистических распальцовок, сделав новеллу на тему «Без кино и выходной - не выходной». Флегматичный японский крестьянин приходит в задрипанный кинотеатр и в одиночестве смотрит фильм самого Китано «Дети возвращаются». Пленка рвется, а потом и загорается - тут камера показывает киномеханика, который, кашляя от дыма, тушит пожар. Механика изображает Китано. В итоге крестьянин досматривает явленные ему полуобрывки - и отбывает восвояси с типично японской непроницаемостью на лице. По виду сзади кажется, что он чего-то недополучил, но в целом доволен тем, как провел воскресный досуг.
Есть пресмешнейший эпизод португальца, почти столетнего патриарха Мануэля де Оливейры: о встрече Хрущева, которого - отдельная хохма - изображает Мишель Пикколи, с Папой римским. Формально эпизод выбивается из альманаха, поскольку вроде бы не на тему кино, но де Оливейра стилизовал его под немой киносеанс. Самый смешной момент, когда «товарищ Папа», про которого Хрущеву объясняют, что он для католиков, как для нас был Сталин, подходит к Хрущеву и крестит его. Тот на мгновение ошалевает, но быстро находится и с суровым видом вскидывает в ответ кулак в противостоящем клерикализму приветствии «Рот Фронт!».
Новелла Коэнов - про то, как техасец в техасской шляпе, которого изображает Джош Бролин, словно бы на мгновение вырвавшийся из фильма «Старикам тут не место», приходит в кино. И кассир советует пойти на «Времена года» - выходивший у нас и мало кем, увы, замеченный потрясающий по нюансам, тонкий фильм турка Нури Бильге Джейлана на тему «мужчина и женщина». А посоветовав, явно думает: «Господи, он же меня после просмотра убьет!» Тем более что техасец пообещал высказать свое мнение.
После сеанса задумчивый техасец кассира не находит - на его месте сидит кто-то другой. Заключительная фраза новеллы: «Ты передай парню, который тут сидел, что чуваку в шляпе фильм понравился».
Имена режиссеров - это продюсерское новаторство - следуют после их новелл: чтобы у зрителей не возникало определенного настроя-предвкушения. Впрочем, режиссерские стили часто узнаваемы. После многих фильмов публика во время каннских просмотров аплодировала, как после завершения арий - оперным звездам. Впрочем, иногда и разражалась возмущенным «бу-у!!!». Трехминутки, вызвавшие овации, сделали, кроме Китано, Коэнов и де Оливейры, Нанни Моретти (смешной дневник киномана), Роман Полянский, Вальтер Саллеш, Кен Лоуч («футбол серьезнее говенного кино») и многие др.
Но всех затмил вечный нарушитель спокойствия фон Триер. Идет киносеанс. Вероятно, каннский, так как мужчины в смокингах с бабочками. Рядом сидят: какой-то толстомордый, аккуратненький, благожелательно индифферентный фон Триер - и темнокожая красавица. Смотрят триеровский «Мандерлей». Тут сосед начинает приставать к фон Триеру: мешать-рассказывать, что он-де успешный бизнесмен, что у него аж восемь личных автомобилей. Фон Триер вежливо отстраняется. Наконец сосед спрашивает: «А вы-то чем занимаетесь?» «А я убиваю», - отвечает фон Триер и молотком лупит соседу в глаз. Потом по башке. После чего следует кадр, как фон Триер и его соседка, слегка забрызганные кровью, продолжают миролюбиво смотреть кино, а рядом в кресле - труп с наполовину отколотой башкой.
Триер таким образом обнажил отношение режиссера-радикала к современному стандартно приятному кино и идиотам из массовой публики. Похоже, Канн и Жиль Жакоб поддерживают режиссеров-радикалов в таком отношении к масс-идиотам.
P. S. Новеллу Линча автор этих строк не видел. Линч опоздал с ее сдачей продюсеру, и она включена в альманах лишь сейчас.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.