22.01.2008 | Архив "Итогов" / История

Первый из смертных грехов

Самоубийство существует с тех самых пор, когда появился homo sapiens

"Самоубийством называется каждый смертный случай, который непосредственно или опосредованно является результатом положительного или отрицательного поступка, совершенного самим пострадавшим, если этот последний знал об ожидавших его результатах. Покушение на самоубийство - это вполне однородное действие, но только не доведенное до конца".

Эмиль Дюркгейм "Самоубийство. Социологический этюд"

Самоубийство, оно же суицид, оно же "худший из грехов" (Блаженный Августин), оно же "аристократ среди смертей" (Дэниел Стерн), оно же "добровольный уход" (новейший термин), существует с тех самых пор, когда появился homo sapiens. Собственно, Сартр утверждал, что главное отличие человека от животного именно в том и состоит: человек может себя убить, а прочие твари не могут. Когда прачеловек додумался до самоубийства, он стал полноправным человеком.

Правда, некоторые утверждают, что суицид существует и в животном мире. В доказательство приводят массовое самоубийство китов, или отказ некоторых диких зверей жить в условиях неволи, или домашних животных, умирающих от тоски по любимому хозяину.

Рассказывают, что собака Моцарта уморила себя голодной смертью на могиле композитора. Кантака, верный конь царевича Шакьямуни (он же Будда. - "Итоги"), не перенес разлуки с хозяином, избравшим путь аскезы, лег на солому и умер, чтобы затем возродиться в буддийском раю.

Такие случаи не столь уж редки (имеется в виду не вознесение домашних животных в рай, а их безграничная, саморазрушительная преданность хозяину), однако здесь вряд ли корректен термин "самоубийство". Это - от извечной человеческой склонности к антропоморфизму и романтике. Когда животное ведет себя таким образом, что это приводит его к гибели, следует говорить не о суициде, а об угасании жизненного инстинкта, каковое может быть обусловлено разными обстоятельствами: стрессом, бешенством, стадным чувством и проч.

Подобное утверждение проистекает вовсе не из антропоцентристской гордыни, а из классического определения самоубийства, сформулированного американским суицидологом Морисом Фарбером: "Самоубийство - это сознательное, намеренное и быстрое лишение себя жизни".

Человек научился лишать себя жизни сознательно, намеренно и быстро очень давно - задолго до изобретения колеса и покорения огня. Это подтверждается этнографическими исследованиями общин, находящихся на очень низкой стадии материального развития. У одних племен самоубийство было распространено в большей степени и почиталось одним из дозволенных стереотипов поведения, у других сурово каралось, но тем не менее все равно присутствовало в культуре.

Историческая тенденция такова: с возникновением и развитием классов и государства общество относилось к самоубийству все более строго.

Это и понятно - интересы государства требовали все большего и большего ограничения частной свободы; механизм насилия над личностью неминуемо должен был покуситься на главную область человеческой свободы - быть или не быть.

Государственные мужи Древней Греции в некоторых случаях признавали за гражданами право на уход из жизни. Часто разрешение на самоубийство давалось осужденным преступникам (вспомним историю Сократа). Самоубийство, совершенное без санкции властей, строго осуждалось и каралось посмертным поношением: например, в Афинах и Фивах у трупа отсекали руку и хоронили ее отдельно. Известна история спартанца Аристодема, искавшего и нашедшего гибель в Платейской битве. В отличие от летчиков-камикадзе и Александра Матросова, он удостоился не почестей за героизм, а хулы и осуждения. В кодексе римского императора Адриана легионеру за попытку самоубийства полагается смертная казнь: "Если солдат попытается умертвить себя, но не сумеет, то будет лишен головы".

Однако настоящие строгости начались в постантичный период. Если языческая светская власть лишала человека свободы лишь в его физической ипостаси и только на период его земной жизни, то власть христианская давала возможность стреножить и душу, ибо юрисдикция религии простиралась и в жизнь загробную.

Наступила эпоха, когда человек стал не волен распоряжаться ни своим телом, ни своей душой. И продолжалось это больше тысячи лет.

Не секрет, что в первые века своего существования гонимая религия относилась к мученичеству, то есть альтруистическому самоубийству во имя веры, с благоговением. Христианство не смогло бы добиться такого авторитета без страстотерпцев, добровольно шедших на крест или на арену цирка, в пасть голодным хищникам. Однако государству и государственной религии мученики ни к чему - никогда не знаешь, чего от них ожидать, и примерно с V века отношение церкви к добровольной смерти во имя веры начинает меняться.

Христианская церковь относилась к самоубийству гораздо непримиримее, чем к убийству. Эта явная несправедливость аргументировалась тем, что убийца еще может раскаяться в своем злодеянии, а самоубийца такой возможности лишен. На самом же деле снисходительность к первому из смертных грехов можно объяснить государственными интересами: и светской, и церковной власти было не обойтись без собственных убийц, состоявших у них на службе.

Каждое ужесточение, вводимое церковью против самоубийц, немедленно сопровождалось еще более строгими актами светской власти.

В "Канонах" английского короля Эдуарда Исповедника (ХI век) самоубийцы приравниваются к ворам и разбойникам. Почти тысячу лет, до 1823 года, в Британии существовал варварский обычай хоронить самоубийц на перекрестке дорог, предварительно протащив труп по улицам и проткнув ему сердце осиновым колом. На лицо преступнику клали тяжелый камень.

В средневековом Цюрихе утопившихся зарывали в песок возле воды; зарезавшихся выставляли на поругание, вонзив в деревянный чурбан орудие самоубийства. В Меце тело грешника засовывали в бочку и пускали по Мозелю - подальше от оскверненного родного города.

В Дании самоубийцу запрещалось выносить из дома через дверь - только через окно, тело же не предавали земле, а бросали в огонь, символ адского пламени, куда уже отправилась душа грешника. В Бордо труп вешали за ноги, а потом волокли на живодерню. В Аббевиле тащили на рогоже по улицам. В Лилле мужчин, воздев на вилы, вешали, а женщин сжигали. Сумасшествие вины не смягчало - ведь всякий знал, что в душе безумцев поселяется дьявол.

При таких строгостях самоубийства происходили редко и вызывали у средневековых европейцев мистический ужас. Считалось, что самоубийцы наряду с еретиками и закоренелыми преступниками пополняли ряды вампиров, привидений и прочей ночной нечисти (отсюда и кол в сердце - как мера предосторожности).

Труп самоубийцы был ценным сырьем. Во-первых, его могли безбоязненно кромсать в анатомических театрах врачи, испытывавшие постоянный дефицит в мертвецах и подчас вынужденные с риском для жизни воровать добропорядочных покойников из освященной земли. А во-вторых, во всей Европе вплоть до просвещенного XVIII века огромным спросом пользовалось чудодейственное вещество мумми - товар куда более редкий и дорогой, чем какой-нибудь вульгарный кусочек веревки с виселицы. Лекарство изготавливалось из трупов самоубийц. Считалось, что оно обладает волшебной способностью укреплять жизненную силу. Первоначально экстракт извлекался из мумифицированных трупов, в которых высоко содержание смол (по-арабски мумия - "битум"). С веками туманные представления о набальзамированных египтянах слились с суеверным страхом перед самоубийцами, и последние заменили аптекарям мумий, которым в Европе взяться было неоткуда.

Впервые о естественных правах человека - на жизнь, на справедливый суд, на собственность - заговорили в эпоху Просвещения в XVIII столетии, которое завершилось тем, что признало за человеком право на жизнь.

Это поставило перед юристами сложную задачу: является ли это право одновременно и обязанностью? Ни в одной из конституций и деклараций прав человека этого не утверждалось. Если у человека есть юридическое право жить, стало быть, он может и не пользоваться этим правом, то есть прекратить свое существование.

Французская революция, пролившая реки крови, но показавшая всему миру, как надо расставаться с предрассудками и анахронизмами, первой вычеркнула самоубийство из списка уголовных преступлений. Последней же из европейских стран на это решилась Великобритания, сохранявшая в кодексе антисуицидную статью, по которой полагалось тюремное заключение, аж до 1961 года.

Сегодня человек может покончить с собой, не боясь оказаться в тюрьме (при неудаче) или на живодерне (при успешном осуществлении замысла). Примерно полмиллиона жителей Земли ежегодно так и поступают. Это гораздо меньше, чем число умерших от болезней, и чуть меньше, чем число погибших из-за несчастных случаев (включая ДТП). Но все равно очень много. К тому же с развитием медицины и безопасности дорожного движения процентная доля суицида в статистике смертей неизбежно будет возрастать.

Всякий теперь может ополчиться на море смут, не терзаясь угрызениями совести и страхами за посмертные последствия. Запрета на самоубийство больше нет - ни нравственного, ни юридического. Религиозный запрет (во всяком случае, для христиан, мусульман и иудаистов) из грозного окрика с неизбежными карами за нарушение сник до нестрашного шепота тихой укоризны, вряд ли способной остановить того, кто решился.

У человечества сегодня много проблем, и рост количества самоубийств - лишь одна из них, не самая заметная, но самая трудноразрешимая.

"Есть только одна по-настоящему серьезная философская проблема - проблема самоубийства", - писал Камю. Стоит ли жизнь того, чтобы дожить ее до конца? Должен ли человек покоряться пращам и стрелам яростной судьбы?

На исходе второго тысячелетия христианской эры человек остался с проблемой самоубийства один на один, и решать ее приходится каждому за себя.

Что, впрочем, неудивительно. Ибо, как сказал Бродский, ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

Источник: "Итоги", №36, 1998,