Авторы
Мои немецкие друзья часто жалуются, что немцев недолюбливают в Европе. При встречах на курортах или в командировках в них до сих пор почему-то видят не счастливых детей великой немецкой философии и литературы, а вольных или невольных наследников мерзкого Гитлера.
У исторической памяти свои резоны.
Русским в этом смысле легче. Их не любят только бывшие и настоящие соседи. Те, кто помнит времена "братской дружбы" по СССР или по Варшавскому договору. То есть не только вечные оппоненты из Польши и Прибалтики, но и братья-православные из Болгарии и Румынии, которые, не раздумывая, при первой возможности, вырвались из русской опеки и с удовольствием стали членами НАТО, обороняясь от настырных чувств старшего русского брата европейской солидарностью и укреплением обороны.
Вот Украина просится в НАТО, и православная Грузия проголосовала за вхождение во вражеский блок, это после стольких веков братского покровительства и защиты от общих мусульманских и иных врагов. Где благодарность и благоразумие?
Но бывшие советские и российские сателлиты стремятся использовать любую возможность, чтобы оказаться как можно дальше от холодящих кровь русских объятий и крепче защититься от перспективы возвращения в сферу российского влияния.
Польша и Чехия, без сомнения рано или поздно разместят на своих территориях элементы американской ПРО, а страх населения перед местью обиженного русского мишки успокоят тем, что при помощи Америки построят дополнительную противоракетную оборону, направленную уже не против Ирана, а против России.
А как же Панславянский мир, как общие культурные корни, Кирилл и Мефодий, Шипка, герои Плевны, солдат Алеша – «Болгарии русский солдат»? Все отступает при воспоминаниях о многовековой и колючей дружбе в рамках русско-советской империи, которая для внутреннего употребления оборачивалась лукавой пропагандой братства и взаимопомощи, а на самом деле была завоеванием и угнетением.
Во всей бывшей братской Восточной Европе сегодня только несчастная Сербия остается последним оплотом русско-сербской дружбы. Да и то больше от безвыходности, заранее, кстати говоря, спланированной и отрежессированной.
В нынешней Сербии многие уверены, что за агрессивной политикой Милошевича, отрезавшей Сербию от Запада, стоял холодный расчет жестокой Москвы. Там понимали, что при мирном ходе истории неостановимо присоединение всех республик бывшей Югославии к Западной Европе. И вся безумная война, все преступления режима Милошевича были нужны только для того, что с помощью рек крови отделить Сербию от Хорватии, Словении, Боснии и замедлить процесс вестернизации братьев-сербов. Только замедлить, затормозить - уход Сербии из-под русского патронажа так же исторически неизбежен, как окончательный и бесповоротный распад русской империи.
Пока распалась только советская империя, но так же неизбежно, как уход братьев-украинцев и братьев-белоруссов, крушение российской империи, удерживающей в своих железных объятиях народы Северного Кавказа, Средней Азии, Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера.
Татары и ингуши, чеченцы и якуты только ждут своего часа, который обязательно настанет, потому что крах империй исторически обусловлен. А о скрытой ненависти к русскому брату свидетельствуют хотя бы результаты последних выборов в Государственную Думу. Там, где "Единая Россия" получила результаты, близкие к фантастическим 100%, как это произошло, скажем, в Ингушетии и Татарстане, там русских и ненавидит с прямо пропорциональной силой.
Конечно, все эти проценты сфальсифицированы и обеспечены местной администрацией, но скрывают они не иллюзорную поддержку, а реальную ненависть, которой только дай повод прорваться. Сподвижники основателя первого пролетарского государства неслучайно называли Российскую империю – тюрьмой народов. Русское великодержавие, имперский синдром не одна из многих политических и идеологических идей, а род нацизма, резервирующего за одной нацией право управлять другими, собранными вместе с помощью силы. И этот нацизм, всячески обеляемый российской историографией, никак не менее преступен, чем нацизм немецкий. И ему грозит свой Нюрнберг.
Только кажется парадоксом, что российская идеология и историческая память возвеличивают фигуры таких тиранов, как Иван Грозный или Сталин.
Тот же Сталин для имперского сознания никакой не красный и кровавый тиран, не лидер мирового социализма, не вождь мирового пролетариата, а русский националист, завоеватель новых земель, стран и народов, русский великодержавный империалист. Такой же, как русские цари, как покорительница Тавриды Екатерина II или победитель Наполеона Александр I, при котором Россия впервые и примерила мундир жандарма Европы.
Другое дело, что Россия всегда была странной империей, которая очень часто довольствовалась только символической властью, не конвертируя ее в экономическую.
Поэтому, скажем, такие ее колонии, как Польша или Финляндия, жили и свободнее и лучше русских, которых власть эксплуатировала куда беспощаднее, чем финнов и поляков. Кстати, то же самое было и в советской империи, когда не только восточные немцы и югославы, но даже прибалты жили богаче и либеральнее метрополии. И все потому, что русское великодержавие - отражение комплекса неполноценности: пусть не ехать, хотя бы порулить.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»
