США, Китай
17.01.2008 | Кино
Комиссарское телоГолливудский тайванец Энг Ли скрестил «Молодую гвардию» с «Ночным портье» и «Последним танго в Париже»
Когда в сентябре «Вожделение» Энга Ли (подлинное название — Lust, Caution, т. е. «Вожделение, осторожность») завоевало главный приз Венецианского фестиваля, некоторых это вдруг поразило. Но чего удивляться, если каждый фильм Ли обречен на повышенное благосклонное внимание? Ведь до «Вожделения» он сделал громкую «Горбатую гору» — первую и пока последнюю в истории гей-лав-стори с участием ковбоев. А до «Горбатой горы» — громкого «Крадущегося тигра, невидимого дракона», первую завиральную китайскую кун-фу сказку нового компьютерного образца. И вообще почти все его картины — фестивальные и/или коммерческие хиты.
Вдобавок «Вожделение» примечательно сверхоткровенными сценами, в каких китайские актеры не снимались никогда. И каких в современном большом кино (а «Вожделение» — полотно эпическое, никак не арт-хаус) в принципе не бывает. Энг Ли отрицает, будто актеры, включая суперзвезду Тони Леюна, занимались любовью всамделишно. Но отрицает вяло.
Ли — уникальная фигура в мировой режиссуре. У него нет фирменной эстетики. Все его фильмы настолько разные, словно их снимали плохо знакомые между собой авторы. При этом он обладает даром проникать во вроде бы чуждые для него времена и нравы. Он прямо-таки идеал художника новейшей эпохи: безлик, но все, за что берется, делает с увлечением — и увлекательным для публики. В 1990-е, к примеру, он изумил тем, что, выросши на Тайване, воссоздал в «Ледяном урагане» психологию далекой от него провинциальной Америки 1970-х. А затем в «Гонках с дьяволом» — и вовсе Америку XIX в. с ее гражданской войной.
Теперь Ли увлекся прошлым Китая. В годы Второй мировой в оккупированных японцами Гонконге, а затем Шанхае действует подпольная молодежная организация типа нашей легендарной молодогвардейской. Ее цель — уничтожать коллаборационистов. Фильм не патриотический. Он о том, что ситуация войны уродует молодые души. Одна из ударных сцен — как «молодокитайцы» пытаются зарезать предателя. Они все из интеллигентов, убивать не умеют, поэтому убийство оказывается особенно кровавым и варварским.
Главный же символ уродования души — то, что «комсомольцы» дают задание одной из своих лечь в постель к министру местного гестапо.
Чтобы, соблазнив, заманить в ловушку. Но не все идет по плану: хотя первый сексуальный контакт фашиста с антифашисткой — садо-мазохистский, они в итоге искренне привязываются друг к другу, что сильно осложняет подпольную работу. Начинается истинно эротический триллер, напоминающий прежде всего о классическом «Ночном портье» Лилианы Кавани. Особенно в эпизоде, когда секс смонтирован с фигурой охранника с овчаркой, мокнущего ночью под дождем.
Похоже, Энга Ли сильнее всего занимала тема противоестественности такой связи. Отличие от фильма Кавани в том, что оба персонажа — и он, и она — в равной степени могут считаться и палачами, и жертвами. Оба — извращенцами: что может быть извращеннее, чем любовь к человеку, про которого знаешь, что ему на твоих глазах должны вышибить мозги? Чтобы продемонстрировать противоестественность, Ли заставил своих персонажей использовать во время занятий сексом причудливейшие, прежде мало кем представимые позы. Но эту тему мы лишь обозначим, а развивать не станем.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.