"Новая опера"
16.09.2005 | Опера
Бункер для жрицы«Норма» в Новой опере
Московский муниципальный театр «Новая опера» отмечает в этом сезоне два юбилея: 15-летие и 60-летие своего основателя, дирижера Евгения Колобова. Этим событиям будет посвящен зимний фестиваль, посвященный памяти Колобова, и три оперные премьеры. Первую из них – постановку популярной во всем мире, но много лет не звучавшей в Москве «Нормы» Винченцо Беллини – «Новая опера» показала на открытии нынешнего сезона.
Юбилейные даты хоть и располагают к торжествам, но на сей раз не заслоняют проблем театра, а напротив, привлекают к ним всеобщее внимание. «Новая опера», возникшая из коллектива сторонников Колобова, покинувших вслед за ним московский музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко, была сугубо авторским театром. Сюда шли «на Колобова», сколь бы экстравагантными и спорными ни казались его редакции классических партитур, капустники и литературные вечера.
С тех пор, как Колобова не стало, в воздухе висит немой вопрос: чем «Новая опера» может оправдать свое существование без него?
Выдающимися исполнителями и постановщиками она не располагает, внятными творческими стратегиями тоже. Есть старые колобовские спектакли и роскошное здание в центре Москвы, на которое с любопытством посматривают многие успешные, но стеснённые в жилищных условиях театры.
Похоже, в этом сезоне театр выбрал, за какой «спасательный круг» хвататься. Вслед за своими старшими коллегами – Большим и Мариинским – «Новая опера» попробует заняться импортом европейской оперной режиссуры. В марте известный немецкий сценограф и постановщик Иоахим Фрайер поставит здесь «Волшебную флейту» Моцарта. А пока что «Новая опера» арендовала «Норму», поставленную в 2002 году в Штутгардте Йосси Вилером, Серджо Морабито и сценографом Анной Фиброк.
Их работа – пример довольно механистичного применения метода «актуализации», изобретенного в Европе не один десяток лет назад и давшего много ярких результатов. Его суть в том, чтобы подверстать партитуру к ситуациям сегодняшнего дня (или недавнего, но весьма будоражащего прошлого). В данном случае действие из условной Галлии перенесено во времена Второй мировой войны и разворачивается в бетонном храме-бункере. Главная героиня — жрица друидов, которая любит и ревнует римского проконсула, да к тому же имеет детей, что недопустимо в её сане, представлена экспансивной активисткой французского сопротивления, а её возлюбленный из стана врагов, разумеется, - арийским офицером.
Беда одна: сколь бы ловко новые ситуации ни подверстывались к поворотам действия, с музыкальной логикой они расходятся самым смешным образом.
Пленительные меланхоличные мелодии Беллини, ставшие апофеозом оперного романтизма, передают исключительно переливы душевных переживаний, «актуализировать» которые – всё равно что ломиться в открытую дверь. Продуманное и не лишенное собственной логики действо сковывает лирическую музыкальную стихию, как советская школьная форма – жаждущих резвиться первоклассников.
Это было бы не так заметно, если бы стилистикой Беллини свободно владели певцы и оркестр под управлением Феликса Коробова. Но пока что они не погружают публику в блаженную медитацию, которой добивались мастера бельканто, а лишь демонстрируют старательную работу. При этом в лидерах, как это ни курьёзно, оказывается, увы, не Норма - Татьяна Печникова, чей голос звучен, но не несёт в себе романтически завораживающих тембровых красок. Её возлюбленный Поллион – обладатель красивого «крепкого» тенора Николай Черепанов, несмотря на мелкие погрешности, производит впечатление гораздо более яркое, чем трагическая главная героиня.
В традиционном варианте либретто правда о гендерной принадлежности Леоноры, переодевшейся в Фиделио, чтобы вызволить своего мужа из тюрьмы, выясняется лишь в конце. У Кратцера Леоноре трудно скрывать свою женскую природу, и на фоне актерской статики остальных героев, она постоянно ерзает: «Что, черт возьми, происходит» и «Боже, как неловко» – ответила бы она на любовные притязания Марселины, если бы ей не нужно было петь текст начала XIX века.
Почти во всех положительных отзывах о постановке как большой плюс отмечается её иммерсивность. Во время действия видишь только один, да и то замыленный и банальный приём – лениво направленный в зрительный зал свет поисковых фонарей, остальное же время наблюдаешь мерный шаг часовых вдоль зрительного зала. И всё это где-то там, на условной театральной сцене, с игрушечными автоматами и в разработанных художниками костюмах.