16.11.2007 | Просто так

Деньги и мусор

Люди искусства любят копаться в ненужном хламе.

Самая опасная, наверное, на свете профессия – это финансист. Ну еще и бандит. Иногда они сочетаются. И начинают вкладывать деньги в искусство, сталкиваясь с самой несчастной профессией в мире – с художником. Это называется – арт-рынок. Почему за одним прилавком  выкладывают миллион, а у другого лотка ни один покупатель не остановится? Откуда такая несправедливость?

Всю осень в Лондоне проходили аукционы и ярмарки искусств, где новоявленные  миллионеры из Китая, Индии и  России скупали (и продолжают скупать)  черт знает что за черт знает какие деньги. Деньги крутятся такие, что происходит головокружение от успехов. Люди потеряли голову. И все художественные критерии заодно. Дилеры и кураторы уже не понимают, почему один художник продается за сотни тысяч, а другого и за десятку не берут. Традиции и школы потеряли всякий смысл, потому что миллионер покупает то, что ему подсказывает его советник, а у личного советника  всегда   своя личная  «советская» логика, к искусству не имеющая отношения. Я скаламбурил на советах не случайно. Я могу предложить единственное объяснение этому хаосу.

Речь идет о заговоре: бывшее российское КГБ вместе в кооперации с нынешним китайским Политбюро скупает западное искусство принципиально наобум, чтобы внести панику в стан врага и разрушить его моральные и эстетические ценности. Подготавливают пролетарскую революцию. Руками художников.

Дело в том, что художники – это новый пролетариат. С либеральных шестидесятых, за полвека,   натренировали такое количество людей искусства, что девать  их просто некуда. Большинство из них бедствуют. Самые разумные из   художников  стали дилерами, менее удачные ушли в компьютерную индустрию. Но обездоленные массы продолжают вести  нищенскую жизнь, борясь за крохи славы в убогих коммуналках без отопления, кусая локти, сжав в зубах кисть  и  ломая ногти о свои инсталляции. Но трудолюбие, как известно, редко вознаграждается, поскольку вся любовь уходит на труд. 

Я знаю двух артисток-таксидермисток. (Таксидермия, напомню, это искусство набивания чучел.) Одной, Джил Рассел, уже под пятьдесят. Она заканчивала Королевский колледж искусств. Дипломированный скульптур. Развивает концепцию диалектического противопоставления органики (плоти) с не-органикой (скажем, с металлом). Ее шедевр – это чучело филина, где вместо одного глаза – объектив видеокамеры, спрятанной внутри чучела.  Филин вращается медленно на штативе. И на телеэкране в другом конце помещения видишь все, что ухватывает его глаз.  Этот шедевр уже давно описан в литературе, но  все  еще не продан. Джил пыталась даже подсунуть своего видео-филина разным коммерческим фирмам для охраны помещения на случай   грабежа – взломщикам не придет в голову обращать внимания на странную птицу над дверьми. Никто не соблазнился. В результате, Джил зарабатывает на жизнь как инструктор в местном тренажерном зале.

Поли  Морган, с другой стороны, это – неоперившийся птенец. Ей едва исполнилось двадцать лет, никаких университетов она не кончала, и работала барменшей в одном из модных заведений в Сохо. Таксидермией она занялась от нечего делать – она с детства любила собирать перышки птиц, поскольку папа занимался экспортом страусов из Австралии. Подбирала зимой мертвых птичек в парке и выкладывала их вокруг кукол под стеклянным колпаком. Один из ее нынешних шедевров -  это аллюзия на сцену из романа Диккенса «Большие ожидания», где мисс Хавишэм, от которой сбежал жених в день свадьбы, так и не разобрала свой свадебный стол, и среди окаменелостей торта и паутины на запыленной скатерти бегают мыши.  Поли Морган усадила огромную куклу в свадебном наряде за таким вот столом с мертвыми мышами и птичками в стеклянном кубе – как в музейной кунсткамере. Эту работу увидел у нее в гостях  знакомый из бара. Оказался дилером. «Но я не художник», – сказала она. «Это не имеет значения», - справедливо заметил он и продал этот экспонат за сотни тысяч.   Успех у нее ошеломительный. В то время как  Джил Рассел до сих  живет одна со своим филином.  

Но обе таксидермистки нуждаются в  уличном мусоре – от перьев до разных   подсобных материалов для своих шедевров. Обе находят вдохновение, короче, на помойке. Как английские модельеры, подцепляющие идеи у уличных бродяг, люди искусства любят копаться в ненужном хламе.

В помойке, в ящиках со строительным мусором чего только не найдешь. В мусорные кучи сгребают не только трупы мертвых птиц, но и старые зонтики, и практически новую мебель, вышедший  из моды пиджак или телевизор. Есть специалисты, роющиеся в мусорных баках знаменитых людей, чтобы узнать, какое пиво пьет Джек Николсон, а какое французское вино – Джоанна Ламли.  Джоанна Ламли – комедийная киноактриса, а на самом деле – богиня стареющих красавиц, королева богемного Лондона с самым сексуальным голосом на британских островах. Так вот, эта богиня сыграла ключевую роль в артистической карьере моей дочери. Благодаря этим самым лондонским помойкам.

Моя дочь Маргарита Глузберг тоже принадлежит к новому классу пролетариев. То есть, она - художник. Культовая фигура в лондонских кругах. Преподает в Королевском колледже искусств. Своя мастерская. Последняя выставка – вся распродана. Но не за сотни тысяч, а всего лишь за десятки. А Лондон – бешено дорогой город.

На днях в ее мастерской звонит телефон. Говорит продюсер  сериала, где в главной роли Джанна Ламли. Он просит разрешение использовать в разных эпизодах картину Маргариты. Моя дочь несколько опешила. Стала осторожно спрашивать: а что за картина? Что на ней изображено? Поезд. С двумя фарами паровоза, светящимися как глаза монстра. Маргарита стала вспоминать, что, действительно, много лет назад нарисовала нечто подобное. Продюсер сказал, что картина произвела огромное впечатление на сценариста.  Она висит у него над письменным столом, и когда он сочинял сериал, она вдохновляла каждый    эпизод сценария. Продюсер разыскал Маргариту по подписи на картине. Но как эта картина попала к сценаристу? Он ее купил. В  комиссионке, где продают разный хлам, безделушки и живопись. 

И тут до моей дочери доходит, что произошло. Еще студенткой она делила мастерскую и жилье со своими приятелями в трущобном модном Камдене. Там она с юношеской энергией произвела на свет огромное количество холстов гигантского  размера. Компания приятелей ей в конце концов осточертела, да и само помещение они занимали полулегально. Общежитие, короче, прикрылось.  Переезжая, она, естественно, не взяла с собой разные ненужные, «черновые»  полотна. Дом, как она слышала, сломали. Картины выбросили на помойку вместе со строительным мусором. Там-то одно из полотен -    с паровозом -  и подобрал, видимо, сообразительный коллекционер. И, много лет спустя, продал его этому самому сценаристу.  За большие, между прочим, деньги.

«Я тебе давно говорил, что ты халатно относишься к своей коллекции. Разбрасываешь свои шедевры бог знает где», сказал я, отец, озабоченный художественным наследием дочери.

«Вот именно», сказала Маргарита. «Я разбрасываю свои шедевры бог знает где. Бог точно знает где. Если бы я не выбросила свою картину на помойку, она бы не оказалась в кабинете сценариста, и не стала бы фигурировать в самом модном телефильме Великобритании».

Деньги, короче,  валяются на дороге.

Источник: «Деловой Петербург», 26.10. 2007 ,