06.11.2007 | Арт

Победная капитуляция

Эрмитаж принял в свои залы кровь, сперму и фекалии

«Америка сегодня» -- так называется выставка современного американского искусства, которая будет работать до 13 января 2008 года в главном штабе Государственного Эрмитажа. Она приурочена к 200-летию дипломатических отношений между США и Россией и открывает проект по расширению коллекции современного искусства в Эрмитаже «Эрмитаж 20/21». В подготовке выставки участвовали банк UBS, компания «Кока-Кола» (CIS).

Изюминка в том, что экспозицию составили работы из лондонской галереи Чарлза Саачи, имеющей репутацию одной из самых скандальных в мире.

Знаменитый коллекционер модным брендом своей галереи выбрал эпатаж общественных вкусов. Можно сказать, именно Саачи за последние 20 лет помогал делать блистательные карьеры радикалам движения YBA («Молодые британские художники»). Теперь они священные и дойные коровы мирового артбизнеса: Дэмиэн Херст, Трейси Эммин, Дженни Савилл, Джейк и Динос Чепмэны... В ноябре 2006 года в лондонской Королевской академии искусств открылась выставка USA Today, знакомящая с молодым американским искусством поколения тридцатилетних. Представленные работы были созданы за два-три последних года. Куратор той выставки, директор Королевской академии искусств в Лондоне сэр Норман Розенталь считает, что интерес Саачи к молодой арт-Америке объясняется желанием увидеть соответствие сегодняшнего сверхдержавного имиджа Америки ее способности быть лидером самого нового мирового искусства.

Эрмитажная выставка отличается от лондонской версии. Новый отбор работ был сделан и Саачи, и Розенталем, и молодым руководителем проекта «Эрмитаж 20/21» старшим научным сотрудником музея Дмитрием Озерковым. В беседе с вашим обозревателем Дмитрий сказал, что никаких цензурных ограничений в отборе вещей не было.

В экспозицию попали те опусы, которые именно сегодня могут довести до белого каления министра Соколова и других блюстителей-цензоров российской культуры.

В частности, объекты уроженца Китая Теренса Коу (люстра, барабанные установки) густо покрыты всякой замазкой органического происхождения: от крови до дерьма. А в коллажах Дэша Сноу «К черту полицию» 45 газетных вырезок на тему коррупции среди полицейских забрызганы спермой обыкновенной и помещены в элегантные рамочки...

Как сочетаются сперма и чопорные ампирные залы россиевского Генштаба? Дерьмо и эрмитажные сокровища? Можно, конечно, по примеру особо ретивых блюстителей за чистоту и красоту (а также примкнувших к ним хитроумных интеллектуалов, спекулирующих на «здравой логике», «здравом смысле» и базовых ценностях) кричать о тотальной деградации культуры. Но это будет разоблачением в себе необразованных трамвайных хамов. Фекалий испугались? Тогда вспомните, каковы ингредиенты дорогой парфюмерии. Из какой грязи делается субстанция будущих шедевров традиционной живописи, керамики. Или если вам с испражнениями иметь дело не хочется, сожгите прилюдно все издания романа Рабле о Гаргантюа и Пантагрюэле. Ведь в нем фекалии и моча льются полноводными реками. Милан Кундера в «Невыносимой легкости бытия» точно сформулировал постулат: Дерьма боятся лишь тоталитарные общества, закрывающие глаза на жизнь, как она есть (со всеми ее каками), ради жизни, какой она обязана быть по партийной директиве.

Часто талантливо произведенная деконструкция, низведение академического образа до состояния булькающей протомассы, неприбранной некомфортной жизни -- необходимое для современной культуры испытание.

Деконструкция помогает изучить границы и возможности языка искусств и в конечном счете укрепляет веру в ценность именно трансцендентной художественной идеи. Так что Эрмитаж оказался честен перед культурой. Эта мнимая капитуляция бастиона классики перед радикальным искусством (на самом деле не капитуляция, а профессиональная честность исследователей артпроцесса) является победой не лицемерия и ханжества, а свободы и доверия к Искусству и Человеку.

Впрочем, для знатоков contemporary art факт созерцания обмазанной какашками люстры давно уже не культурный шок (на позапрошлой Венецианской биеннале наблюдали такую же барочную люстру из женских тампонов), а в общем-то банальность. Скука, кстати, обратная сторона эпатажа. Для радикального выхода из нормативных границ нужен выстраданный и объемно придуманный, интеллектуально состоятельный повод. Иначе будет, как говорила Фаина Раневская, плевок в вечность. Положа руку на сердце, многие работы молодых американцев (неряшливая абстрактная живопись, немудреные "редимейды" типа показанного Джозефин Максепер магазинного стеллажа с сандалиями и надписью «где ноги, там и родина») я бы назвал конечно же не плевками, но щипками вечности. Их трогательный эпатаж настолько наивен и легковесен по смыслу, что хочется посоветовать им чуть медленнее стремиться в жернова артиндустрии, чуть тщательнее к разговору с вечностью готовиться. Иначе добрые намерения (как написал в каталожной статье Норман Розенталь, общечеловеческие темы «нищета, неравенство, миграция населения, не говоря уже о всеобщих проблемах окружающей среды...»), не поддержанные должным, пластически, интеллектуально внятным высказыванием, воспринимаются одномерно, лозунгово, наивно, как текст манифеста.

Но все становится объемным тогда, когда складывающийся образ оказывается во всех смыслах мультимедийным: и в плане технического воплощения -- многосоставным и многожанровым, и в плане восприятия -- многозначным, находящимся в диалоге с богатыми текстами культуры.

Обмазанная фекалиями и завешанная волосами и высохшими бабочками люстра Коу -- теневой образ барочного каталога мироздания.

Негативная преизбыточность стихии мира. Цепляет. Выбранный Озерковым резиновый объект Стивена Роудса -- куб с двумя хвостами, раскрашенный в цвет кожи анаконды, будто иллюстрирует пассаж из «Маленького принца», где змея сглотнула слона и превратилась в шляпу. Змея Роудса нравится и как скульптура, и как остроумная и тонкая реплика на тему сегодняшнего потребления культуры модернизма с его кубами и «хвостатой» абстрактной пятнистостью. А любимцем зрителей, несомненно, станет скульптурный ансамбль Джона Пилипчука под названием «Надеюсь, мне удастся пережить это, сохранив хоть немного достоинства». Из бедняцких материалов (обрезков досок, остатков ткани, войлока, блесток и клея) в традиции ар-брют и народного искусства Джон смастерил целый поселок собравшихся вокруг холмика-блиндажа кошек -- ветеранов какой-то войны. Коты пьют, орут песни, многих тошнит розовой войлочной пеной. Есть коты-инвалиды и коты-орденоносцы. И царит общая атмосфера отчаянного аутсайдерства, разнузданной бессмыслицы. Вот вам прямой диалог с шедеврами Эрмитажа: в дидактических кабацких сценах «малых голландцев» XVII века (коих в Эрмитаже предостаточно) точно в таком же непотребном карикатурном виде изображались пьяные, испражняющиеся и плюющие по грязным углам, но трогательные и достойные сочувствия крестьяне. Мощная, между прочим, культурная тема с богатой родословной: vanitas vanitatis -- суета сует!

Источник: "Время новостей", №196, 25.10.2007,