05.10.2007 | Колонка

Новые гуманисты

Этот гуманизм не с личностью имеет дело, но со скудельным сосудом, в который помещены томящееся сознание, мысли, чаяния.

Выдающийся испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет написал в первой четверти прошлого века трактат "Дегуманизация искусства". Как в воду глядел. Даже редко навещающий вернисажи и фестивали обитатель цивилизованного мира знает (слышал, видел), что современное искусство дегуманизировано - дальше некуда. В нем личность перестала быть личностью. В нем человек оказался разъят на части на полотнах кубистов и сюрреалистов, в легкомысленных опусах дадаистов и трагических - обэриутов. Уже давно, со времен модернизма, художники отказываются видеть в нем возвышенную красоту. Они разучились изображать его как венец творения. Как образ и подобие Божие.

Героику, нравственную чистоту, красоту (особенно идеал физической красоты) они в конце концов отдали на откуп масскульту — американским боевикам, мексиканским сериалам, глянцевым журналам. Там мы встречаем Суперменов, спасающих мир, верных рабынь Изаур, ждущих своих неверных возлюбленных, гламурных красавцев, без труда вписавшихся бы в золотое сечение Леонардо. Но в артхаусных фильмах, на продвинутых выставках, в спектаклях престижных театральных фестивалей вы увидите теперь совсем иных героев — некрасивых, деиндивидуализированных, ни в чем (даже в грехах своих) особенно не выделяющихся из толпы.

Чем дольше, однако, я всматриваюсь в этих героев, тем яснее вырисовывается для меня новая метафизика современного искусства. Особенно современного театра (в его фестивальном, конечно, изводе). Художественное пространство этого самого театра — при всей кажущейся дегуманизации — предельно антропоцентрично. Человек, именно человек есть здесь мера всех вещей, но, несчастный и беспомощный, он брошен в чужом и страшном мире, где Создатель ведет себя так, словно его и нет вовсе, — глухой к призывам, равнодушный к людским страданиям.

Спектакли главных ньюсмейкеров современного театра только на первый взгляд кажутся безнравственными и античеловечными. На самом деле они предельно человечны и предельно сострадательны. Можно даже сказать, что современный театр вопреки тезису великого испанца являет нам вариант "нового гуманизма", действительно не различающего героев и обывателей, плохих и хороших, потому что сострадательного к человеку как таковому.

Этот гуманизм не с личностью имеет дело, но со скудельным сосудом, в который помещены томящееся сознание, мысли, чаяния... Он готов принять человека со всеми его изъянами, со всеми грехами, со всем несовершенством его плоти и души. Пожалеть его. Его ведь есть за что пожалеть при таком-то Создателе.

В одном из главных хитов Авиньона-2006 — спектакле "vsprs" Алана Плателя (этого, может быть, самого важного художника современного театра газета "Русская мысль" без обиняков называет бельгийским гением) герои живут в странном месте, в гористой какой-то местности. Причем горы похожи здесь на ангельские крылья, перья которых сделаны из нижнего (не очень чистого) белья. Танец людей все больше напоминает судороги. Их попытка достучаться до небес всегда безуспешна. Музыка Клаудио Монтеверди (vsprs — лишенное гласных, словно лишенное дыхания, слово Vespers (вечерня), которое, в свою очередь, — сокращение от названия оратории итальянского композитора "Vespro della Beata Vergine") звучит возвышенным контрапунктом к очень земным страданиям этих очень негероических людей. И вот в финале — страшном в своей беспредельной выразительности — судороги достигают кульминации. То, что проделывают на сцене танцовщики Плателя, уже недвусмысленно смахивает на коллективную мастурбацию. За которой еще одна, последняя попытка протянуть руки туда, в запредельное... Дальше — тишина. Смерть. Агония. Чудовищная гекатомба безо всякой надежды на спасение.

Но разве не такие же точно безымянные, почти безликие смертные действуют в спектаклях Жозефа Наджа, Кристофа Марталера, Саши Вальц, Ромео Кастелуччи?.. Разве не такие же герои населяют "новую драму", в которой тоже, как правило, нет добрых и злых — есть страдающие? Жизнь вообще устроена как ловушка, в которую попадаешь, не приложив для этого никаких усилий. Безжалостный вихрь несет героев, словно опавшие листья, иногда взметая их к небесам. Как осколки стекла, они лежат посреди грязной лужи, но нет-нет да и блеснет в них солнца луч.

Классический гуманизм требовал от человека соответствия высоким идеалам. Новый гуманизм в отличие от гуманизма классического не предъявляет человеку никакого высокого счета. В новом типе героя наличие души не отрицается, но работа души не предполагается.

Вот еще — работа души! Скажите спасибо, что вообще живем и страдаем. Мир современных спектаклей совершенно обезбожен, но предельно, даже чересчур очеловечен. Если и можно упрекнуть в чем-то современное искусство, так не в жестокости, а в чрезмерной жалости к человеку. Оно так сострадательно и так нетребовательно по отношению к нему, что от него и в самом деле осталась, по слову Гамлета, одна "квинтэссенция праха".

Источник: "Известия",15.08.2006,