04.10.2007 | Дизайн / Общество

«Мое любимое платье» 5

Портниха как культурный герой в Советской России

Окончание

Когда я спрашивала своих респондентов, как они могут охарактеризовать типичную советскую магазинную одежду, они были единодушны в ответах: «невозможно носить», «ужасно», «ни кроя, ни фасона».

Ирина Белая (ИБ): «Покрой советской одежды был просто безобразен.

ОВ: А почему?

ИБ: Он не имел отношения ни к одной конкретной женщине. Оскорбляла глупость и негармоничность. Не было цвета, отвратительные краски, у цвета не было цвета. Не было мысли. Все это было лживо по отношению к людям, которые носили эту одежду, и которые смотрели. Эта эстетика меня ломала и рушила» (Белая 1997).

Когда я просила определить, что именно так раздражало в советском стиле, многие затруднялись ответить конкретно. Дело не сводилось к какому либо отдельному качеству:

мрачные и скучные цвета, отсутствие фантазии, нелепый дизайн — решающим признаком оказывалось то, что эта одежда «была никакой»: она уничтожала индивидуальность, и ее обладательница делалась невидимой, немедленно превращалась в человека толпы.

Валентина Ярцева: «Те, кто придумывали такую одежду, вероятно, хотели, чтобы все были одеты одинаково» (Ярцева 1997).

Это эмблематическое свойство «нашей» одежды — быть «всеобщей» и одновременно «никакой» — оставалось стабильным в разные периоды советской истории, незначительно меняясь только в период оттепели 1960-х годов. Напротив, концепция «не нашего» стиля отличалась подвижностью и всякий раз зависела от момента. Так, в детской одежде не рекомендовались яркие и светлые тона, поскольку они считались непрактичными. Светлые тона ассоциировались с роскошью.

«Не наш» стиль в женской моде ассоциировался с нарушением заповедей скромности.

Мария Заржицкая (МЗ): «Я вам должна сказать, что считалось неприличным: моя сестра Лида первая в Одессе шла с пляжа в платье-сарафане с открытой спиной. Она заплатила 10 рублей штрафа».

ОВ: Только за спину?

МЗ: Только за спину, за сарафан! Это было в 1960-е годы. Борьба за нравственность. И уже потом, когда первые брюки надели женщины, так наша гримерша в Краснодаре вышла в брюках на улицу, и ее арестовали. Да, и она заплатила тоже какой-то большой штраф. А потом, вот уже через полгода, все уже носили брюки» (Заржицкая 1997).

Нередко источниками «не нашего» стиля было подражание западным модам, причем о последних тенденциях узнавали благодаря информационным посредникам — прибалтийским журналам (эстонский «Силуэт») и восточноевропейским (польские журналы Kobieta i zycie и Przekroj).

Костюмы актеров в польских фильмах также служили образцами для подражания.

Тамара Казавчинская: «Я тоже помню моду на черные водолазки, как раз к нам пришедшую из польских фильмов: был такой герой моей юности — актер Збигнев Цибульский. Он носил эти черные свитера, и потом уже я спустя два-три года осознала, что это был на самом деле флаг экзистенциализма. Это было вполне осознанным. Не то что человек заявлял этим, что он — экзистенциалист. Он заявлял о том, что он — человек этого поколения.

ОВ: Изначально ведь эту моду ввели Жюльет Греко, Сартр и его компания, интеллектуалы Левого берега...» (Казавчинская 1997).

Модники, желающие приобрести подобные знаковые вещи, были вынуждены обращаться к спекулянтам или к фарцовщикам. Женщин-спекулянток нередко высмеивали на страницах сатирических журналов как «классовых врагов» или «чуждые элементы в социалистическом обществе». В сатирических очерках они представалиленивыми, лживыми, безнравственными дамочками. Напротив, образ портнихи всегда отличался такими чертами, как старательность, скромность и трудолюбие. По своей культурной функции портниха традиционно оставалась невидимой в глазах власти, в то время как спекулянтка, наоборот, всегда привлекала к себе внимание. Портниха и спекулянт как типажи представляют два противоположных полюса в истории советской неофициальной моды.

Когда западная одежда начала проникать в Советский Союз, это оказалось серьезным вызовом для домашних портних. И если ранее они с легкостью выигрывали в соревновании с государственными ателье, победить настоящие западные фирмы им оказалось не под силу.

Все зарубежные товары были окружены в глазах советского человека манящим ореолом. Портнихам было не так легко профессионально сшить легкие нейлоновые плащи или джинсы. Настоящие фирменные джинсы были недосягаемым «объектом желания» — они отличались особым кроем, аккуратными швами, необычными оттенками цвета.

Начиная с шестидесятых годов советские портнихи пытались по возможности шить искусные копии западных вещей. И иногда им удавалось достичь поразительных результатов. Эта новая ситуация означала радикальную перемену в ориентации портних как культурных производителей. Если портнихи старой школы продолжали дореволюционные традиции ремесла и демонстрировали модели аристократического поведения, то молодое поколение мастериц предпочитало идти в ногу со временем и любой ценой ответить на вызов современной западной моды. Первое время портнихи старательно шили вещи в западном духе и выдавали их за «фирменные»: порой на таком изделии можно было видеть ярлык с заветными словами «made in». Нередко такая портниха работала в паре с фарцовщиком, который помогал сбыть товар.

Неумелые имитации заслужили презрительное именование «самопал», а искусные воспринимались как настоящая фирменная одежда. На этом историческом витке портниха оказалась невидимой по другим социоэкономическом причинам — гламур иностранных брендов оказался сильнее преимуществ ручной работы.

Однако, как мы помним из истории Марии Заржицкой, она еще раньше предпочитала говорить про свой костюм, сшитый Варварой Ивановной, что он «из Лондона». Это, с одной стороны, указывает на высокую престижность западных вещей, а с другой, лишний раз подтверждает удивительную «невидимость» портних. По этому параметру портниху как культурного героя можно сравнить с такими персонажами, как «тайный агент», наблюдатель или старьевщик.

О подобных культурных персонажах см.: Ямпольский 2000: 20.

Представляя «Другого» по ряду социокультурных признаков («аристократка», «иностранка»), она обладала огромным потенциалом универсальной метаморфности и выживаемости в разные исторические периоды. По своим универсальным качествам мифологической «волшебной помощницы» портниха оказывалась неизменной спутницей советской женщины в ее стараниях красиво одеваться и хорошо выглядеть.

Как видно из наших материалов, в разных интервью всплывала одна повторяющаяся тема — каким образом женщине удавалось быть модной в эпоху социализма? Наиболее часто упоминались следующие стратегии самомоделирования, которые использовали советские женщины: шить платья у портнихи, переделывать вещи, всеми способами добывать информацию о последних западных модах через доступные журналы, покупать одежду с рук у фарцовщиков. При этом из перечисленных стратегий самым существенным и частым приемом оказалось обращение к портнихе: собственно, все любимые платья, описанные и показанные в процессе интервью, были сшиты у частных портних. Можно с уверенностью говорить, что в советскую эпоху мир портних и их заказчиц существовал как особая женская субкультура: ведь, как верно заметила Мария Заржицкая, «везде были портнихи» (Заржицкая 1997).

Источник: "Теория моды", № 3, 2007,