02.10.2007 | Просто так
Смежные комнатыПорой путаница с дверьми может оказаться фатальной
Я редко появляюсь на регулярных журфиксах группы лондонских литераторов и романистов под названием «Трое молчальников». Говорят там действительно мало: английские писатели боятся, что их коллеги по перу украдут интересную историю, и поэтому обсуждают лишь квартирные проблемы и финансы. В этом месяце встречу перенесли в один любопытный паб в Сохо и я решил туда заглянуть. Мои мрачные предположения не оправдались: толпа в большой зале разбилась на несколько групп, оживленно болтающих в разных концах бара.
Заказывая свою порцию виски, я тут же познакомился с молодым человеком, на редкость разговорчивым. Он прямо спросил: бисексуал я или нет? Я, стараясь не смущаться, сказал, что, как автор восьми романов, я ментально мульти-сексуален, поскольку вживаюсь в своих героев и мужского, и женского пола без разбора (Лев Толстой одинаково любил и Анну Каренину и Вронского, не так ли?).
«Вы писатель?» спросил он. «А вы разве нет?» спросил я. Он сказал, что он не писатель. Но выслушав меня, он считает, что я должен вступить в их общество. В какое общество? «Poly-amorous!» Оказалось, что в этом пабе, параллельно с писателями собираются «поли-амурные» (прозвучало как «полит-амурные») защитники многоженства и многомужества – вне зависимости от пола, секса и возраста. Границы между разными обществами стираются.
Все мы знаем, что от литературы до политики – один шаг. Или соседняя дверь. Юбилейный вечер первого гламурного эмигрантского издания в Лондоне – журнала с герценовским названием «Колокол» - происходил в те годы, когда еще ничто не предвещало невероятной концентрации безработных олигархов на нашем маленьком мусульманском острове, и толпа на этом рауте еще не напоминала витрину ювелирного магазина или мясную лавку с кожей и мехом убитых животных. В общем, сборище на вид ничем не отличалось от других ему подобных, в соседних конференц-залах того же шикарного отеля на углу Гайд-парка. Ко мне пристроился один из гостей и спросил прямо, без обиняков, насколько остро я ощущаю себя потенциальной жертвой фатальной катастрофы и насколько случайно я в этой катастрофе уцелел? Этот вопрос (заданный по-английски) застал меня врасплох. Я эмигрировал из России тридцать с лишним лет назад добровольно. Я считал Россию тех лет самой веселой тюрьмой на свете, свой отъезд не считал катастрофой, а себя – жертвой. И все же подобные вопросы заставляют задуматься о собственном прошлом, о своей трагической судьбе, о фатальных коллизиях жизни добровольного изгнанника.
Я отправился за еще одной порцией виски в бар, и лишь выйдя в коридор, заметил на двери название почтенного собрания, куда я забрел: The Meeting of Potential Victims of Near-Fatal Accidents («Конференция потенциальных жертв, уцелевших в почти смертельной катастрофе»). Я понял, что перепутал двери. Войдя в соседний зал, совершенно идентичный, я увидел впервые в жизни Березовского. И понял, что на этот раз не ошибся адресом. Сейчас, впрочем, я полагаю, эти два сборища могли бы объединиться под одной крышей. Не спрашивай, по ком звонит колокол...
Порой, путаница с дверьми может оказаться фатальной. Если вы оказались в Англии в самоубийственном состоянии, но еще не готовы наложить на себя руки и ждете, чтобы кто-нибудь вас от этого шага отговорил, надо срочно стучаться в дверь организации под названием «Самаритяне». Однако если вы уверены в своих самоубийственных планах, есть в Англии организация, которая помогает справиться с этим сложным заданием. Она называется Exit (Выход). Но перед тем, как отправить тебя на тот свет, эти добровольцы эвтаназии тщательно выясняют серьезность твоих намерений. Надо заполнить довольно подробную анкету-вопросник. Так вот, я выяснил, что этот вопросник практически ничем не отличается от того, который заполняют потенциальные самоубийцы «Самаритян». Там тоже проверяют тебя на искренность перед тем, как начать тебя спасать. И заботливые лица сотрудников похожи. Недавно выяснилось, что довольно часто эти две организации – «Самаритяне» и Exit - располагаются в одном доме. Дверь в дверь. То есть, входишь в одну дверь, чтоб спастись, а выходишь на тот свет.
Однажды она спросила: «Ты ел когда-нибудь варенье из роз?» Ничего себе! Варенье из роз! Какой-то прямо Андерсен! Варенье! Из роз! Неужели так бывает? «Нет, - ответил я с замиранием сердца, - никогда не ел. А такое, что ли, бывает варенье?» «Бывает. Хочешь, я привезу тебе его в следующий раз?» Еще бы не хотеть!
Можно, конечно, вспомнить и о висевшем около моей детской кроватки коврике с изображением огромного ярко-красного гриба, в тени которого, тесно прижавшись друг к другу, притулились две явно чем-то перепуганные белочки. Что так напугало их? Коврик об этом не счел нужным сообщить. Одна из первых в жизни тайн, навсегда оставшаяся не раскрытой.