2006
25.07.2007 | Кино
Из жизни залетевшейФормула успеха "Немножко беременной"
Россия — первая страна за пределами США, где выходит едва ли не главная сенсация летнего киносезона — картина Джуда Апатоу “Немножко беременна” (Knocked Up). В Америке она заработала гроссмейстерские — для болтливой ленты без звезд — $140 млн, а заодно восторженные отзывы и кинокритиков ведущих изданий, и зрителей. Главный киносайт www.imdb.com включил ее в список 250 лучших картин всех времен. Обычно уважая мнение публики, на сей раз искренне изумляюсь: чего вдруг?
“Немножко беременна” — истинный феномен современного кинематографа. Феномен прежде всего в том, что фильм умудряется поддерживать свою славу, не оправдывая ни одного из ожиданий. Этих ожиданий, собственно, три.
Первое: “Немножко беременна” — редкостная похабщина, что публику и подкупило. Ну, не знаю.
Конечно, в этом фильме все органы человеческого тела, а также отправления человеческого организма называют по имени, но бывали фильмы и похабнее.
Примеры массовых — комедии братьев Фаррелли, две из которых — “Тупой и еще тупее” и “Кое-что о Мэри” — были гораздо смешнее. Потом случилось нечто: то ли на Фаррелли наехали, то ли они чего-то испугались, то ли истощился запас их сортирных шуток. Пример авторского рискового кино, именно что раскованного и неподцензурного, — недавние “Клерки-2” уважаемого Каннами Кевина Смита. Тут действительно смеешься, узнавая охальные фразочки, которые сам был бы не прочь произнести в компании своих.
Второе: это безумно смешной фильм. Но первая шутка звучит минуте этак на двадцатой.
Парень — девушке, проснувшись в ее постели утром (с вечера завалились пьянущими, через два месяца она обнаружит последствия гулянки, которые и образуют сюжет фильма): “Я голый?” — “Да”. — “Секс у нас был?” — “Да”. — “Кла-а-а-сно…” Парень, добавим для объективности, — не слишком аппетитный для девушек толстячок, а она — американская модель-блондиночка, запавшая на него исключительно под влиянием выпитого. Очень смешно? Судите сами. Но иных — и более частых — шуток в фильме не ждите.
Третье: это очень умный фильм. Чуть ли не Бергман пополам с Вуди Алленом (который, как вы знаете, тот же Бергман, но самопародийный). И это вы называете Бергманом?
На самом деле, чтобы понять феномен успеха “Немножко беременной”, танцевать следует именно от ее якобы похабщины. До “Беременной” продюсер и сценарист Джуд Апатоу снял свой первый полнометражный фильм под названием “40-летний девственник”. Шуточки были того же типа, гораздо, кстати, более прямолинейные и самоговорящие. Но именно в “Девственнике” г-н Апатоу вывел ту формулу успеха, которая сделала его теперь звездой голливудской режиссуры (там все просто: твой фильм при бабках — ты уже звезда).
Формула в том, что “Немножко беременна”, как и “40-летний девственник”, вовсе не похабщина. То есть она кажется таковой массе проголливудски настроенной публики.
В “Беременной” (вроде как нарушение всех голливудских норм) демонстрируют даже женский орган, из которого собирается выбраться грядущий ребенок. Во какая революционность! Но на деле фильм полон жутчайшей слащавости и политкорректности.
Это просчитанное соединение, по голливудским меркам, несоединимого, и есть реальный секрет успеха фильмов Апатоу.
Они легко переходят от жанра “молодежной презервативной комедии” — к традиционной мелодраме, от “без трусов” — к просемейной слюнявости. Они берут кассу за счет того, что одновременно охватывают молодую аудиторию (комедия про секс типа “Американских пирогов”) и возрастную (зрелые герои). Они поднимают вопросы о том, что есть мужская ответственность в момент беременности, что есть ответная женская психология, как притереться друг к другу.
Подобная сложная психонудистика на фоне дурацких диалогов про куда и каким способом привела к тому, что аудитория, которая никогда не смотрела ничего сложнее “Человека-Паука — 3”, сочла “Немножко беременную” истинно проблемной картиной.
Тут-то из этой среды и возник тот образованный дурак, первым вскрикнувший: “Бергман, Бергман!”
Бергман бы, ребята, повесился. Слава богу, что до сих пор жив.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.