02.09.2005 | Колонка

Литературный централизм

Провинциальный писатель вымирает как вид

Давайте вспомним, где живут все самые известные, самые уважаемые и популярные сегодня отечественные авторы. Отталкиваться можно от списка лауреатов и соискателей престижных литературных премий за последние три года, а можно и от топ-листов крупных книжных магазинов — несмотря на то, что состав фигурантов неизбежно окажется различным, конечный результат будет тот же.

Итак, приступим. Михаил Шишкин — Швейцария. Василий Аксенов — Москва. Людмила Улицкая — Москва. Виктор Пелевин — Москва. Борис Акунин — Москва. Олег Павлов — ibidem. Рубен Давид Гонсалес Гальего — Мадрид. Татьяна Толстая — Москва. Владимир Сорокин — ibidem. Алексей Слаповский, Дмитрий Быков, Александр Проханов, Андрей Дмитриев, Людмила Петрушевская — сплошь москвичи. Да что далеко ходить: Юрий Поляков, Арсен Ревазов, Оксана Робски, Сергей Лукьяненко, Дарья Донцова, Александра Маринина и Татьяна Устинова — тоже столичные обыватели. Даже нарочито «провинциальный» Олег Зайончковский — в действительности житель подмосковного Хотькова (до столицы — час на электричке). Раскинем невод чуть пошире, и в него начнут попадаться питерцы (Павел Крусанов, Сергей Носов, Николай Кононов) и еще кое-какие русские иностранцы (Дина Рубина, Сергей Болмат, Михаил Елизаров, Мария Рыбакова).

Думаю, вы уже догадались, к чему я клоню. Вспомнить хоть одного актуального и успешного писателя, живущего и работающего в российской провинции, практически невозможно. Исключение составляют разве что некоторые фантасты (так, например, культовый автор русского фэнтези Михаил Успенский до сих пор не покинул родной Красноярск), но этим, если честно, более или менее все равно где жить — что в Москве, что в Зарайске, что в Горменгасте.

А все писатели, проходящие по расплывчатой категории «нежанровая проза», либо уже живут в столицах, либо при малейшем проблеске успеха туда устремляются: так некогда перебрались в Москву Вячеслав Курицын (из Екатеринбурга), Евгений Гришковец (по-прежнему формально считающийся калининградцем, но проводящий в Москве существенно больше времени, чем дома), Андрей Левкин (из Риги), Анатолий Королев (из Перми), так стремятся сюда молодые земляки Левкина Александр Гаррос и Алексей Евдокимов и многие другие.

В принципе, такое положение дел объяснимо — в столицах литературная жизнь если не кипит, то по меньшей мере наличествует, а кроме того именно здесь сосредоточены все крупные издательства, выходят все литературные журналы (а также просто издания, уделяющие внимание словесности) и находятся оргкомитеты всех литературных премий. Да и в конце концов, какая разница где живет писатель? Для человеческого духа, как нам неоднократно сообщалось, преград не существует — уж географических-то во всяком случае.

Между тем некоторая разница, безусловно, есть, и затрагивает она в первую очередь сферу тематическую. Писатели, живущие в столицах, не испытывают потребности писать о других местах. Пытаясь изыскать хотя бы пару относительно свежих текстов, эмоциональным и смысловым центром которых была бы не Москва, не Питер, не Дюссельдорф и не вилла на Лазурном берегу, но какая-то точка в необъятной российской глубинке, я обнаружила только сибирские «Реки» Евгения Гришковца, поволжский «Участок» Алексея Слаповского, рижскую «Головоломку» Гарроса-Евдокимова, да пермские «Сердце Пармы» и «Географ глобус пропил» Алексея Иванова (кстати, на подходе еще один роман этого автора — очередная эпопея из истории пермского края «Золото бунта» выйдет в издательстве «Азбука» к ММКВЯ). Наверняка, если покопаться как следует, можно разыскать еще что-то, но, боюсь, находки окажутся весьма немногочисленными, а качество их — зачастую посредственным.

Иными словами, предельная централизация литературной жизни приводит к ее определенной унификации. Люди, живущие в одном городе, посещающие одни и те же тусовки, ужинающие в одних и тех же кафе волей-неволей начинают писать об одном и том же. И потому стремление, скажем, тех же Гарроса и Евдокимова, сделавших себе имя на описании экзотичной для нас жизни русских в современной Риге, любой ценой перебраться в Москву представляется понятным, но в то же время совершенно самоубийственным — утратив связь с родной фактурой, они имеют все шансы утратить и способность писать.

Обратное тоже верно: провинциальная литературная жизнь, оторванная от Москвы, замыкается в себе, закукливается, утрачивает связь с актуальным литературным процессом и, в конечном итоге, становится провинциальной уже не в терминологическом, но в самом что ни на есть уничижительном смысле этого многозначного слова.

Такая ситуация — уникальная примета России последних двух десятилетий. Напомню, даже советская литература была гораздо более «размазана» по стране, и хотя тяга «в столицу» существовала всегда, был и обратный вектор — «из столицы», в глушь, на шукшинский Алтай, в астафьевскую Сибирь и искандеровский Мухус. Про западную литературу и говорить не приходится — там так называемый «региональный роман» на протяжении последних ста пятидесяти лет, от «93-го года» Виктора Гюго, через знаменитый американский «южный роман» и вплоть до букероносных «Бога мелочей» Арундати Рой и «Земли воды» Грэма Свифта, остается одним из самых популярных и востребованных трендов.

Предельно неравномерное географическое распределение литературной активности по стране в определенной степени повторяет неравномерность распределения духовных и материальных благ в России в целом (известно, что жизнь за пределами городов-миллионников радикальным образом отличается от жизни, известной аборигенам мегаполисов), однако влечет за собой довольно существенные выводы общегосударственного характера.

Всем знакомо высказывание, что Китай объединяет письменность, и что если бы не иероглифы, Поднебесная давно бы развалилась. В известной мере это высказывание правомерно и по отношению к России — государству исторически литературоцентричному, связанному литературными узами едва ли не крепче, чем всеми прочими традициями. О том непоправимом ущербе, который наносит российской культурной общности чудовищный развал, царящий в системе книгораспространения и делающий книжные новинки практически недоступными для 60% жителей страны, говорят и пишут регулярно. В то же время вымирание вида провинциального писателя и литературное обезлюдиванье провинции — явление того же порядка. Может быть, чуть менее бросающееся в глаза, но от этого не менее угрожающее.

Источник: "Полит.Ру", 30.08. 2005,