02.09.2005 | Общество

Как провожают президентов

История президента Пинильи ясно показывает, что ничем не ограниченная власть прежде всего предельно неустойчива

Есть такой устойчивый миф: мол, да, диктатура нечестна, жестока и несправедлива, часто еще и коррумпирована, но зато она куда решительнее, дееспособнее, а главное – устойчивее демократической «говорильни». Свободная от процедурных пут, не внимающая возражениям, не ограниченная конституционными сроками, она может навести порядок там, где бессильны более цивилизованные формы правления.

Трудно сказать, на чем основано это мнение, но уж только не на фактах. Если рассмотреть всю мировую политическую историю, то станет ясно, что в целом диктатуры не более стабильны и способны к решительным мерам (кроме, конечно, всевозможных зачисток), чем легитимные режимы. Но не обязательно кропотливо сопоставлять темпы экономического роста десятков стран или упражняться в альтернативной истории – «что было бы, если бы...». Иногда исторические закономерности наглядно проступают в конкретных событиях.

В июне 1953 года президентом латиноамериканской республики Колумбия стал генерал Густаво Рохас Пинилья. Он не был избран, а сверг предыдущего президента Лауреано Гомеса Кастро. Об этом, впрочем, мало кто жалел: на протяжении трех лет правления дона Лауреано страна все глубже увязала в хронической гражданской войне, еще два президентства назад развязанной правящей Консервативной партией против соперников-либералов, к которым позже присоединились партизаны-марксисты. (Впоследствии эта эпоха колумбийской истории получила имя la Violencia – «период Насилия».)

Новый глава государства, беспартийный военный, провозгласил: «Хватит крови!» Была объявлена амнистия повстанцам. Многие партизанские командиры поверили ей – и, неуловимые в льяносах, были убиты, как овцы, в собственных домах. Когда страна, разочаровавшаяся в механизмах парламентской демократии и откликнувшаяся на призыв к миру и стабильности, поняла, что ее провели, было уже поздно: до абсурда ужесточенная цензура и ничем не ограниченные политические репрессии сделали невозможной всякую общественную активность. К четвертому году правления Пинильи не осталось даже серьезного политического подполья: все противники генерала-президента находились в тюрьмах, могилах или в эмиграции. В каком-то смысле Пинилья действительно оказался миротворцем: консерваторы и либералы вынуждены были не только прекратить вооруженную борьбу друг с другом, но и объединиться в Национальный фронт ради восстановления в стране демократии. Правда, и объединение бывших врагов, и вся деятельность вновь образованного Фронта протекали в Испании, так что в самой Колумбии об этом мало кто даже знал.

Президент, конечно, знал: гипертрофированные спецслужбы регулярно докладывали ему и о действиях эмигрантов, и о растущем недовольстве внутри страны. Вероятно, силы и возможности оппозиции в этих докладах даже изрядно преувеличивались: надо же было как-то оправдывать несоразмерно большие бюджетные расходы на безопасность. Тем не менее Пинилья чувствовал себя настолько уверенно, что в мае 1957 года созвал Учредительный конгресс – кукольное подобие парламента, единственной задачей которого было продлить полномочия президента еще на пять лет.

Разочарованная Колумбия проглотила это так же, как Россия – отмену губернаторских выборов: с неприязнью, но молча. Единственной заметной реакцией были появившиеся в столице страны Боготе кустарные листовки, в которых никому не ведомая группировка (как потом выяснилось, состоявшая из нескольких студентов столичного университета) призвала соотечественников ровно в полдень 10 мая прекратить работу, выйти на улицы и покончить с циничным и кровавым режимом президента Пинильи.

Листовки прожили на стенах около часа. Аппарат политического сыска пришел в движение и, можно не сомневаться, через несколько дней нашел бы дерзких подстрекателей. Однако молва о назначенной революции широко разошлась по столице, и слова «в полдень 10 мая» запали в память многих жителей Боготы. В том числе и самого дона Густаво, которого компетентные органы, конечно же, своевременно информировали о враждебной вылазке.

Когда назначенный час настал, столица – да и вся страна – были уже заинтригованы до предела. Ровно в полдень чуть не все население города, оставив повседневные дела, вышло на улицы – посмотреть, как неведомые революционеры будут свергать президента. Стремительно растущие толпы, запрудив улицы, двигались к президентскому дворцу – центру ожидаемых событий.

Президенту доложили, что на улицы вышло около миллиона человек. Что полиция утратила контроль над ситуацией и частично смешалась с толпой, связь с секретными агентами утеряна, а дворец вот-вот окажется в полном окружении. Диктатор сполна продемонстрировал свое умение принимать быстрые и единственно верные решения: не дослушав доклада, он бросился к запасному выходу, где постоянно дежурил бронированный лимузин.

Он еще не успел покинуть дворец, а поднятая его бегством волна паники уже катилась вниз по тщательно выстроенной властной вертикали: вид драпающего шефа мгновенно переключал активность приближенных со спасения режима на спасение самих себя – что служило сигналом уже для их подчиненных. Государственный аппарат рассыпался, как закаленное стекло, – мгновенно и на мельчайшие бесформенные осколки.

Тем временем толпа на улице, напрасно ждавшая живописных баталий, увидела, как из служебных ворот на предельной скорости вылетел знакомый всем лимузин. Все поняли, что грозный правитель бежит, – и, разумеется, тут же оказались охвачены азартом преследования. Сотни человек, расхватав оказавшиеся поблизости такси, пустились в погоню. Несколько минут спустя на шоссе, ведущем к столичному аэропорту, можно было видеть фантастический кортеж: бешено мчащаяся огромная черная машина, а за ней – штук триста разномастных легковушек, тщетно пытающихся сократить разрыв...

Президентский шофер оставался верен своему долгу до конца – то есть в течение примерно получаса. Он сумел оторваться от преследователей настолько, чтобы его шеф успел прыгнуть в постоянно готовый к вылету спецсамолет и подняться в воздух. К этому времени шофер лимузина и пилоты были, вероятно, единственными лояльными подданными президента Пинильи, неограниченной власти которого еще несколько часов назад не угрожало ничего серьезного.

Правду сказать, свержение диктатуры не принесло Колумбии счастья и процветания – хотя гражданская война поутихла на десятилетия, да и мода на военные перевороты прошла. Но мы сейчас не о Колумбии, а о диктатуре.

История президента Пинильи ясно показывает, что ничем не ограниченная власть прежде всего предельно неустойчива: она может рухнуть просто от того, что у одного человека сдадут нервы. И никакие сколь угодно мощные и эшелонированные системы безопасности не могут устранить эту угрозу, так как она не создана ни коварными заговорщиками, ни мировой закулисой. Она конструктивная особенность режимов такого типа. 

 

Источник: "Ежедневный журнал", 3.08. 2005,