08.06.2007 | Кино
Зуд Линча"Внутренняя империя" воздействует на публику гипнотически
Первый фильм Дэвида Линча со времен выпущенного в 2001-м «Малхолланд драйва» - «Внутренняя империя» - вышел у нас 3 мая. Не в одной копии, а в целых восьми, несмотря на длину почти в три часа и фирменную линчевскую запутанность сюжета. Запутанность соседствует с детективностью. В фильме, опять же в традициях Линча, есть пугающие моменты, но много и смешных. Поклонники фильма, а их уже сейчас немало, сходятся в том, что он воздействует на публику гипнотически (не зря у него высокая коллективная оценка - 7,8 из 10 - на сайте www.imdb.com).
Но увы, уже российская премьера показала, что фильм гипнотизирует лишь тех, кто сам рад поддаться гипнозу. Боюсь, что случайная публика способна сильно подпортить впечатление тем, кто придет на просмотр с пиететом перед мастером.
До московской премьеры «Внутренней империи» в кинотеатре «Горизонт» в моей жизни был один особенно памятный киносеанс. Теперь их два. В 1980-м, во время летней практики в воркутинской газете «Заполярье», я пошел в местный кинотеатр на «Сталкера». Зал был битком - как-никак фантастика. На девять десятых он состоял из пацанов 20–25 лет - шахтеров, обитателей общаг, приехавших в Воркуту после армии с наивной надеждой быстро заработать много денег на будущую жизнь. Минут через пятнадцать после начала зал завозмущался, в момент, когда трое героев долго едут на дрезине, начал улюлюкать - и улюлюкал уже до финала.
Разозлившись, я смотрел картину вопреки окружавшим, что, как ни странно, позволило прочувствовать ее гораздо сильнее.
Но тот воркутинский зал, конечно, не был виноват в том, что не знал, кто такой Тарковский. Премьерный зал «Горизонта» изумил гораздо сильнее. Он тоже в основном состоял из людей 20–25 лет - не только мальчиков, но и их девочек. Это были люди: а) московские, б) вроде бы неслучайные - пришли по пригласительным. Но эти вроде бы неслучайные явно не ведали, кто такой Линч. После того как во многих видеоколлекциях хранились «Синий бархат» и «Дикие сердцем», после безумной моды на «Твин Пикс», после «Малхолланд драйва», который регулярно повторяют по ТВ, - не ведали. Это вообще были питекантропы. Они не улюлюкали, но громко комментировали все, что не понимали, а не понимали ничего. Они заливисто, но закомплексованно хохотали при виде всякого «неприличного» слова (фильм идет с субтитрами - и резких словечек много). Они катали по проходам пустые пивные бутылки. Они постоянно шумно выходили в фойе за добавкой. И ушли бы с концами! Так нет, непременно возвращались: тусовка требовала продолжения.
Что-то будет на обычных сеансах - да еще в залах за пределами Москвы. Впрочем, может, и лучше будет: придет публика не премьерная, не тусовочная, а та, которой Линч интересен.
«Внутренняя империя», по мнению некоторых критиков, запутаннее прежних лент Линча. Но «Малхолланд драйв» тоже казался запутанным, пока не стало ясно, что его вторая, якобы сюрреалистическая часть - это то, что происходило на самом деле, а вся длинная первая, якобы реалистическая - предсмертная (а может, посмертная) фантазия главной героини.
«Внутреннюю империю» тоже можно растолковать просто. Но не хочу навязывать трактовки, тем более что для этого придется выболтать много лишнего. Просто опишу некоторые детали сюжета. Итак, есть актриса, которой предлагают роль в любовной мелодраме; на роль актрисы Линч позвал Лору Дёрн, с которой работал в «Синем бархате» и «Диких сердцем», а на роль режиссера - Джереми Айронса (тот признается теперь в интервью, что во время съемок не понимал ни в чем суть его роли, ни о чем фильм Линча в целом). Первый примерно час «Внутренней империи», когда снимается кажущаяся пустяковой мелодрама, чист и ясен. Впрочем, на экране появляются то польская проститутка с сутенером; то польские крестные отцы, ведущие при этом эзотерический разговор; то мелькает фрагмент из ситкома с наложенным смехом, все персонажи которого - кролики (среди тех, кто озвучивал кроликов, обе звезды «Малхолланд драйва» Наоми Уоттс и Лора Херринг). А в самом начале в доме актрисы возникает зловещая дама, изъясняющаяся загадками и мрачными притчами. Она скажет, что никак не может вспомнить, какое сейчас время: сегодня, послезавтра или вчера. Вчера и послезавтра и впрямь вскоре смешаются.
Кроме того, выяснится еще одна жуткая подробность: что фильм, который делает герой Айронса, уже однажды начинали снимать, но проект пришлось закрыть, поскольку оба исполнителя главных ролей были убиты.
Потом между героиней Дёрн и ее напарником, которые должны изобразить страсть между обремененными семьями людьми, вроде бы начинается реальный роман. При том что у них в жизни тоже есть семьи. Или не начинается: трудно разобраться, спят ли они друг с другом на самом деле или мы видим очередную сцену из снимаемого фильма. С какого-то момента они упорно называют друг друга только именами персонажей - означает ли это, что они потеряли грань между собой реальными и своими героями?
Вдобавок постоянно звучат намеки на то, будто жизнь героини Лоры Дёрн как-то раздвоена. Будто она что-то забыла. Будто у нее что-то связано с Польшей. Может, там ее двойник - вторая половина, как в «Двойной жизни Вероники»? Может, останься (окажись?) она в Польше, то прожила бы другую неведомую жизнь, обрела альтернативную судьбу? И героиня Дёрн действительно вдруг проваливается в иное измерение, в стылую зимнюю не очищаемую от снега Лодзь, где она, с одной стороны, присутствуя вроде бы незримо, с ужасом наблюдает быт польских проституток, а с другой - ведет со своим мужем (в первой - американской - реальности богатым и влиятельным) параллельную жизнь: сначала просто убогонькую, а потом и низовую жизнь на дне. Голливудская актриса оборачивается нищенкой с фингалами на лице, которая рассказывает загадочному кафкианскому следователю, как ее пытались насиловать и избивать и как она в ответ кому-то выбила глаз, а кому-то так дала по яйцам, что они у него аж в мозги ввалились.
Альтернативная судьба, которую проживает героиня на дне, мистическим образом достанет ее и в Америке. Незадолго до окончания фильма Линч вроде бы уверит нас, что все виденное было съемкой.
Но злоключения героини-актрисы не завершатся и по окончании съемок. Реальности окончательно смешаются и перепутаются, и из иного измерения в мир героини проникнет то, что в фильмах Линча проникает из других измерений всегда и настойчиво: страх.
Джереми Айронс («Афиша», 2007, № 8) трактует фильм так: «Есть некая актриса, которую преследуют призраки прошлого. Она снимается в фильме, она неверна своему мужу. И от этого ее переполняет чувство вины, которое погружает ее в ситуацию галлюциногенного невроза. В финале фильма ей обещан покой». Впрочем, Айронс тут же добавляет, что каждый из его знакомых, посмотревших «Внутреннюю империю», считает долгом поделиться с ним своей оригинальной версией того, о чем именно фильм; и что его эти версии уже порядком достали.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.