12.07.2007 | Архив "Итогов" / Просто так
Революционные жалобы…...и предложения
Чужие революции - не то что свои. От своих ничего хорошего заведомо не ждешь, а на чужую можно и посмотреть. Особенно если она произошла полтора столетия назад. Руководствуясь этими соображениями, я, попав на неделю в город Париж, первым делом отправилась не в Лувр, а на выставку "Революции 1848 года", которая проходит в здании Национального собрания. И ни на секунду об этом не пожалела.
У выставки есть подзаголовок - "Европа в образах" или, если угодно, "Европа в картинках", и картинки эти совершенно замечательны.
У каждой из европейских стран, охваченных в 1848 году революцией, имелись, оказывается, свои символы и аллегории для изображения новейших событий, и революция предстает на тогдашних политических карикатурах не страшной драмой, а скорее неким веселым комиксом (кстати, комиксы - "рисованные ленты" - были, как явствует из каталога выставки, изобретены швейцарцем Тепфером именно около 1848 года). На картинках, выставленных в Национальном собрании, крупные насекомые с головами политических деятелей летают вокруг розы-республики, грозя ее погубить; обнаженный бог Всеобщего голосования торжественно опускает бюллетени в урну; австрийский канцлер Меттерних с длинным буратиньим носом убегает из Вены, а за ним летит дракон-цензура и плетутся пухлые мешки с надписью "Налоги"; Италия, изображенная в виде сапога (как на географической карте), раздает пинки тиранам, а из моря вылезает крупноголовый змей (свобода) и опрокидывает утлые лодчонки, в которых трепещут те же самые тираны-короли.
Выходишь из зала с мыслью, что все это - далекое и чуть-чуть смешное прошлое и что если у нас революция остается темой по-прежнему больной, то для французов она успела стать предметом исторического изучения и веселых улыбок.
Выходишь, открываешь лежащую в холле книгу отзывов, и понимаешь, до какой степени эта мысль опрометчива и неверна.
Конечно, в книгу внесли свои отзывы и юнцы-пофигисты, которым любая выставка (и любая революция) нипочем. "Экскурсоводы нелюбезные, вода горячая, стулья жесткие", - ворчит один (где он там нашел воду, да еще горячую, не знаю; буфета на выставке вроде нет); "Вы для нас слишком буржуазны, нам здесь делать нечего", - восклицает другой; третий жалуется: "Выставка посредственная, потому что сторожа ходят за посетителями по пятам и смотрят, как побитые собаки", - причем слово "посредственная" написано с ошибкой, и кто-то другой приписывает к этому месту: "Научись сначала писать по-французски!"
Но старшее поколение принимает выставку очень всерьез.
Турецкая делегация пишет: "Франция, символ свободы, всегда будет служить примером для всех развивающихся стран", а французы соотносят увиденное с современной политической ситуацией в их стране, в частности, с успехом ультраправого Национального фронта на последних кантональных выборах: "В наши дни, когда юг Франции запятнала грязь, мы обязаны хранить в памяти идеалы демократии"; "В наши дни, когда некоторые "граждане" правых убеждений побеждают на выборах с помощью ультраправых и антиреспубликанских партий, посещение такой выставки придает мужества"; "Молодежи следует знать, чем она обязана предшествующим поколениям, поэтому выставка очень полезна для воспитания молодого поколения; жаль, что она продлится так недолго" (около двух месяцев).
Больше того, в замечательной "книге жалоб и предложений" имеется настоящий манифест.
Ссылаясь на выставленную в одной из витрин прокламацию Виктора Гюго, где тот различает две республики: одну плохую, "кровавую", и другую хорошую, "цивилизованную", неизвестный автор пишет: "Хорошо бы нашим депутатам-марксистам почаще перечитывать обращение Виктора Гюго к согражданам; это поможет им осознать их ответственность за преступную диктатуру, которая свирепствовала с 1917 по 1990 год в странах Восточной Европы, и раскаяться в содеянном", и дальше идут предложения, тоже вдохновленные Виктором Гюго, о пересмотре несправедливых законов о наследстве.
Одним словом, в выставочной книге отзывов обнаружился едва ли не весь спектр французских политических мнений, и оказалось, что для французов революция, пусть даже 1848 года, - тоже не только история, но и наболевшая злободневность.
И в этом, значит, мы тоже не одиноки.
P. S. Все записи приведены в точном переводе. Я бы выписала и еще, но за моей спиной стояла китаянка: вероятно, хотела что-то написать, и пришлось уступить ей место.
Однажды она спросила: «Ты ел когда-нибудь варенье из роз?» Ничего себе! Варенье из роз! Какой-то прямо Андерсен! Варенье! Из роз! Неужели так бывает? «Нет, - ответил я с замиранием сердца, - никогда не ел. А такое, что ли, бывает варенье?» «Бывает. Хочешь, я привезу тебе его в следующий раз?» Еще бы не хотеть!
Можно, конечно, вспомнить и о висевшем около моей детской кроватки коврике с изображением огромного ярко-красного гриба, в тени которого, тесно прижавшись друг к другу, притулились две явно чем-то перепуганные белочки. Что так напугало их? Коврик об этом не счел нужным сообщить. Одна из первых в жизни тайн, навсегда оставшаяся не раскрытой.