24.05.2007 | Кино
Тарантино и ужас-ужас-ужасНа Каннском фестивале — время наиболее ожидаемых лент
“Параноидальный парк” (Paranoid Park, режиссер Гас Ван Сэнт, Франция — США). Создатель “Моего личного штата Айдахо” и обладатель каннской “Золотой пальмовой ветви” за “Слона”, естественно, снимает про Америку. Но американских киноавторов — его, Джармуша, Линча — все чаще финансируют французы. “Параноидальный парк” поначалу напоминает фильмы скандалиста Ларри Кларка — “Деток” и похожий названием “Кен-парк”. Тут тоже много скейтбордистов, и камера летает за ними с видимым удовольствием. Но персонажи Кларка — подростки-экстремисты. А герой Ван Сэнта — хороший, способный 17-летний мальчик. Который, однако, вляпывается в дурную историю. По его нечаянной вине погибает железнодорожный охранник. Мальчик скрывает случай от всех, хотя он не дает ему жить. Переживания он превращает в дневник.
Претензия многих к фильму: собственно, о чем он? Мне кажется ясным о чем. Ван Сэнта всегда интересовали трагедии, которые случаются с юными мужчинами. Сейчас — см. “Герри”, того же “Слона”, “Последние дни” — его сильнее всего волнуют причины ранних гибелей. Это вариации на тему “Легко ли быть молодым?”, но явно очень личные. Судя по всему, Ван Сэнт считает правилом, а не исключением, если судьба ставит подростка на грань катастрофы. Вообще не понятно, как люди в этом возрасте выживают. Все нормально, годами, но в какой-то вечер тебе говорят: “Слабо?” А отказаться по подростковым понятиям стыдно, даже если понимаешь, что тебя провоцируют. И вляпываешься. А поделиться проблемами потом не с кем, ты с ними один на один: не зря родители появляются в “Параноидальном парке” только как размытые фигуры на заднем плане.
Особое достоинство фильма — как он сделан. Эпизоды такие, что изучай в киношколах. В традициях прежних лент Ван Сэнта многие из них мы видим дважды. Сначала — не понимая, что происходит, потом — когда уже все знаем: это позволяет заметить пропущенные детали. Умно использована музыка. Идиллическая встреча мальчика с девочкой идет под тему из “Амаркорда” Феллини. “Амаркорд” при всей его гениальности — пример того, как мы романтизируем юность, забыв, что творилось в реальности. “Параноидальный парк” — про реальность. Средняя оценка мировой критики в ежедневно издающемся в Каннах британском журнале Screen International тем не менее невысока — 2,3 из 4.
“Импорт-Экспорт” (Import Export, Ульрих Зайдль, Австрия — Франция). Знаменитый документалист со славой “самого скандального в мире”, Зайдль снял лишь вторую игровую картину. После ошарашивающей “Собачьей жары”, пережившей триумф в Венеции, в Каннах ее ожидали с нетерпением. Уж Зайдль-то задаст! Он и задал. По количеству сцен категории XXX фильм ставит арт-рекорды. Сцены воспринимаются не как порно, а как житейский кошмар. Но в “Импорте-Экспорте”, где немецкого языка столько же, сколько русского, и они не самое страшное.
В фильме две параллельные истории. Одна — про девушку из украинского заводского городка, которая, не в силах прожить на зарплату нянечки (тем более что у нее ребенок и мать), пытается подрабатывать жестким стриптизом перед web-камерой по заказу клиентов из Австрии. А в итоге едет няней в ту же Австрию, где не приживается в стервозно мещанской семье и заканчивает уборщицей в доме не просто для престарелых, а умирающих постельных больных. Вот где самые страшные кадры.
Другая история — про молодого австрийского лузера, который всем задолжал и соглашается удрать с омерзительным отчимом: втюхивать игорный хлам худшим кварталам Восточной Европы. Зайдль остается документалистом. Есть, например, съемки в ужасающих цыганских трущобах — целом микрорайоне разбитых панельных домов: где это? В итоге они доезжают до Ужгорода, где герой бросает отчима и идет на своем немецком просить работу на местный, чавкающий грязью и презирающий его оптовый рынок.
“Собачья жара” кажется фильмом более сильным. В ней много сатирического. Необычность концепции уже в том, что местом действия избран внешне благополучный буржуазный квартал: вдруг оказывается, что его обитатели не просто несчастны, а глубоко. “Импорт-Экспорт” понятнее: люди несчастны в силу обстоятельств. Но ударная сила “Импорта-Экспорта” в том, что это самый мрачный фильм за годы. Ни у кого из персонажей выхода нет и не будет. Фильм завершается словом “смерть”, которое исторгает в сонном бреду одна из больных австрийских старушек. Как следует из титров, две трети стариков и старушек и впрямь, пока делался фильм, поумирали. Средняя оценка Screen International — 2,4 из 4.
“Доказательство смерти” (Death Proof, Квентин Тарантино, США). После “Импорта-Экспорта” только и приходить в себя, что на пятой по счету полнометражной ленте Тарантино. Прийти — можно. Но Тарантино обманул, гад.
“Доказательство смерти” подавалось как ужастик. И не просто, а категории Б, сделанный в традициях начала 1970-х. Вместе с лентой Родригеса “Планета страха” фильм Тарантино демонстрируется в Америке на едином сеансе под названием “Грайндхаус” (антоним понятия арт-хаус, то бишь трэш). Для Каннов и европейского проката, в том числе нашего, Тарантино сделал расширенную версию.
Главное — неожиданное — впечатление: с фильма временами хочется сбежать. Не потому, что страшно, а потому, что скучновато. Чтобы оценить его радикальность и прийти в истинный восторг, необходимо досмотреть до конца. Вероятно, в этом и причина странного отношения к “Грайндхаусу” в Америке: в прокате проект провалился, но на киноманских сайтах — запредельный восторг.
Обманов два. Первый — стилистический. Тарантино действительно начинает фильм как дешевое кино начала 1970-х. Пленка — выцветшая, с царапинами, эпизоды обрываются и перескакивают на другие по воле якобы не режиссера, а киномеханика (значит, и у них ветхие копии в 1970-е самостоятельно обрезали и заново склеивали). Но при этом оказывается, что у героинь мобильные телефоны. И вообще Тарантино быстро отказывается от формального “остаривания” ленты.
Второй обман — жанровый. Заранее известно, что Курт Рассел изображает в фильме маньяка по прозвищу Трюкач Майк, который на своей машине охотится на длинноногих девчушек. Все так — да не так. Он и впрямь в какой-то момент кромсает девушек. Но это не ужастик, а, что называется, омаж (дань уважения) и одновременно стебалово. Кому омаж — сейчас скажем. Пока же об основном, что делает просмотр фильма сложноватым: треп, треп и треп. Классический девичий. Темы и лексику можете представить сами.
Лишь в последнюю минуту понимаешь, что смотрел произведение концептуальное. Это омаж не жанру ужастика, а именно кинодевушкам. Три из пяти фильмов Тарантино — “Криминальное чтиво”, “Убить Билла” и этот — концептуальная дань уважения кинематографу, а также поп- и субкультуре его детства. В этот раз он нашел особую культуру там, где давно должны были найти другие, не будь они (поддадим пафоса!) сексуальными расистами: в том стиле, которому следовали и следуют красивые девочки, в тех разговорах, какие они вели и ведут, а заодно и тех ролях, какие этим девочкам обычно достаются.
Какие роли зачастую дают этим девочкам — от блондинок до негритянок? Мимолетной жертвы маньяка, которая будет отчаянно, но безуспешно молить его о пощаде.
В новом фильме Тарантино они возьмут с его благоволения концептуальный реванш. А вопить в какой-то момент придется уже маньяку. Баллы в Screen International пока не выставлены.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.