Авиньонский театральный фестиваль
17.08.2005 | Театр
Дворец залили кровьюЯн Фабр на Авиньонском фестивале
Ян Фабр, потомок знаменитого французского энтомолога, классификатора насекомых Жана Анри Фабра, известен театральной Европе как экстремал и провокатор.
В молодости он писал картины собственной кровью, устраивал представления, в ходе которых сжигал на глазах публики деньги, а критикам предлагал стрелять по нему. Жанр, который он изобрел, называют театральными инсталляциями. Хореография, пиротехника, световые, звуковые и всевозможные эпатирующие эффекты сосуществуют на равных правах. В этом жанре Ян Фабр, ставший на этот год художественным руководителем Авиньонского фестиваля, и поставил главный спектакль программы - мистерию «Я есть кровь».
Сам факт назначения Яна Фабра на респектабельный пост худрука Авиньонского фестиваля – уже провокация посильнее всех его прежних театральных затей.
Гордый собой, он постарался расположиться сразу на двух стульях: как всегда пощекотать нервы публики какими-нибудь сценическими ужасами и в то же время вписаться в формат величественного внутреннего двора средневекового Папского дворца, главной архитектурной достопримечательности Авиньона, где и проходят основные спектакли. Похоже, последнее увлекло Фабра гораздо больше.
Он попытался выстроить что-то вроде тех средневековых площадных действ, которые разыгрывались группами бродячих актеров. Действа эти могли длиться бесконечно: одни зрители сменяли других, актеры передвигались с одной площади на другую, повторяя и варьируя удачные эпизоды. Сюжеты из Библии, служившие отправной точкой для фантазии, тонули в нагромождении цирковых и зрелищных эффектов. Фабр воспроизвел эту причудливую форму. Он не решился заставить зрителей и актеров ходить по городу, но создал на сцене причудливый коллаж из латинских, испанских и французских текстов, мелодичных песен разных эпох и воплей рок-группы, а также плясок и ритуалов.
Бесчинства и эпатаж, разумеется, наличествуют: им-то, собственно, и посвящено представление.
Спектакль воссоздает страницы таинственной книги, которую в прологе приносит на голове, как реликвию, дама в черном платье. Она читает текст книги на латыни, а на сцене тем временем появляются рыцарские доспехи, мечи и инквизиторские орудия пыток и казней. Главный элемент сценографии – большие металлические столы-каталки для операций в морге. Перемещая их, актеры ведут действие на разных уровнях, как на ступенях лестницы, уводящей в настоящее звездное небо.
Главные персонажи – два бесполых существа, напоминающих хирургов в зеленой спецодежде, - периодически произносят текст, руководя происходящим. Их подручные, одетые в серые спортивные костюмы и похожие на крыс, натирают до блеска металлические столы и истязают на них своих жертв. Девушки и парни в свадебных платьях воплощают мир людей со скрытыми пороками. Сбросив одежды, они оказываются во власти этих пороков и с азартом начинают им предаваться. Сцена уподобляется кругам ада, где на разных уровнях бесятся ведьмы и черти, скачущие на метлах и вовлекающие людей в вакханалию на длинной платформе из сдвинутых столов. Среди беснующихcя тел дефилирует белокурый дьявол: его тело вымазано черным дегтем и облеплено белыми перьями ангела. В финале настает расплата - обезумевший мир постепенно исчезает за высокой стеной, вырастающей из перевернутых столов. Сцену заливает кровь. В эпилоге по сцене снова проходит черная дама с прочитанной книгой, и все погружается в темноту.
Однако более всего впечатляют не картины истязаний или разгула, а изобразительный прием. Мизансцены выстроены так, что участники то и дело образуют группы, напоминающие картины Босха, Брейгеля и средневековые фрески. Особенно же красив рыцарский турнир в первой картине, где силуэты в доспехах и скрещенные копья превращаются в ажурный рисунок.
Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.
Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.