19.12.2006 | Архив "Итогов" / Общество

Москва — туберкулез, далее нигде

Главная городская "группа риска" лечится на 65-м километре

Николай Петров, 46 лет, рост высокий, косая сажень в плечах. Три судимости. Диагноз: туберкулез, обнаружен девять лет назад. В больнице №11 в городе Солнечногорске Московской области находится семь месяцев. Практически неизлечим.

Дело было так, или примерно так. В 1988 году, когда Петров только начинал мотать срок, у него обнаружили туберкулез. По какой-то причине (отсутствие лекарств, или мест в "тубзоне", или желания самого заключенного лечиться, а возможно, всего вместе) Петрова не лечили. Только в прошлом году, незадолго до освобождения, Петров попал в тубзону. Там его лечили двумя препаратами в течение трех месяцев, словно следуя неписанному рецепту для создания лекарственно-устойчивой формы туберкулеза: если лечить недостаточным количеством лекарств (их должно быть как минимум четыре) недостаточно долго (средний срок лечения - шесть месяцев), такой результат практически обеспечен.

В конце прошлого года Николай Петров освободился из одной из мордовских колоний. Вскоре он оказался на Курском вокзале в Москве.

Возможно, он собирался вернуться в родной город Орск Оренбургской области, как он сам говорит. Правда, возвращаться ему было не к кому: пока он сидел, его бывшая сожительница с четырьмя детьми уехала в Германию. Так что, может, Петров никуда и не собирался. В любом случае ни денег, ни билета у него не было.

Когда вокзальные милиционеры проверили документы Петрова и обнаружили справку об освобождении, но не обнаружили билета, они, как рассказывает бывший заключенный, жестоко избили его. Через три дня с опухшими ногами Петров явился в передвижную клинику международной благотворительной организации "Врачи без границ". Прямо в клинике-автобусе Петрову сделали срочную операцию: спустя почти год у него на ногах все еще видны большие красно-синие шрамы. Затем "Врачи без границ" проверили Петрова на туберкулез - они проверяют всех вокзальных бездомных, которые к ним обращаются, - и, получив положительный результат, направили его на лечение. Так семь месяцев назад он оказался в больнице №11. "Как такого больного лечить - каверну закрыть уже невозможно, - объясняет заведующий отделением психиатр Александр Зебницкий. - Хотя бациллирование можно прекратить через три-четыре месяца".

Иными словами, можно сделать так, чтобы Петров не мог заразить окружающих, но остановить разрушительные процессы в его собственном организме уже невозможно.

С другой стороны, слова доктора означают, что держать Петрова в больнице больше, чем четыре месяца, ни к чему.

"Ну мы его, конечно, дольше держим, - продолжает Зебницкий. - Потому что ему деваться некуда. Мы его до года продержим, но ведь он, как себя почувствует лучше, начнет водкой запивать лекарство, и эффективность лечения понизится. Конечно, с этим можно как-то совладать, если перед ним откроются какие-то перспективы. Что если, - обращается Зебницкий к пациенту, - мы тебе скажем: "Все, ты здоров, мы тебя выписываем"?"

"Наверное, опять на вокзал, - растерянно отвечает Петров. - Мне уехать надо". Куда уехать? В Орск. А там что? "Я ж там раньше жил". Где? "В общежитии". А деньги на билет? "Не знаю, может, к "Врачам без границ" пойду - говорят, они справку могут дать на проезд".

"Ну как его убедить, что общество на него не плюнуло? - спрашивает Зебницкий и, пораздумав с минутку, зло добавляет,- Как, если оно и на меня плюнуло?" Зебницкий, возможно, имеет в виду свою зарплату: он как зав. отделением со всеми надбавками получает 900 тысяч в месяц. А может, свое начальство, которое задержало его на два часа для беседы с журналистом, и он не смог пойти на свое первое родительское собрание. А может, то, что, как он ни старайся, Петрова ему все равно толком не вылечить и не выписать: как и большинство бывших пациентов, он в скором времени вернется обратно в знаменитую больницу для бомжей.

 

Самая немосковская московская больница

Как рассказывает главный врач больницы №11 Лариса Алексеева, в конце восьмидесятых, когда в Москве "появились бомжи" (иными словами, когда за отсутствие определенного места жительства и "тунеядство" перестали сажать), их начали присылать в больницу №11. Почему именно сюда? Очень просто: потому что это самая дальняя от Москвы "московская" больница. Построенная в свое время на 48 лесных гектарах как больница санаторного типа, она находится в 50 километрах от кольцевой дороги в городе Солнечногорске. Очень удобно получается: Москва вроде как и лечит своих бездомных, но в Москве их при этом нет. (Почти 60 процентов попадающих в больницу №11 бомжей были когда-то прописаны в Москве или Московской области. Впрочем, по закону это не имеет значения: противотуберкулезные учреждения обязаны лечить больных по месту пребывания, вне зависимости от места регистрации.)

Из тысячи бездомных, госпитализированных в больницу № 11 в прошлом году, большинство попали туда либо по направлению от "Врачей без границ", либо из московских приемников-распределителей, или, как они теперь называются, центров социальной реабилитации.

Деятельность этих центров регулируется двумя документами: указом президента о борьбе с преступностью и распоряжением мэра Москвы "Об особом порядке пребывания и регистрации в г. Москве". Первый документ обязывает приемники-распределители регистрировать всех попадающих к ним бездомных, а затем отправлять их по месту постоянного проживания или выдавать им новые документы. Второй документ устанавливает, что регистрации в городе Москве не подлежат лица, не имеющие документов, удостоверяющих личность. На практике эти правила преобразовались в следующую систему: милиция приводит бомжа в "центр социальной реабилитации"; там он заявляет, что не имеет документов - возможно, это действительно так, а возможно, он скрывает свое место прописки, опасаясь, что его посадят на поезд в направлении дома; бомжу делают флюорографию, и в каждом десятом случае выясняется, что он болен туберкулезом; работники "центра социальной реабилитации" незамедлительно отправляют его в больницу №11. Всякий недокументированный бездомный с туберкулезом - удача для центра социальной реабилитации: невзирая на закон, ему не выдают никаких документов, а выкидывают прямо в Солнечногорск. А значит, будь он хоть трижды москвич, регистрировать его в городе не приходится.

Таким образом в прошлом году в больницу попали более 700 человек без каких бы то ни было документов, в том числе и медицинских.

Из них по крайней мере 74 находились в розыске. Более 80 процентов пациентов - бывшие заключенные (как и большинство бездомных, которые туберкулезом не болеют). Поэтому в больнице №11 быт специфический. Согласно докладу больницы на Всероссийском съезде фтизиопульмонологов, в прошлом году произошло 50 драк между пациентами (регистрируются только крупные драки, как правило, с поножовщиной), 38 случаев оскорбления персонала с угрозами расправы и шесть случаев "выхода через окна за алкоголем с переломами костей ног". Когда фотокорреспондент "Итогов" в поисках хорошего кадра исчезал из поля зрения, Лариса Алексеева с криком: "Да ему ж там морду набьют!" бросалась в курилку или в соседний коридор спасать отважного журналиста.

Больница Алексеевой знаменита в "туберкулезных" кругах прежде всего тем, что главврач не только справляется со своим специфическим контингентом, но и умудряется создать условия, которым могут позавидовать многие "обычные" туббольницы. Во всех корпусах либо недавно закончился, либо сейчас идет ремонт; чистота в помещениях ошеломляющая; в больнице открыто первое в стране отделение социальной реабилитации, работают три нарколога, два психиатра, 14 социальных работников, психологов и специалистов по трудотерапии. В московских институтах об Алексеевой говорят чуть ли не со слезами на глазах.

Работники больницы рассказывают о своих нововведениях с видимой гордостью и без всякой сентиментальности: то, что они называют "социальной реабилитацией", - их единственная надежда отделаться от постоянных пациентов.

В отделении социальной реабилитации значатся шесть сотрудников: один "социальный работник с высшим образованием", в действительности - полковник в отставке, невероятных размеров мужчина, чья основная обязанность- следить за безопасностью пятерых "социальных работников со средним образованием" - иначе говоря, девочек-студенток. Основная обязанность социальных работников - писать письма. В 1997 году они уже написали 251 письмо с просьбами о выдаче копий утерянных справок об освобождении и прочих бумажек, которые позволили бы их пациентам восстановить паспорта.

"Вот смотрите, мы всегда пишем: "Сложно получить паспорт без Вашего специального распоряжения". Это такая подхалимская фраза, которая очень помогает.

Если он получит паспорт, то сможет пройти ВТЭК и оформить инвалидность. И пенсию по инвалидности. Это очень важно, потому что если у больного нет денег на водку или табак, он идет воровать". В прошлом году в больнице было 180 краж "мягкого инвентаря" - одеял, простынь.

В этом году уже 18 пациентов получили паспорта. Осталось, правда, еще 400 с чем-то беспаспортных. Многих из них еще выпишут, или они сами уйдут, побродяжничают и вернутся. Чем больше раз они повторят этот маршрут, тем больше шансов, что у них выработается устойчивая к антибиотикам форма туберкулеза, которым они и будут заражать окружающих. Уже сейчас около половины поступающих в больницу №11 больны устойчивой формой туберкулеза. По данным ученых, бродяга, больной туберкулезом в активной форме, за один год заражает в среднем 40 человек.

 

Долгожители

Последний адрес прописки Евгения Стеклянского: Москва, 7-я Парковая улица, дом 15А, квартира 27. Правда, прописан он был в последний раз в 1982 году, а дом тот давно снесли. Семнадцать лет назад Стеклянского, монтера-путейщика, осудили на четыре года за хищение государственной собственности. Как осужденный по уголовному делу он потерял прописку и право жить в Москве. Когда освободился, получил "волчий билет" в Петушки, но оттуда его, как он рассказывает, "погнали". Затем Стеклянский сумел вновь устроиться на работу монтером-путейщиком, но жил "где придется". В 1990 году он попал в больницу №11 и так с тех пор здесь и живет.

То есть его, конечно, выписывали, но он всякий раз возвращался. Однажды вернулся с гангреной ноги, которую ампутировали в соседней больнице, и с тех пор, конечно, никому и в голову не приходит его выписывать.

Родственников у него нет (у 45 процентов населения больницы нет родных - во всяком случае таких, которые бы их признавали), и даже если московские власти вдруг дадут ему квартиру - а он вместе с отделением социальной реабилитации пишет письма, на которые никто не отвечает - то сам он все равно там не управится. Кстати, социальным работникам уже удалось выбить для своих подопечных - бывших москвичей - шесть квартир в Москве.

"Куда вы пойдете, когда мы вас вылечим?" - Лариса Алексеева спрашивает Стеклянского. "А куда помирать, туда и пойду". "Вот вам синдром приобретенной беспомощности", - Алексеева оперирует одним из терминов, которые ее сотрудники в попытках понять поведение пациентов почерпнули из психологической литературы. - Мы его два года приучали элементарно следить за собой, умываться каждый день. А то ведь он не моется, у него вечно то конъюнктивит, то еще что. Это называется "отсутствие образа собственного тела". Это тоже из литературы.

По данным больницы, умственное развитие 80 процентов пациентов находится на уровне дебильности. У некоторых умственная отсталость врожденная, у многих - результат травмы или алкоголизма.

В кабинет заведующего отделением ввозят пациента Ивана Фролова, которого Александр Зебницкий зовет дядей Ваней. Зовет очень громко, потому что дядя Ваня почти совсем глухой. Еще у дяди Вани нет обеих ног и совсем нет зубов. Дядя Ваня - глубокий старик. Он родился в 1942 году.

На мои вопросы, которые Зебницкий повторяет ему прямо в ухо, дядя Ваня отвечает довольно охотно. Жил в Солнцеве. Нет, не один, с бабкой. Бабка померла, а дом снесли. Ну а потом куда идти?

Дядя Ваня живет в больнице №11 с 1989 года. Туберкулез его вылечили давно, но несколько месяцев назад он заразился вновь, от тяжело больного соседа по боксу. Таких случаев, по сведениям Зебницкого, в этой больнице все больше.

Больше половины "пролеченных" бездомных возвращаются в больницу через несколько дней после выписки. Так обстоит дело последние три года. Не возвращались ни разу только 30 процентов. Иными словами, знаменитая московская больница для бомжей превращается в больницу для одних и тех же тысячи-полутора бездомных. Их содержание в больнице, не учитывая трат на капитальный ремонт и закупки оборудования, стоит 87 тысяч рублей в день.

Выход Лариса Алексеева и ее коллеги видят только в одном: создании специнтерната для вылеченных от туберкулеза бездомных, нуждающихся в присмотре и уходе.

В обычные дома-интернаты отсюда не берут: там требуют, чтобы у бывшего туберкулезника не было никаких остаточных явлений - то есть чтобы он не только не был заразным, но чтобы в его легких не было следа болезни - а это с такими больными практически невозможно. "Дом ночного пребывания" в Москве, то есть ночлежка, принимает на тех же условиях.

Участок у Алексеевой большой, и она уже хорошо представляет себе, где и как она построила бы интернат. По ее расчетам, содержание одного человека в этом интернате стоило бы в два раза меньше, чем в больнице. Проект этот она выдвигает уже который год, пока безрезультатно. Но кто ее знает: добивается же она помощи и у городского комитета по здравоохранению, и у Минтруда, и у всевозможных Красных Крестов. Из Тверского университета она выбила списанное оборудование, проводит капремонт корпуса, закрытого в 1988 году как аварийный. Правда, на 16 дней капремонт прекратили: приехали милиционеры и сказали, чтобы в связи с юбилеем Москвы с 25 августа до 10 сентября "ни одного хохляцкого лица здесь не было". В больнице №11 хронически не хватает 100 коек. Если каждый бездомный больной за год заражает 40 человек, то 16 лишних дней без 100 лишних коек в больнице №11 - это 180 лишних инфицированных.

Источник: "Итоги", №36, 1997,