21.09.2006 | Архив "Итогов" / История

Прихлопнуть говорильню

Дума, конечно, бузила изрядно, почище нынешних

3 июня 1907 года депутаты, стекавшиеся к Таврическому дворцу, обнаружили на запертых дверях вместилища российского парламентаризма манифест "О роспуске Государственной думы". "Всем верным подданным" подробно исчислялись прегрешения распущенного законодательного собрания:

"...Не с чистым сердцем, не с желанием укрепить Россию и улучшить ее строй приступили многие из присланных от населения лиц к работе, а с явным стремлением увеличить смуту и способствовать разложению государства...

По этой причине выработанные Правительством Нашим обширные мероприятия Государственная дума или не подвергала вовсе рассмотрению, или замедляла обсуждением, или отвергала, не остановившись даже перед отклонением законов, каравших открытое восхваление преступлений и сугубо наказывавших сеятелей смуты...

Государственная дума не оказала в деле водворения порядка нравственного содействия правительству, и Россия продолжает переживать позор преступного лихолетия.

Медлительное рассмотрение Государственною думою росписи государственной вызвало затруднение в своевременном удовлетворении многих насущных потребностей народных.

Право запросов правительству значительная часть Думы превратила в способ борьбы с правительством и возбуждения недоверия к нему в широких слоях населения".

Впрочем, подобные упреки любая исполнительная власть могла бы адресовать своему законодательному компаньону. Для разгона негодной Думы требовались все-таки более веские аргументы, и в том же манифесте сообщалось, что: "Наконец, свершилось деяние, неслыханное в летописях истории. Судебной властью был раскрыт заговор целой части Государственной думы против государства и царской власти".

 

Краснобаи и бузотеры

Если переложить "высокий штиль" царского манифеста на язык политической повседневности, поводом для разгона Думы послужила устроенная полицией инсценировка антиправительственного заговора левых депутатов. Агент департамента полиции, некая г-жа Шорникова, передала с депутацией солдат в квартиру, где собирались депутаты-социалисты, "наказ" "возмутительного содержания" (в делах департамента была предусмотрительно оставлена машинописная копия). Через несколько минут после ухода солдат в квартиру нагрянула полиция, но "наказ" - главную улику обвинения - так и не нашли. Пришлось "шить" к делу копию. Белые нитки торчали совершенно явственно.

Тем не менее 1 июня по требованию правительства состоялось закрытое заседание парламента, в котором прокурор Петербургской судебной палаты предъявил 55 депутатам обвинение в заговоре, направленном "к ниспровержению государственного строя", и потребовал немедленного лишения 16 членов Думы депутатской неприкосновенности. Дума без проверки основательности выдвинутых обвинений не пожелала удовлетворить эти требования, для чего была создана комиссия под председательством историка Александра Кизеветтера. Она должна была доложить результаты своей работы в понедельник, 4 июня, но ее выводов власти не стали дожидаться.

Дума, конечно, бузила изрядно, почище нынешних. Тем не менее у правоохранительных органов были в тот момент и более срочные задачи. В стране бушевала "первая русская революция", то есть царила анархия, сопровождаемая разгулом насилия вообще и бандитизма под политическими лозунгами в частности. Так что прокуратура обнаружила из ряду вон выходящее рвение в отношении думцев, разумеется, не по собственному почину.

За спиной окружного прокурора маячила внушительная фигура председателя Совета министров Петра Столыпина, чье влияние на государя достигло в то время апогея.

Собственно подготовка к роспуску началась осенью 1906 года, как только стали известны результаты выборов во II Думу, большинство мест в которой вновь заняли левые, и прежде всего "трудовики" (парламентский штамм эсеров) и кадеты. Состав Думы первых двух созывов предопределялся "виттевским" избирательным законом от 11 декабря 1905 года, предоставлявшим крестьянству в губернских собраниях, куда сходились для окончательного избрания депутатов выборщики от всех сословий и курий, решающую роль. Власти верили, что "серый мужичок", хранящий верность самодержавию, и будет надежной опорой власти в обстоятельствах тогдашней смуты. Дворянство - главный поставщик шибко грамотных либеральных оппозиционеров лишилось доверия монарха.

Между тем купить лояльность крестьянина мог только земельный закон, урезавший помещичье землевладение. Справедливо решить наиболее острый тогда для страны аграрный вопрос, по мысли крестьянства, значило отобрать помещичьи земли, данные некогда за военную службу и удерживаемые дворянством безо всякого на то морального права.

Такой закон и разрабатывал главноуправляющий землеустройством и земледелием Николай Кутлер. В преамбуле указывалось, что "слишком упорное отстаивание принципа неприкосновенности частной собственности и свободы распоряжения ею может привести при современных условиях к тому, что владельцы лишатся всего, и притом на самых разорительных для себя и для всей страны условиях". Предусматривалось принудительное отчуждение части помещичьих земель в пользу крестьянства. Против проекта поднялась волна дворянских протестов, Кутлер был с позором отставлен и с горя "пошел в кадеты", которые и явились в Думу с кутлеровскими разработками.

 

Честолюбивый провинциал

В стране, где крестьянство, смотревшее на дворянские земли как на свои, составляло девять десятых населения, реализация земельной реформы, не затрагивающей "священного права" помещиков, требовала особой виртуозности. Эту правительственную программу "умиротворения" и был призван провести энергичный саратовский губернатор Петр Столыпин, назначенный за день до открытия занятий первой думы 26 апреля 1906 года министром внутренних дел и сделавшийся председателем Совета министров в день ее роспуска - 8 июля. Причины быстрого взлета рядового губернатора, не имевшего протекции при дворе, до сих пор остаются загадкой, возможно, что решающую роль сыграли как раз внешне эффектные действия Столыпина во время "аграрных беспорядков" в Саратовской губернии, считавшейся и тогда "весьма красной". Собственной аграрной программы бойкий провинциал, по утверждениям лиц, близко стоявших к делу, не имел и только после назначения позаимствовал ее у своего "товарища" Владимира Гурко, занимавшегося подготовкой земельной реформы еще при Плеве.

Столыпинская программа "умиротворения страны", опубликованная 24 августа 1906 года, состояла из двух частей: репрессивной и реформаторской. Правительство провозгласило, что "не колеблясь противопоставит насилию силу". В местностях, объявленных на чрезвычайном положении, вводились военно-полевые суды, благодаря "скорорешительности" которых за виселицей вскоре утвердилось наименование "столыпинского галстука".

Целью реформаторских усилий правительства должна была стать "Великая Россия", которая прежде всего мыслилась как "русское государство", освобожденное от пагубного воздействия "инородцев".

Опорой власти и основой государственной мощи должен был стать "сильный и крепкий" крестьянин, освобожденный от пут "социалистической" общины.

Важнейшей частью программы становилась аграрная реформа, начатая указом 9 ноября 1906 года. Провести закон о столыпинской земельной реформе, оставляющей в полной неприкосновенности "частновладельческие" земли, через крестьянскую Думу было решительно невозможно, а потому Столыпину пришлось не только распустить Думу, но и изменить закон о выборах. Автор избирательного закона Сергей Крыжановский в пояснительной записке с подкупающей откровенностью подчеркивал, что проектируемая им система "помимо своей простоты и устойчивости, которую она вносит в результаты выборов, представляет и то еще преимущество, что дает возможность предопределить число представителей от каждого класса населения, установив таким образом состав Думы в соответствии с видами правительственной власти".

"Виды" были недвусмысленно обозначены в упоминавшемся уже манифесте: "созданная для укрепления государства Российского Государственная дума должна быть русскою и по духу. Иные народности, входящие в состав Державы Нашей, должны иметь в Государственной думе представителей нужд своих, но не должны и не будут являться в числе, дающем возможность быть вершителями вопросов чисто русских. В тех же окраинах государства, где население не достигло достаточного развития гражданственности, выборы в Государственную думу должны быть временно приостановлены".

Главная же перемена в манифесте не афишировалась и состояла в том, что Дума переставала быть крестьянской. Хитрый куриальный механизм был на сей раз устроен в пользу дворянина-землевладельца. Один выборщик по землевладельческой курии избирался от 230 человек населения, по крестьянской - от 60 тысяч, а по рабочей - от 125 тысяч. В губернских собраниях обязательный депутат от крестьян избирался теперь всем составом выборщиков. Грубо говоря, крестьянский представитель избирался поместным дворянством. В Совете министров этот вариант избирательного закона был назван "бесстыжим". Государь император, утверждая закон, изволил с удовлетворением вымолвить: "Я за бесстыжий".

 

У холопов чубы трещат

Премьер, разделавшись с докучливым оппонентом, получил полную свободу рук. Избранная по новому закону III Государственная дума стала послушным орудием в руках Столыпина и единственная проработала весь положенный срок.

Ни один здравомыслящий человек, разумеется, не похвалил бы Государственную думу первых двух созывов. Бестолковая, истеричная, подчас хамоватая "говорильня" раздражала всех. Но как ни прискорбно это сознавать, она вполне выражала "чаяния" страны. В праве III Думы говорить от лица нации сомневался даже ее председатель Михаил Родзянко. Столыпинские законопроекты утверждало грубо фальсифицированное народное представительство. Действия правительства оказывались тем самым вполне законными, но сами эти законы не признавались страной справедливыми. Постепенно премьер, некогда скромный провинциал, не встречая прежнего противодействия, утратил чувство реальности, всерьез возомнил себя спасителем России, поверив вездесущим холуям и шептунам, уверявшим его превосходительство, что он второй Петр Великий. Результаты оказались плачевными.

Земельная реформа была встречена большинством крестьян в штыки и проводилась насильственно. Земельный голод крестьянства не мог быть утолен в европейской части страны.

Срыв бюрократически организованной переселенческой программы привел к тому, что  на старые пепелища возвратилось до половины выселявшихся в Сибирь и Казахстан. Возвращались без денег, без прав и без уважения к обманувшей их власти. Уже в 1910 году от "крепкого" крестьянина можно было услышать: "Ждем войны. Война беспременно будет, тогда конец вам... Потому что воевать мы не пойдем, воюйте сами. Сложим ружья в козлы, и шабаш. Которые дымократы, мужички, значит, начнем бить белократов - вас, господ. Всю землю начисто отберем и платить ничего не будем". Умиротворение не состоялось.

Объявив продолжение "патриотического курса" Александра III "Россия для русских", столыпинское правительство повело весьма решительную атаку на "автономистов" (поляков, финляндцев и др.), а заодно и на всех прочих "инородцев", в то время и не помышлявших о "самоопределении до отделения". Самые смелые мечтания большинства тогдашних "националов" не простирались далее "культурной" автономии. Ужесточение русификации и отсутствие легальных способов защиты своих интересов (думское представительство "инородцев" стало бутафорией) повело к бурному росту националистических центробежных сил, разорвавших в конце концов империю.

Так стоит ли "прихлопывать говорильню", а говорильне нарываться на роспуск?

Источник: "Итоги", №22, 03.06.1997,