28.07.2005 | Кино
Арт и шокЗавершившийся Каннский чемпионат мира по кино оказался самым интересным в новом тысячелетии
Удар, еще удар Рейтинг самых шокирующих сцен Каннского фестиваля (Чем пытаются поразить публику создатели высокохудожественного кино)
Завершившийся Каннский чемпионат мира по кино оказался самым интересным в новом тысячелетии – начиная с 2000-го, когда торжествовала «Танцующая в темноте» Ларса фон Триера. В конкурсной программе не обнаружилось сверхнеожиданной картины, каковыми были в 2002-м «Сын» Дарденнов, в 2003-м «Догвилль», а в прошлый раз корейский «Олдбой» (все они тогда не победили). Кроме разве что одной. Но это не мешало пребывать после просмотров в хорошем настроении. Через два-три дня после фестиваля, отойдя от его суеты, начинаешь понимать, какие именно фильмы оказались в этот раз наиболее любопытными: 5 + 1. Пять безусловных представителей арт-кинематографа и шестой – тот самый упомянутый фильм вне ряда, учудивший в Канне самый громкий скандал.
В отличие от прошлых лет, главные фильмы Канна оказались привязаны всего к четырем темам. Вот новые кинотенденции: 1. Насилие и еще раз насилие. 2. Спрятанные скелеты в шкафу, которые обязательно вываливаются наружу. 3. Скептицизм по поводу человеческой природы: совершив дикости, вплоть до убийств, персонажи сразу нескольких фильмов способны потом жить так, словно ничего не произошло. 4. Тема поиска семьи – в частности, своих неизвестных детей от случайных связей.
Наши «5 + 1 фильмы» (все купленные для нашего проката) погружены в эти темы по уши.
«Тайник» Михаэля Ханеке. Австриец Ханеке знаменит как неустанный исследователь социальной жестокости – см. его «Забавные игры» или «Пианистку». Благополучная семья, в которой мужа-жену изображают Даниэль Отой и Жюльетт Бинош, начинает то получать по почте, то находить у дверей угрожающие рисунки. Словно бы детские. И – что хуже - видеокассеты, на которых записано, как они уходят их своего дома, как возвращаются. Ханеке как никто умеет передавать ощущение опасности. Самое неприятное, но и занятное в «Тайнике», что автор шпионских видеозаписей остается неизвестным. В самый расслабляющий момент Ханеке вдруг выдает такой кошмарный эпизод, что следующие две минуты я глядел на экран сквозь щелочку в ресницах. «Тайник» получил в Канне оба основных приза неофициальных жюри – ФИПРЕССИ и экуменического. Был фаворитом по опросам и французской, и международной прессы. Но обрел в итоге лишь третий по значению приз за режиссуру.
«Мандерлай» Ларса фон Триера. Во второй части трилогии фон Триера U. S. A. (где действие происходит в начале 1930-х) героиня по имени Грейс, наказав морально неисправимых жителей городка Догвилль, попадает на плантацию в южном штате Алабама, где, оказывается, не ведают, что рабство давно отменено. Городки с их улицами, домами, деревьями, как и в «Догвилле», нарисованы на полу ангара, где и происходили съемки. В первой части Грейс играла Николь Кидман, во второй – Брайс Даллас Ховард из «Таинственного леса» (замену пока комментировать не станем). Освободив рабов с помощью головорезов своего папаши – крестного отца, Грейс жаждет внедрить в Мандерлае демократию и суд присяжных (что приводит лишь к казни одной несчастной старушки). Но в финале, как и в случае Догвилля, с ужасом осознает, что поняла ситуацию не так, как следовало. Одним из источников «Мандерлая» стал мотив из фривольной «Истории О», в которой освобожденные рабы попросились обратно к хозяину, потому что он, по крайней мере, их кормил. А когда хозяин отказал, то убили его.
Естественно, «Мандерлай» восприняли как очередной антиамериканский выпад фон Триера, тем более, что в Канне он не удержался от заявлений, понятных без перевода: “Mr Bush is an asshole” и “America is shitting on the world”. В интервью NEWSWEEK фон Триер уточнил, что считает это чем-то вроде эротического face-shitting. В общем, фон Триер прав, говоря, что после «Мандерлая» его захотят пристукнуть и ку-клукс-клановцы, и афро-американцы.
Что до Канна, то хотя этот фестиваль приветствует провокативность, было ясно, что «Мандерлай» останется без призов. Глупо награждать вторую часть трилогии, тем более что два года назад не наградили первую.
«Сломанные цветы» Джима Джармуша. Американец Джармуш – после «Мертвеца», «Пса-призрака: пути самурая» и «Кофе и сигарет» - признан у нас режиссером культовым. Но снял на сей раз картину почти голливудскую, что некоторых его поклонников оскорбило. Вроде бы истинно свою (забавную, человеческую), но без артистического экстра. Билл Мюррей играет в ней двойника своего персонажа из «Трудностей перевода». Он тут профессиональный сердцеед-холостяк, но в том же состоянии кризиса послесреднего возраста. Получив неподписанное письмо от какой-то из прежних пассий с информацией, будто у него есть19-летний сын, он обретает стимул жить - и сам отправляется на поиски отпрыска. Экс-любовниц изображают Шарон Стоун, Тильда Суинтон, Джессика Лэнг. Финал не разглашаю. Джармуш получил в Канне приз № 2 – Гран-при.
«Дитя» Жан-Пьера и Люка Дарденнов. Братья-бельгийцы Дарденны снимают так, что кажется, будто подглядываешь за реальностью. Они уже брали «Золотую пальмовую ветвь» - в 1999-м за «Розетту». «Дитя» похож на «Розетту». Тут тоже действует герой из низов, которого можно назвать монстром, потому что он как зверек озабочен только процессом выживания – этим объясняются его действия от мелкого грабежа до способности продать собственного 9-дневного ребенка. В сущности «Дитя» - триллер. О жизни не человеческого духа, которую обожал К. С. Станиславский, но простой человеческой души (из тех, которые своей простотой могут и доконать). Финальные слезы героя (наконец-то искренние?) вызывают овацию в зрительном зале. Единственное замечание: прошлый фильм Дарденнов «Сын» был тематически крупнее. Он развивал истинно библейскую коллизию. Тем не менее, имено «Дитя» сделало братьев D пятыми дважды обладателями «Золотой пальмовой ветви» после Фрэнсиса Форда Копполы, Сёхэя Имамуры, Билле Аугуста и главы нынешнего каннского жюри Эмира Кустурицы.
«История жестокости» Дэвида Кроненберга. Если Ханеке – самый знаменитый исследователь жестокости, то Кроненберг – человеческих мутаций: от физических до психических («Муха», «М. Баттерфляй», «Автокатастрофа», «Паук»).
В свое время фон Триер обращался с просьбой к прессе не разглашать финал «Танцующей в темноте». Теперь Кроненберг в особом уведомлении просит журналистов вообще не пересказывать перипетий «Истории жестокости». Он прав: пропадет кайф неожиданности.
Ограничимся штрихами. В центре сюжета – идиллическая словно из мыльной оперы семья: он, она, сын лет 16-ти, маленькая дочь. Правда, мыльнооперный стиль резко разрушают то кровавый сон дочери, из которого в реальную жизнь вдруг переходят двое убийц, то сумасшедший секс между папой и мамой. Потом папа отважно приканчивает этих двоих убийц, защищая от них посетителей своей маленькой закусочной. Потом такие навороты… «История жестокости» стала первым из двух каннских фильмов, разделивших зал на ненавистников и обожателей. Первые – сочли его умным и смешным. Упомянутая нами тема скелетов в шкафу и циничной способности современного человека возвращаться к идиллической жизни, словно он на жизненном пути никого не замочил, и впрямь развита здесь сверхъязвительно. Эффектно придуманы все короткие боевые сцены. И еще: очень хорош Вигго Мортенсен – Арагорн из «Властелина колец», которого Кроненберг снял в главной роли.
+1. «Бойня в небесах» Карлоса Рейгадаса. Вторым и главным скандальным фильмом стал именно этот. Несмотря на неприятельское «бу-у-у» двух третей зала и определение «тошнотворный», приложенное к фильму молодого мексиканца Рейгадаса одним из моих российских коллег (любящего делать выволочки), я всячески «за».
По-моему, хорошо, когда картина раскалывает зал надвое – это признак небанальности.
Меня подкупила даже не режиссерская смелость в эротических сценах (хотя и она тоже: Рейгадас знал, что многие взбесятся). Подкупили: тема покаяния главного персонажа, участвовавшего в закадровом похищении ребенка, который потом погиб. Соединение в фильме документальности и сюрреализма - именно так воспринимает теперь мир главный персонаж. Наглое самоуправство католика Рейгадаса в делах небесной канцелярии – он нестандартен в представлениях о том, кто и за что попадает в рай и чем там занимается. Наконец, удивительная визуальность фильма. Особенно хороша снятая одним планом круговая замедленная панорама Мехико (начинающаяся с любовного акта, подсмотренного через окно, и завершается им же). Такая знаменитая панорама была в «Профессии: репортер» великого Антониони, - там, правда, за время медленного поворота камеры происходило убийство.
Самым каннским решением жюри было бы отдать два первых приза двум лентам, расколовшим аудиторию – Кроненберга и Рейгадаса. Впрочем, Дарденны как дважды лауреаты – тоже небанально.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.