Мариинский театр
25.07.2005 | Опера
Москву берут в «Кольцо»Тетралогия Вагнера о нибелунгах в столице
Вслед за балетной труппой Мариинского театра, показавшей в Москве образцы основных стилистических направлений хореографии ХХ века, в Большом театре выступит его оперная труппа. В течение четырех вечеров, начиная с сегодняшнего, она представит одно-единственное «многосерийное» произведение, беспрецедентное в истории музыкального театра - тетралогию Рихарда Вагнера «Кольцо нибелунга», состоящую из четырех опер: «Золото Рейна», «Валькирия», «Зигфрид» и «Гибель богов».
Впервые с тетралогией Вагнера в России познакомились в 1889 году - оперная труппа Неймана показала ее на гастролях в Петербурге и Москве. Успех был подготовлен подробным знакомством аудитории с творчеством Вагнера: его пропагандистом был популярный композитор Александр Серов, да и сам создатель тетралогии приезжал в Россию в 1863 году. На русском языке «Кольцо» впервые спели в Мариинском в 1905-м. Организатором и руководителем постановки был знаменитый дирижер Эдуард Направник, а главные партии тенора во вех четырех операх исполнял легендарный певец Иван Ершов. Постановка вызвала огромный интерес, живо описанный ее очевидцем Сергеем Прокофьевым в автобиографии, и держалась на сцене многие годы. Немногим позже, в 1912-м, «Кольцо» зазвучало в Москве под управлением дирижера Купера, последовательно поставившего все основные оперы Вагнера. Постановка, оформленная знаменитым Константином Коровиным, имела, по отзывам современников, триумфальный успех.
Таким образом, в отличие от многих произведений мировой классики, с трудом добиравшихся до российских сцен, репертуар Вагнера имеет у нас прочные традиции, связанные с именами ведущих русских певцов: Неждановой, Катульской, Обуховой и Козловского, особенно любившего партию Лоэнгрина. К Вагнеру обращался даже сам Сергей Эйзенштейн, ставивший в 1930-е в Большом театре «Валькирию». Последней вагнеровской работой Большого было «Золото Рейна», поставленное в 1983-м Вадимом Милковым и исполнявшееся под управлением Юрия Симонова. Мощь и выразительные контрасты звучания оркестра оттеняли великолепный ансамбль солистов, среди которых были сама Ирина Архипова (богиня земли Эрда) и Артур Эйзен (верховный бог Вотан).
Валерий Гергиев подступал к «Кольцу» в течение 1990-х, но первая опера тетралогии - «Золото Рейна» - появилась в репертуаре театра лишь в 2000-м. Ее осуществили немецкие постановщики во главе с режиссером Иоганнесом Шаафом, огородившие сцену черно-серыми полотнищами и не нашедшими не то что пространственного решения, но и хоть сколь-нибудь интересных отдельных мизансцен. В отсутствие интересных голосов все внимание сосредоточилось на работе дирижера, который вел спектакль аккуратно, но суховато, не выявляя тембрового разнообразия вагнеровской музыки. Вторая часть, 'Валькирия', поставленная в 2001-м сходным образом, осталась и вовсе без режиссера. Постановкой занимался сценограф Готфрид Пильц. Прочие части делали популярный режиссер драмы Владимир Мирзоев и бывший архитектор, ныне дизайнер Георгий Цыпин. Они расположили посреди сцены прямоугольную платформу, а по краям расставили гигантские жутковатые фигуры, напоминающие скелеты креветок или раков. Мирзоев, не скрывавший, что не разбирается в музыкальном театре, не знает произведения Вагнера и не видел ни одного спектакля по его операм, мобилизовал для внешнего «оживления» действия танцевальную группу «Каннон Данс». Танцовщики беспрестанно снуют по сцене, корчатся в конвульсиях, изображают и основных персонажей, и огонь, и всевозможные эмоции.
Впрочем, музыка Вагнера столь мощна и эффектна, что вся эта театральная беспомощность не раздражает и даже не особенно отвлекает от завораживающего звукового действа.
В традиционном варианте либретто правда о гендерной принадлежности Леоноры, переодевшейся в Фиделио, чтобы вызволить своего мужа из тюрьмы, выясняется лишь в конце. У Кратцера Леоноре трудно скрывать свою женскую природу, и на фоне актерской статики остальных героев, она постоянно ерзает: «Что, черт возьми, происходит» и «Боже, как неловко» – ответила бы она на любовные притязания Марселины, если бы ей не нужно было петь текст начала XIX века.
Почти во всех положительных отзывах о постановке как большой плюс отмечается её иммерсивность. Во время действия видишь только один, да и то замыленный и банальный приём – лениво направленный в зрительный зал свет поисковых фонарей, остальное же время наблюдаешь мерный шаг часовых вдоль зрительного зала. И всё это где-то там, на условной театральной сцене, с игрушечными автоматами и в разработанных художниками костюмах.