22.05.2006 | О прочитанном

Об особой глупости гуманитариев

Думаю, что со мной многие согласятся в том, что есть какая-то особая критическая глупость

Я давно заметил, что в той области, в которой я подвизался, то есть в гуманитарном знании и художественной критике, как-то особенно обнаруживает себя человеческая глупость. Я, конечно, ничего не понимаю в математике, но интуитивно я чувствую, что дурак в математике менее виден. Он может быть не в состоянии придумать что-то новое, но если он производит какие-то расчеты, и расчеты эти по существу правильны, глупость его остается не обнаруженной.

Думаю, что со мной многие согласятся в том, что есть какая-то особая критическая глупость.

Вы посмотрели фильм, спектакль или прочитали книгу, а потом читаете критическую статью о них. И статья поражает вас неадекватностью, отсутствием чутья, понимания того, о чем собственно говорит интерпретируемое ей произведение. Что-то малозначимое критиком почему-то выпячивается, существенное не замечается, смысл ускользает, вообще речь идет не о том. Такого рода чувство как правило не оставляет меня, когда я пробегаю рецензии. Впрочем, каждый из нас знает, что верить можно одному-двум адекватным критикам, как правило, не порющим чушь. Этих критиков, чего греха таить, абсолютное меньшинство.

Лучшее объяснение этого явления критического идиотизма, на мой взгляд, дает Кант в «Критике чистого разума». Он обсуждает здесь среди прочего трансцендентальную способность суждения. Суждение, по Канту,  это «умение подводить под правила, т. е. различать, подчинено ли нечто данному правилу (casus datae legis) или нет». Речь собственно идет о подведении частного под общее, чем и занимается критика. Хорошим примером суждения может быть решение, какой именно закон нарушило то или иное преступление. Закон – это общее, под которое подводится частное.

Но Кант же утверждает, что правил, по которым частное подводится под общее, не существует. Эта отсутствие правил для суждения Кант объясняет тем, что наличие такого правила само по себе уже требовало бы подведения под него, то есть еще одного суждения, которое в свою очередь также требовало бы правила, и так до бесконечности... Но именно потому, что суждение осуществляется без правил, оно требует применения ума.

Кант пишет:

«Способность суждения есть отличительная черта так называемого природного ума (Mutterwitz) и отсутствие его нельзя восполнить никакой школой, так как школа может и ограниченному рассудку дать и как бы вдолбить в него сколько угодно правил, заимствованных у других, но способность правильно пользоваться ими должна быть присуща даже школьнику, и если нет этого естественного дара, то никакие правила, которые были бы предписаны ему с этой целью, не гарантируют его от ошибочного применения их».

То, что в точных науках глупость заявляет о себе с меньшей откровенностью, как раз и связано с тем, что в этих науках господствуют правила, которым можно научить даже относительно тупого человека. В «Критике чистого разума» содержится и замечательное кантовское определение глупости:

«Отсутствие способности суждения есть, собственно, то, что называют глупостью, и против этого недостатка нет лекарства. Тупой или ограниченный ум, которому недостает лишь надлежащей силы рассудка и собственных понятий, может обучением достигнуть даже учености. Но так как в таких случаях подобным людям обычно недостает способности суждения, то нередко можно встретить весьма ученых мужей, которые, применяя свою науку, на каждом шагу обнаруживают этот непоправимый недостаток рассудка, так что он хотя и способен in abstract усматривать общее, но не может различить, подходит ли под него данный случай in concreto, или же потому, что он к такому суждению недостаточно подготовлен примерами и реальной деятельностью».

Область искусства же, как показал тот же Кант, – это исключительно область свободных суждений. Эстетике посвящена «третья критика» Канта – «Критика способности суждения». Эстетическое суждение по Канту – это способность обнаруживать всеобщее в частном, например, красоту в данном конкретном цветке, который и оказывается предметом суждения вкуса. При этом, по Канту, суждения вкуса обладают всеобщностью в силу того, что существует сообщество умных людей, способных разделять с ценителем его вкус на основании того, что философ называл «общим чувством». Неспособность к эстетическому суждению выражается у Канта в дурном вкусе, который разделяется сообществом людей с нарушенной способностью суждения, то есть дураками.

Я всегда считал, что нелепая оценка художественного произведения говорит не о художественной неразвитости большого ума, но о скудоумии. Формула: «Он умный человек, но в искусстве не понимает ни бельмеса», не производит на меня впечатления. Я не верю в интеллект, способный оперировать только абстракциями, но неспособный связать эти абстракции с реалиями жизни. В этом смысле «гениальный» шахматист или математик может в конце концов оказаться дураком. Так, во всяком случае, учит нас Кант.

Меня в данном случае, однако, не особенно интересует кантовская эстетика, которую сегодня трудно принимать без поправок, но именно кантовский диагноз труда гуманитария и особенно критика, как труда свободного суждения, не подпадающего под правила и целиком опирающегося на «природный ум». Поскольку правил в искусстве нет, а суждение - «свободное», то здесь, конечно, возникает особый простор для глупости. Я бы даже сказал, что художественная критика – это особая область беспрепятственного и откровенного проявления глупости. В каком-то смысле мне представляется, что степень глупости критики вообще отражает общий уровень глупости общества согласного потреблять идиотизм в свободном его, природном виде. Если нас серьезно интересует вопрос о том, до какой степени интеллектуально деградировало общество, почитайте художественную критику – зеркало народного ума.