22.07.2005 | Опера

«Фальстаф» переселился в Большой

Московская премьера знаменитого спектакля Джорджо Стрелера

Великий итальянский режиссер Джорджо Стрелер основал в Милане знаменитый театр «Пикколо», увековечил подлинные актерские трюки легендарной средневековой «комедии масок» в блистательной постановке «Арлекин, или Слуга двух господ». А кроме того, он создал завораживающий театральный язык, посредством которого интерпретировал множество классических опер. Один из его лучших спектаклей - «Фальстаф» Джузеппе Верди, поставленный в миланском театре Ла Скала в 1980 году, - только что перенесен на сцену Большого.

В основе либретто «Фальстафа» Верди - веселая комедия Шекспира «Виндзорские насмешницы» о приключениях сэра Джона, вздумавшего на старости лет раздобыть денег, ухаживая за молодыми дамами. Но вместо удалой буффонады о том, как кумушки проучили ловеласа (сначала вывалив его вместе с грязным бельем в Темзу, а потом заманив на мнимое свидание и опозорив пред всем честным народом), Верди написал загадочное ностальгическое произведение. «Фальстаф» совершенно не похож на его знаменитые шедевры с яркими шлягерными мелодиями, несмотря на то что в музыке порой слышны мотивы из его же «Отелло», «Бала-маскарада» и даже Реквиема. Изысканные неброские мелодические линии, вплетенные в диалоги, образуют тонкую музыкальную ткань, придавая колоритным комическим перипетиям ирреальный характер, а всему сюжету - романтический колорит. На ренессансное шекспировское буйство красок и кипение житейских страстей Верди смотрит словно сквозь дымку, в которой подробности тонут, контуры сливаются и комическое не слишком отличается от печального.

Джорджо Стрелер вместе со своим давним сподвижником сценографом Эцио Фриджерио нашли удачное визуальное соответствие этому музыкальному решению. Оформление таверны, где сквозь узкие просветы огромных узорчатых решеток на полутемную сцену падают мелкие световые блики, словно разбивая цельную картину на кусочки, - точный образ вердиевского музыкального языка в этой опере. А в остальных сценах как нельзя более кстати пришлось изобретенное Стрелером и Фриджерио знаменитое «рассеянное» освещение, благодаря которому даже простые бытовые мизансцены, будто погруженные в туман, выглядят сюрреалистичными.

Сценическое действо строится предельно просто и на первый взгляд разочаровывающе неизобретательно. Но с первых же эпизодов ловишь себя на том, что от этих групп тараторящих кумушек и суетящихся мужиков так же трудно отвести глаз, как от какой-нибудь старинной гравюры.

Труппа Большого органично вписалась в заданный рисунок, скрупулезно перенесенный в Москву ближайшими сподвижницами покойного классика - режиссером Мариной Бьянки и хореографом Анной-Марией Приной, в свое время помогавшими Стрелеру готовить премьеру в Ла Скала. Фальстаф в исполнении Юрия Нечаева выглядит не просто комическим стариком из итальянской комедии масок, но персонажем с детально проработанным характером. И в сценическом поведении, и в вокальной нюансировке сластолюбие, трусость, хитрость и простодушие сочетаются у этого Фальстафа с искренними романтическими порывами, вызывающими сочувствие к этому обаятельному недотепе.

Любимица оперной Москвы, роскошная рубенсовская красавица Елена Манистина (миссис Квикли) подхватывает эту интерпретацию и руководит издевательствами над Фальстафом с мягкой иронией воспитательницы. В голосе Андрея Дунаева (Фентон) чувствуется напряжение, но оно не нарушает эстетических границ и, пожалуй, соответствует характеру его персонажа, взволнованного молодого героя-любовника. Зато Лолита Семенина (Алиса Форд) и Анна Аглатова (Нанетта) исполняют виртуозные партии легко и грациозно, будто вышивая замысловатые узоры на пяльцах.

Но самое приятное состоит в том, что исполнители успешно справляются с главным камнем преткновения этой оперы - труднейшими ансамблями. Тут несомненная заслуга дирижера Александра Ведерникова, который, как говорят, и был инициатором постановки «Фальстафа».

Источник: "Газета", 20.02.2005,