США
22.07.2005 | Кино
Властелин-кузнецРидли Скотт принес политкорректность в Святую землю XII века
В четверг во всем мире и у нас выходит «Царство небесное» голливудского англичанина Ридли Скотта – первый из блокбастеров открывающегося сезона летних голливудских хитов (его отсчет кинобизнесмены ведут с мая). Именно «Гладиатор» Ридли Скотта вернул моду на псевдоисторические боевики. Но то был фильм про Древний Рим. А в этом действие разворачивается в XII веке, в Иерусалиме времен Крестовых походов.
«Царство небесное» в этом смысле – при всех масштабных битвах «штурмовые деревянные башни нападающих мусульман против городских каменных башен, защищаемых героями Иерусалима» - произведение более честное и авторское. Конечно, и в нем много голливудщины. Рядом с главным героем, простым юным французским кузнецом, появляется неведомый ему отец, да еще барон, владелец земель и вождь рыцарской сотни в Святой земле, как раз в тот критический момент, когда герой потерял веру и жизненные опоры.
Юный (по идее, безграмотный) кузнец оказывается при этом, что еще удивительнее, истинным аристократом и по духу, и по манерам. Настоящим прЫнцем, как сказали бы кумушки из пьес А. Н. Островского – что позволяет ему в Иерусалиме тут же влюбить в себя будущую местную королеву, а затем и возглавить оборону брошенного рыцарями города от полчищ легендарного Саладина. Замечательно и то, что уроки битвы на мечах, которые сделают его непобедимым, он усваивает, если верить фильму, примерно за полминуты.
Однако, хорошо уже то, что кольчуги рыцарей в «Царстве небесном» не начищенные до блеска, а запыленные и закопченные. Что крестоносцы – не куртуазные маньеристы, а профессиональные убийцы. Что массовые бои – это грязь и песок из-под копыт. Отсылки к другим картинам тоже кажутся милыми и уместными. Так, забавно, что битва за Иерусалим очень сильно напоминает сражение за другой обреченный, казалось бы, город «наших» во второй части «Властелина колец», тем более, что одним из основных защитников-героев города и там был Орландо Блум – правда, в образе не кузнеца-рыцаря, а эльфа (заметим в скобках, что неожиданное превращение Блума из мальчика-девочки, каким он оставался и в роли Париса из «Трои», в этакого мачо – одно из позитивных впечатлений от «Царства небесного»).
Оценим и то, что хеппи-энда в фильме тоже нет. Не только в глобально-историческом смысле (о чем ниже), но и в частном. Кузнец-барон возвращается после компромиссной сдачи Святой земли в свою сгоревшую французскую кузницу – вместе с новой женой, экс-королевой иерусалимской. И ждет их вроде как пейзанская голливудская гармония. Но чуть прежде в фильме есть намек на то, что прекрасная дама подхватила проказу у своего брата, бывшего короля Иерусалима, некоторое время удерживавшего в мире христиан и мусульман.
Главное, что все-таки делает фильм голливудским – его идеология; другое дело, что некоторые ее позиции не могут не вызвать одобрения всего, как выражались в советские годы, прогрессивного человечества. Во-первых, было бы странно, если бы в современном фильме, да еще рассчитанном на всеконтинентальный прокат, да еще после даты 9/11, отдавалось бы предпочтение одной религии над другой, «верным» над «неверными», христианам и присутствующим при них в фильме евреям – над мусульманами-арабами. Что вполне ожидаемо, Ридли Скотт лажает скорее христиан. Про Крестовые походы герой Орландо Блума быстро понимает, что это войны не за веру и Гроб Господень, а за земли и золото. Про церковь – что это институт фанатиков, не имеющий отношения к реальной святости: критика католических институтов вообще характерна для Голливуда последних лет. Провокаторами, которые нарушают хрупкое иерусалимское равновесие, основанное (благодаря силе и воле того самого, больного проказой короля-христианина) на равенстве религий, опять таки становятся псы-рыцари. Уже после этого Саладин с войском идет мстить и отбивать Иерусалим, но, если верить фильму, ведет себя гораздо более благородно, чем те крестоносцы, которые ранее отвоевали город у арабов.
Ридли Скотт желал сделать не только развлекательную, но и политически актуальную картину. Он явно надеется, что фильм сыграет миротворческую роль в текущем палестино-израильском конфликте. Финальный титр: что, мол, прошла почти тысяча лет, а на Святой земле по-прежнему нет мира, - еще одна ожидаемая деталь фильма, появление которой легко предвидеть.
Во-вторых, «Царство небесное» насаждает ту же идеологию, которая очевидна и в «Гладиаторе», и в «Трое», и в «Короле Артуре», и недавнем (несправедливо заклеванном в Америке) «Александре» - всех новейших фильмах про древность. Америка, и опять-таки – особенно после событий 11 сентября, позиционирует себя с помощью Голливуда как центровая страна мировой цивилизации, ответственная за весь мировой прогресс. А так как история у страны недолгая, она пытается показать, что в реальности ведет свою историю от самых первых древних демократий и демократов. От первых проповедников свободы и равенства. Голливуд уже находил их в древних Грециях и Риме, в мифологических рыцарях круглого стола короля Артура. Теперь Ридли Скотт поместил прямого предшественника Джорджа Вашингтона и Томаса Джефферсона в средневековый Иерусалим.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.