25.02.2006 | От копеечной свечи...

Очки Вашингтона

Или о значении жестов в сентиментальную эпоху

15 марта 1783 года главнокомандующий победоносной «Континентальной армии» Джордж Вашингтон, получивший в годы войны за независимость прозвище «незаменимого», должен был в очередной раз пройти по лезвию бритвы.

Военные действия практически закончились. В Париже шли к завершению мирные переговоры, на которых уполномоченные британской империи выговаривали для бывшей метрополии менее унизительные формулы признания независимости бывших колоний. И тут у победоносной армии североамериканских штатов сдали нервы.

В начале января 1783-го делегация офицеров крупнейшей американской армии, расквартированной в Ньюберге – в ста верстах севернее Нью-Йорка, представила Конгрессу Конфедерации требование о погашении трехлетней задолженности по выплате жалованья и назначении всем боевым офицерам пожизненной пенсии в половину оклада.

Жалованье выдать и впрямь давно бы следовало, а пенсии были обещаны еще в октябре 1780 года. Но платить Конгрессу было нечем. Страна была разорена, и федеральное правительство буквально было на грани банкротства. Конгресс решительно отказал.

Реакция была быстрой и по-военному решительной. Уже 25 января в зимнем лагере армии близ городка Ньюберга, пошло по рукам первое возмутительное воззвание. К марту брожение приняло опасные формы. 10 марта по лагерю было распространено «Ньюбергское обращение», составленное адъютантом генерала Горацио Гейтса Джоном Армстронгом. Офицеров призывали собраться на следующий день для выработки коллективного ультиматума Конгрессу, такого, что его отклонение позволило бы армии добиваться правды силой. Идеи Армстронга пользовались большим сочувствием в офицерской среде, поддерживали подобный образ действий и политики-«националисты».

Джордж Вашингтон решительно запретил своим приказом несанкционированные сборища, но одновременно распорядился созвать общеармейское офицерское собрание 15 марта.

В виду серьезности положения главнокомандующий прибыл в Ньюберг лично. 15 марта он произносил длинную речь посреди огромного сарая, служившего по воскресеньям церковью, а в остальные дни – танцзалом. Вашингтон гневно накинулся на составителей «Обращения», предостерегал служивых от таких действий, которые могли бы «запятнать добытую в сражениях славу», призывал их терпением продемонстрировать, «до какого совершенства способна возвыситься человеческая природа».

Главнокомандующий истекал пафосом, но усталые офицеры, измученные постоянным безденежьем, конца которому было не видать, глядели мрачно и недружелюбно. У Вашингтона оставался последний аргумент – письмо виргинского конгрессмена Джозефа Джонса, заверявшего главнокомандующего, что Конгресс не останется глух к нуждам армии.

Вашингтон достал эпистулу из кармана развернул и прищурился. Затем, поколебавшись, достал очки. Он обзавелся ими недавно и ужасно стеснялся одевать их прилюдно, и особенно при боевых товарищах.

Забыв ораторский пафос неловко прилаживая за ушами нелепые проволочные дужки, Вашингтон смущенно попросил прощения: «Джентльмены, позвольте мне надеть очки, ибо служа вместе с вами, я не только поседел, но и почти ослеп».

Человеческая слабость несгибаемого Вашингтона оказалась пронзительней всех его ораторских ухищрений. По залу прокатился гул, и через минуту многие бывалые вояки рыдали в голос. Дочитав письмо, Вашингтон снял очки и удалился, предоставив офицерам принимать решение самостоятельно. Исход, впрочем, был уже очевиден. Собрание единодушно постановило выразить благодарность главнокомандующему, написать о полном доверии Конгрессу и осудить авторов возмутительных воззваний.

Депеша Вашингтона с отчетом о собрании 15 марта и его резолюции поспела в Конгресс как раз вовремя. Горячие головы среди законодателей уже почти уговорили своих более осмотрительных товарищей объявить мятежную армию «вне закона».

Но других сил у Конгресса не было. Ньюбергская армия без труда добилась бы своего. Однако крупные и богатые штаты, такие как Виргиния и Массачусетс почти наверняка отказались бы выполнять условия насильственной сделки. Неокрепшая конфедерация затрещала бы по швам. А англичане, войска которых еще не покинули Нью-Йорк, едва ли упустили бы такой случай и попытались бы вновь вернуть мятежные колонии в состав империи. В чем получили бы поддержку влиятельного «лоялистского» меньшинства, верного британской короне, составлявшего значительную силу в Нью-Йорке и Нью-Джерси.

Гражданская война и новый виток войны за независимость непременно кончились бы крахом североамериканских либералов, когда бы Вашингтон не стеснялся носить очки.