13.02.2006 | Кино

Любовь до гроба

«Труп невесты»—сказка одновременно страшная, романтическая и абсурдная

Тим Бёртон, киномэтр из редкой породы культовых, уже однажды выпускал под своим именем-брэндом не игровой, а анимационный фильм TimBurton’sNightmareBeforeChristmas («Кошмар перед Рождеством по Тиму Бёртону»), который был: а) веселым; б) музыкальным; в) про нечистую силу. В титрах того киноопуса 1993 г., основанного на книжке собственного сочинения, Бёртон значился автором персонажей и сценария, а также продюсером. 26 января выходит Tim Burton’s Corpse Bride («Труп невесты по Тиму Бёртону»), тоже анимационный, тоже веселый, тоже с музыкой Денни Эльфмана и тоже про нечистую силу. Правда, в случае с этим фильмом (а Бёртон тут еще и сорежиссер наряду с Майком Джонсоном) неизвестно, кого правильнее именовать нечистой силой: ходячих трупаков или живых людей.

Увидеть зомби – и умилиться.
Тим Бёртон всегда считал монстров забавными и в своих фильмах всегда придумывал новых и необычных

«Труп невесты»—сказка одновременно страшная, романтическая и абсурдная: этакий Эрнст Теодор Амадей Гофман. Его и ее, Виктора и Викторию, юных и наивных, даже не видевших друг друга, хотят поженить. Его родители, богатые рыботорговцы—чтобы породниться с аристократами. Ее родители, нищие аристократы—чтобы подобраться к деньжищам. Чьи родители на вид мерзостнее, сразу и не скажешь. Но черт с ними, главное, что молодые понравились друг другу с первого взгляда, тем более что он, как часто бывало с отпрысками нуворишей прошлого, юноша интеллигентный и мило неловкий. Абсурд, однако, в том, что перед свадьбой почему-то требуется провести ее репетицию, где он, под свирепым взором репетитора-пастора с кощеевым носом, никак не может правильно запомнить, в какой руке держать свечу и какую фразу произнести, прежде чем окольцевать невесту. В итоге от позора он сбегает в лес, где, все еще заучивая нужное, наконец-то выдает церемониальную фразу без запинки. И для закрепления памяти надевает обручальное кольцо на похожий на невестин палец сучок.

Тут-то, как пелось в дворовом хите 50–70-х про стилягу-привидение, «вдруг земля зашевелилась». Из-под земли проломилась другая невеста—мертвяк в фате. Оказалось, Виктор принял за сучок палец ее торчавшей из земли скелетообразной кисти. Схватив давшего ей брачный обет незадачливого жениха, она утаскивает его в заземелье, где одни бродячие трупы: в основном, в виде скелетов. Это уже почти Гоголь, однако.

В общем, вроде бы ужас, ужас, ужас. Я прочитал в одной рецензии, что Бёртон держал в уме все страшные истории про свадьбы от древних до «Венеры Илльской» Проспера Мериме. Сам Бёртон уверяет, что основывался на некой русской сказке про жениха, которого—аккурат накануне земного марьяжа—утащила в дальние края иная, мертвая невеста. Что за сказка? Может, Бёртон читал английские переводы переводов мрачных немецких баллад, которые делал сибарит Василий Жуковский? Правда, в его «Людмиле» все было наоборот: долгожданный, но не сразу проявивший истинную трупную сущность жених утаскивал на лошади в отдаленный склеп живую невесту. Ну да ладно!

В любом случае, ничего катастрофически готического в заземелье из «Трупа невесты» не случается. Мертвяки ведут себя не агрессивно, наоборот, поют и киряют. Живой жених, напоминающий молодого Бёртона (а уж голос его, понятно, доверен любимому актеру Бёртона—Джонни Деппу), особенно не пугается. Невеста, несмотря на дырку в щеке, сквозь которую виднеются зубки, и способность регулярно терять то руку, то ногу (что несомненно оценит писатель Владимир Сорокин, у которого обидчивый юноша раскапывает склизкий труп почившей месяц назад невесты и для удобства любви отрывает ей ноги), мила и даже красавица. Тем более что с очаровательной непосредственностью тут же прилаживает потерянные конечности на их законные места.

Хотелось бы заявить, что она со своими огромными глазами похожа на нынешнюю пассию Бёртона Хелену Бонэм Картер (ее голосом героиня и говорит), но она отдаленно похожа на многих девушек, даже не слишком знакомых между собой—от Моники Белуччи до Анжелики Варум.

Тут стоит прерваться, потому что и мне было интересно, и читателю наверняка любопытно, как все это делалось? Команда Бёртона использовала не компьютерную анимацию, а более традиционную анимационную систему, по которой делался и «Кошмар перед Рождеством»—то, что на Западе именуют stop-motion technique. А у нас—кукольными мультиками. Скелеты персонажей из гибкой арматуры, а в роли «кожи»—силиконовая пена. Куклы ростом больше полуметра, так что в двери построенных для них декораций мог пролезть и человек. Чтобы изобразить любой маневр куклы, ее рук и даже пальцев, их приходилось постепенно и сотни раз за маневр (все фиксируя камерой) перемещать на доли миллиметра. Одна-две секунды реального экранного результата за двенадцатичасовую рабочую смену: в итоге фильм снимали больше года. Арт-результат—нечто вроде «Михаил Шемякин пополам с Юрием Норштейном»—получился явно случайно.

Завершая информационную паузу, замечу, что в «Трупе невесты», как и в «Кошмаре перед Рождеством», много фирменных бёртоновских даже не киноцитат, а киноссылок. В том числе на собственные фильмы. Ищите их сами, используя подсказки киносайтов. Впрочем, некоторые культурные хохмы не сразу и углядишь. Во время танца скелетов (ударный момент фильма) один из них играет на пианино.

Ба! У него же не пустые глазницы, как у других скелетов! На нем темные очки слепца! Это же Рей Чарльз—он и скалится-то точно так же, фирменно!

Но обратно к делу. В конечном счете оказывается, что «Труп невесты»—едва ли не самая смешная вещь, увиденная в кино за последнее время.

Дворник-скелет потерял голову—и подмел вместе с мусором.

Мертвая невеста опять уронила глаз—жених Виктор поднял его, протер о сюртук, вернул обратно.

Изумительных фраз—и вовсе уйма. Одной ударной фразой, которую мы обычно отмечаем особо, не обойтись.

Виктор—бывшему верному псу, найденному в заземелье (они с удовольствием играют с псом в давние команды): «Умри!..» После паузы, потупясь: «Сорри…»

Старейшина скелетов—Виктору и Невесте в ответ на просьбу временно вернуть их в живой мир: «Есть! Украинское заклинание превращения в привидение—как раз то, что надо, чтобы по-быстрому сгонять туда и обратно». Вероятно, в том, что заклинание именно украинское, Бёртон решил отдать дань русскому происхождению сюжета. (Виктору Ющенко: без дипломатических протестов! Это Бёртон не знает разницы!)

Червяк, которого Мертвячка, чтобы не действовал на нервы (мол, Виктор сбежал), вышибла через ухо: «Если бы я только что не сидел в нем, я бы решил, что ты лишилась рассудка».

Виктор—Красавице-Трупачке: «У нас ничего не получится, мы разные!—Почему?—Будь обстоятельства другими, то кто его знает… Но ты мертвая!—Об этом надо было подумать прежде, чем делать мне предложение!»

Старейшина скелетов во время свадебной церемонии Виктора и Невесты-Трупа: «Дорогие влюбленные и усопшие! Сегодня мы собрались здесь, чтобы соединить этого мужчину и эту покойницу».

Стебом дело не ограничивается. «Труп невесты»—едва ли не самое трогательное и истинно романтическое кинопроизведение последних лет. Светлая повесть о жертвенности, о неуспокоенной обманутой душе, в итоге решающей не строить свое счастье за счет поругания мечты чужой.

Заметим, что как фильм «В джазе только девушки» был тем удивительно последним невинным, в котором—даже при таких темах, как переодевание мужчин в женщин и любовь постороннего мужчины к одному из этих переодетых,—не было ни намека на гомосексуальные мотивы, в «Трупе невесты» нет ни намека на некрофилию.

Правда, в нем все-таки кроется радикальная идеология. Давняя любовь Тима Бёртона к монстрам в конце концов привела к тому, что он объяснился: он не очень любит живое человечество.

А и за что его любить?

Смешна и наполнена смыслом сцена прихода зомби в город живых, завершающаяся не пожиранием живой плоти, а братанием редких приличных людей с иноземельным братством. В прошлогоднем, уже шедшем у нас фильме классика современного кино, изобретателя жанра «фильмы про зомби» Джорджа А. Ромеро «Земля мертвых» уже проводилась идея о том, что живые и мертвые—две равноправные ветви человечества. Бёртон идет дальше. Мертвяки у него, прямо как Ильич, живее всех живых. И уж право, лучше и нравственнее.

Нижний мир мертвых у Бёртона—живой, веселый. Верхний, якобы живой,—мертвый, скучный. Внизу—живая и веселая свадьба. Наверху—тоскливая как смерть. В нижнем мире якобы мертвых—стираются сословия, нет меркантильности, там бывшие вояки—от наполеончика до кайзера—и те вполне себе славные ребята. В верхнем якобы живом—все полны зависти, ненависти к ближнему, кичатся богатством или происхождением. Нижний мир мертвых—прямо-таки утопия, город Солнца (хоть без реального солнца) по Мору-Кампанелле. Он гораздо более правоверен. Пастор-лицемер при виде скелетов в городе: «Изыдите, исчадия ада!» Скелет ему с укоризной: «Да не кричите! Вы в церкви все-таки!» Заупокойный социалистический мир отличается тем, что склонен к любимому Бёртоном черному юмору. В верхнем—вообще нет никакого юмора. Все, что смешно, вызывает там не веселье, а скудоумное осуждение.

В конечном счете фильм и о том, что среди живых хороши только дети и неиспорченные пока—богатством и пр.—молодые. Это не поколенческий расизм. Это дань традиции сказки и юношеского романтизма—все той же упомянутой гофмановской традиции. Заметьте, что в росжизни практически исчез такой юношеский романтизм.

В СМИ, в том числе рекламе, наоборот, пропагандируется юношеское суперменство, приз которому—безудержное, невозможное для лузеров-родителей потребление: товаров, массажей, вкладов, шампуней, поездок.

Вот это как раз и есть поколенческий расизм. Может, если люди, заболевшие им, посмотрят нежный фильм Бёртона о веселых бескорыстных трупаках, то—о, наивная идея а-ля Гофман—они станут лучше?

Источник: Русский Newsweek, № 3 (81), 23 - 29 января 2006,