Авторы
Рисунок Никиты Алексеева. MEMORY ROWS *** РЯДЫ ПАМЯТИ Рубрика Никиты Алексеева: Наверно, это воспоминания – по жанровым признакам это так, тем более, что я пытался быть как можно более верным действительности. Сразу прошу прощения: у меня плохая память на даты и имена, кое-что наверняка оказалось искаженным. Кроме того, это избирательные мемуары. Я отдаю себе отчет в том, что моя жизнь не так уж богата событиями и встречами с гениями. Тем не менее, мне повезло: и время разворачивалось рядами удивительных образов, и поразительных людей, а иногда и гениев я встречал, и при этом не все хочется помнить, не о всем говорить. Я буду счастлив, если мое очень частное свидетельство о бывшем может оказаться интересным и полезным кому-то. А для меня это прежде всего еще один способ не перестать интересоваться искусством и жизнью. В 2004 я нарисовал "комикс" высотой 70 см и шириной приблизительно 55 метров под названием Final Cut, в котором попробовал "вспомнить все" при помощи рисования и сопутствующих текстов. Раскатал это кино на полянке недалеко от Клязьмы и предложил съехавшимся на представление вырезать те куски моей жизни, которые им понравятся. Этот текст – продолжение "комикса" про "Окончательный монтаж", но в основном при помощи слов. А слова – их читать можно по-разному. И ампутировать можно то, что захочется. Так что это – художественный проект. Хотя бы потому, что публикация текста книжного свойства, предполагающего постраничное устройство, в Интернете, смысл которого – моментальная и стереоскопическая вибрация сейчас и здесь – абсурдна. Еще раз прошу прощения: старое-старое мнение "credo quia absurdum est" мне представляется одним из немногих, близких к истине. И насчет названия. Когда-то давным-давно меня изумила песня Боба Дилана "Desolation Row", "Ряд отчаяния". Жизнь – это торговые ряды, где не то ты кому-то что-то пытаешься продать, не то тебя стараются осчастливить тем, что вовсе не нужно. Но вдруг безнадежность экзистенциальной экономики разбивается неизвестно с какой стати свалившимся счастьем. Жизнь расцветает розой, и монотонных рядов больше нет. Прошлое больше похоже на цветок, а не на крытый колхозный рынок, я же – нечто вроде не то соловья, не то ворона, не то воробья, влюбленно порхающего вокруг. РУБРИКА ЗАКРЫТА
Для американца попасть в Академию – значит доказать свою научную или творческую состоятельность, в очереди туда стоят годами, и запись о стипендии или гранте в AAR в биографии ценится высочайшим образом. Это для американцев, а для нас – никак.
Московский гость начал радоваться и хвалить художников. Особенно – Владика Монро, прогуливавшегося по вернисажу в облике "белого Гитлера" – с выбеленными волосами, с белыми усиками, в белом костюме и белых ботинках, с черным портфелем.
И мы кормили внуков и внучек Дженнифер Лопес, они урчали и дрались из-за кусков – кузнечики уже легли зимовать. Нас охраняли другие собаки, зажившие возле "Белой башни", но Рокки исчез навсегда.
Про то, что "метафора" по-гречески "перевозка", рассуждали уже все кому не лень, и это меня не слишком поразило. Но когда в Салониках я в супермаркете увидел сосиски с бандеролькой "просфора", а в лифте – кнопку "литургия", стало совсем хорошо.
Завтра мне идти на телеканал "Культура" и отвечать, зачем нужны художественные критики, и как они могут совмещать свое занятие с работой художника. Я не знаю, что ответить. Наверно, критики нужны потому, что они есть со времен Аристотеля.
На сцене, украшенной портретом Уорхола, пели и плясали народные ансамбли, потом – футбольный матч с соседней деревней, вечером рекой лилось пиво, а главной достопримечательностью была кузина Энди, Эва Вархолова, пожилая крестьянка в черном парике.