В те годы Америку, в общем-то, любили. Тайно и страстно. Наивно и трепетно. Как это бывает свойственно подросткам или совсем молодым людям. В разных слоях советского общества эта любовь выражалась по-разному. Для людей, что называется, попроще вполне хватало смутной мечты о жвачке и кока-коле. Для более «продвинутых» «великой американской мечтой» были джаз и рок-н-ролл, Луис Армстронг и Элла Фитцджеральд, Элвис Пресли и Чак Берри, Хемингуэй и Фолкнер. И джинсы, джинсы...

Это день рождения моего брата. Его уже несколько лет нет на этом свете, а память, ни на что не обращая внимания, как ни в чем не бывало знай себе делает свое дело. Память делает свое дело в безразмерном кухонном пространстве, расставляя и меняя по своему усмотрению декорации и, повинуясь собственному капризу, вытаскивает на сцену все новых и новых участников.

Заветная детская мечта поймать шпиона и мечта найти клад шли нога в ногу. Наверное, потому что и то, и другое имело отношение к сокровенному. И поэтому драгоценный «Остров сокровищ» в детском сознании встраивался до поры до времени в один ряд с одноразовыми картонными изделиями «про шпионов». Как же страстно мы мечтали поймать шпиона! И ведь это казалось так просто!

Когда-то я стеснялся признаться даже себе самому, что, бывая в разных странах и городах, я посещению музея предпочитаю поход на блошиный рынок. Сейчас я перестал этого стесняться, вспомнив, что в детстве меня ничто так не завораживало, как возможность побывать на дачном чердаке, содержимое которого и до сих пор кажется мне куда увлекательнее, чем, например, все то, что можно обнаружить в антикварном магазине.

Прямо передо моими глазами, на расстоянии, как мне показалось тогда, вытянутой руки ярко светилась и переливалась елочными огнями знакомая, практически родная с самого детства почтовая открытка, ослепительная иллюстрация к той самой книжке, которую я перечитывал в подростковые годы раза четыре...

Однажды получилось так, что в течение одного месяца я побывал в двух подряд европейских городах, в которых прежде не бывал и о которых, к стыду своему, до того момента практически ничего не знал, то есть знал, но совсем смутно.