Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

27.02.2006 | Нешкольная история

Оружие слабых. Часть III

Война и послевоенные годы. Работа двух старшеклассниц из Тверской области

АВТОРЫ

Александра и Полина Корсаковы - в момент написания работы ученицы 9 и 11 классов школы поселка Белый Городок (Тверская область).

Многократные призеры ежегодного конкурса Международного Мемориала "Человек в истории. Россия - XX век".
Данная работа получила первую премию на VI конкурсе  2004-2005 гг.

Научный руководитель - Корсакова Раиса Родионовна.

«В войну какой самый тяжелый год? Не помню, не помню... плохое уже забывается», - думает вслух Новикова М.И. Немцы до деревни не дошли, здесь было сравнительно «тихо». Но фронту деревня своих мужиков отдала. «Я как-то считал -порядка 60 человек на фронт ушли. Дома тогда почаще были, чем сейчас», - говорит Грудин Н.Я. А Лебедева К. вспоминает с болью, с причетом: «Война, вот... Мы провожать давай. Все собралиса, стоим, провожаим  дядинек. А оне и говорят: «"Не плачьте! Три месяца, мы немца сейчас придем и разобьем!"  Из Волосова, из Минина - много их  было... "Разобьем!.." А вы, говорят, давайте помогайте: с сеном, хлеб надо убирать».

Новикова М.И.: 

«Полно уходили! В каждом дому брали. Всех мужиков убили! Всех - в Грозине и в Брёхове. Всех забрали, никто не вернулся. Только вернулся Котов, безногий, да мой, инвалид, ещё с финской. Всё. А то, остальные, никто не вернулся. Все погибли. Все погибли...»

Брали из каждого дома, иногда  по нескольку человек. Главой семьи оставалась жена. Сравнив похозяйственные книги довоенного и послевоенного времени, видишь, что главами хозяйств становятся женщины, семьи «усыхают». Погибших к концу войны было много.

 

Фронт близко

Мы многих спрашивали: «Вы боялись, что немцы придут? Боялись, что они победят? Думали о6 этом?» Кто молчал, кто сводил на другую тему. Только один ответ, Зиновьевой В.А., нам удалось получить: «Немцев у нас не было, вот, наверно, и не боялись, что они придут. И не думали даже, что могут придти. 3 бомбы спустили у Алексина. Мы у Тольки Рыбина тогда сидели». Может, сработал в памяти  какой-то защитный механизм, спасающий от  страшных воспоминаний? Ведь бояться было чего, фронт был близко.

 

Трудовая повинность

В мирное время у государства была бесплатная, безропотная рабочая сила - колхозники. В войну эту «силу» использовали по полной программе. Трудовая вахта доводила до гибели: «Отца на войну не взяли. Отправили на трудовой фронт. Пришел, потом - заболел, умер. 55 лет ему было»,- говорит А.Березкина. Колхозники действительно не роптали. Мы, по крайней мере, явных признаков  этого не увидели. Правда, за некоторым исключением. Руки крестьян  сооружали аэродромы, рыли окопы, чистили дороги, валили лес, корчевали пни на топливо.. Да ещё много чего, не считая  работы в колхозе.

 

Аэродром

«Постановление исполкома облсовета и бюро обкома ВКП(б). 25февраля 1942 г. «В целях содержания в безусловно пригодном состоянии для боевых действий в период весенней распутицы всех аэродромов ВВС Красной армии, расположенных на территории Калининской области, исполком облсовета и бюро обкома ВКП(б) постановляют: обязать все исполкомы райсоветов, горсоветов, районные и городские комитеты ВКП(б) по первому требованию начальников районов авиационного базирования немедленно выделять в необходимом количестве рабочую силу и лошадей, в порядке платной трудовой и гужевой повинности, на все работы по очистке аэродромов от снега, подготовке их к весне и по устройству подъездных дорог к аэродромам, а также на все прочие работы..."

Кто бы спорил, что и аэродромы надо сооружать, что военное время - не мирное, но хоть отношение-то когда будет человеческое? Хватило только на то, чтобы «рабочую силу» поставить в тексте впереди лошадей. 

Для областной власти колхозники - всего лишь «рабочая сила». Безликая, безъязыкая, бесправная... Приказал и - пойдет. Войной можно оправдать необходимость налогов, займов, бесплатного каторжного труда, но почему  бы не обратиться по-человечески?

Областная, да и районная власть не утруждает себя этим... Выслушаем и «рабочую силу»: «И наш отец, да и все, ездили делали Иваньково, где были аэродромы, в войну. И вот на лошадях на 3 недели, на месяц, тебя угоняли. Едешь на своей лошади и строишь», — говорит Жигалов Г.И. Работа была опасной, могли и бомбу на голову сбросить. Вспоминает Березкина А.: «В войну мы работали, и аэродром делали в Борках: камни возили, песок. Все на лошадях ездили... А самолет летит: "Ой, самолет летит, немецкий!"»

 

Окопы

В колхозе решили посылать на такую трудовую повинность девушек, женщин, у которых ещё нет детей, хозяйства или есть кому приглядеть за домом. Кондратьева О. рассказывает, будто кому доказывая, оправдываясь: «В Пелагеинской окопы мы копали, за Кимры нас гоняли. У меня и 2 книжечки есть. Одна - за работу в тылу, другая - в совхозе работала. Так что не гуляли...». Окопы - не щели-укрытия, а большие, глубокие, с перекрытиями, с переходами... Тетя Оля, рассказывая, даже достала коробочку с документами, не для того, чтобы погордиться, похвастаться. Было что-то другое: чувствовалась обида, что её труд и труд таких же, как она, не ценится. Потом мы поняли: кто-то позавидовал «большой» пенсии. Она действительно выше, чем у остальных местных пенсионеров. Государство умело сталкивает лбами наших нищих прабабушек и бабушек...

 

Оплата  

Трудовая повинность  в нашей местности - это и заготовка и вывозка дров для местного спиртзавода. Эта повинность у нас предусматривала некоторую продовольственное стимулирование: «Отпущено от фондов Главспирта продтовары на улучшение общественного питания на заготовке и вывозке дров: расход продуктов - сверх нормы по карточкам. Норма на 1 кубометр: Мука-95кг, масло раст.-8, макароны -38, конд.—8, табак-2, мыло—75, соль -8. (заготовка-J, на вывозку -40%». Директору спиртзавода от треста. 1942 г.

Но вот про карточки ни один наш соавтор не говорил, как мы ни допытывались. Вот что сказал Жигалов Г.И: «А нашим ничего. Паспортов-то у наших, деревенских, ни у кого не было! А как ты тогда карточку получишь? Ну, не знаю. Как ты без паспорта? куда ты?» Может, он ошибается и колхозникам карточки давали, а значит, и «добавку» сверх карточек? Вот что говорит Лебедева К., которой пришлось нести такую повинность, уезжая из дома надолго, питаясь неизвестно чем:

«Мы всю войну без копейки! Нам ничего не помогали: ни хлеба, ничего! Мы всё на материных харчах жили, на мякине да на траве. Вот так. Вот... Где они (мать с семьей) возьмут? У них ни копейки, у нас тоже. Вот какая мука была... О-о-ой, вот, милая моя..»

Зато государство заботилось о своих гражданах по-своему, не скупясь на правительственные телеграммы: «Правительственная  - на спирзавод:

«Стимулирования перевозок можно отпускать небольших количествах водку различной цене оплатой от Райфо налога 90%. Член коллегии союзнарком Зевелев. 21.11.42». Водка, конечно, стимулирует перевозки. Да и казна пополнится.

Колхозы (колхозники)  несли, как и в мирное время, гужевую повинность; отработочная повинность также включала «безусловное выполнение установленных заданий» по заготовке леса. С конца 1920-х годов преследовалось через суд невыполнение норм выработки («добровольных самообязательств») в лесозаготовительной компании.

«Лес  пилить? Да  всех  посылали, большинство женщин, да и детей  посылали. Пилили, возили сюда, в Гадово. Топить-то надо, завод  же был. Тут штабеля были. Возле  жд. Поезд едет,  берет отсюда лес, паровозы ездили на дровах - угля -то не хватало — и брали дрова,   затаривались и едут дальше. А  люди наши возили, особенно зимой. Летом не проедешь. Одни почти женщины. И завод  тоже нуждался в топливе, вот дровами и топили. Угля не было. Я всю войну работал», — рассказывает Жигалов Г.И.

Кондратьева О. сама работала на лесозаготовках: «В войну нас гоняли. В войну. На лесоповал гоняли, в Великие Луки. Вот гоняли нас на лесоповал... В Азарове ставили вагоны, гоняли сюда дрова грузить. Девчонки все. Парней забрали на войну. С Хотчи гнали лес, а мы делали донки. Так назывались плоты, как дома строят - метра по два высотой, плоты. Много нас: из Грибанова, из других деревень... Здесь девушка одна утонула, Надя Сидорова, мы ее баграми выловили все лее через несколько дней, похоронили... В войну... Так что мы в войну не сидели». Лебедева К., тоже работавшая на лесозаготовках: «Бывало, елка такая- конца не видать! А я только «мама!» кричу... Глаза не видят, где и макушка-то... Вот зиму пилим, а весной - возить. На сплав». Гужевая повинность - ещё не всё. Была и

 

Дорожная повинность

Трудоспособные колхозники ежегодно должны были отработать бесплатно 6 дней на дорожных работах.

Уклонение каралось штрафом, который взыскивался без суда: «А то, милая моя, на снег: зиму-то нас, было, снег расчищать посылали. До Нерли доехать надо, а от Нерли до нашей деревни пятнадцать километров. Да там, наверно, километров десять, До шоссейки в Углич. В войну из Москвы в Углич возили заводы, фабрики.

Вот мы расчищали снег. Зимой назначали— каждый день! - по десять человек. Метелица - не метелица, а поезжай. Там надо расчищать, а то машины не пройдут. Расчищаем — укутаемся, в шалях, ходим - кульки! Снежищу! Уйма!

Бежит дядька: "Если завтра война, всколыхнется страна, а мы врага разобьём жестоко!» Ха-ха-ха! Он бегает, эту песню поёт!...проводим дядьку, побежит в другую бригаду... А машины едут! Мы кричим: «Чего везёте?» «Заводы! Москву бомбят!» Так и присядем все ...Девчонки были такие-то вот, как вы... Ой..» (из воспоминаний Лебедевой К.). Тетя Клава, вспоминая этот эпизод, даже засмеялась. Вот какой, кажется, пустяк: бежит дядька, песню поет боевую. А настроение поднял так, что до сих пор помнится...

Лебедева К., Кондратьева О., рассказывая о трудовой и других повинностях, говорят: «гоняли». Жигалов Г.И. говорит, что была некая очередь: «Вот эта дорога Кимры - Дубна теперь - все колхозы построили, вся кимрская сторона. Всех загоняли, делали дорогу, аэродром. Борки. Там лес был, ничего и не было. Там и охрана была. Военные стояли. Не сгоняли - очередь была. Посылал председатель: назначали, вот на столько дней тебе ехать. Давал наряд председатель. Может, они все там решали, собирались, и сельсовет. Но наряд давал председатель. У нас и телеги сделали особые, как у хохлов. У нас были-то дроги да телеги. А это сделали как гроб: полки, как ящик, в них возили землю, все, что заставят. С каждой деревни - как закон. Тут уж никто ничего не говорил. Зимой - не проедешь туда, делали   дорогу. Это уж та сторона - Кучино... разные деревни до Гориц. А нас всех сгоняли сюда. Ребят не посылали, только взрослых». Интересно, если не посылали ребят (а он сам был ещё подростком), откуда всё знает? И ещё: сказав вначале, что «не загоняли, очередь была», в ходе рассказа всё же и он сказал это слово: «загоняли». Вот фронтовики употребляли это слово «гоняли» о себе?

Трудповинность - самая тяжелая работа - вдали от дома, без еды, без корма лошадям. Думай о пропитании сам. Самое «теплое» место — на спиртзаводе, где работали соседи наших брёховцев, а той родственники. О спиртзаводе всегда ходили легенды как о райском месте (жидкая валюта ценилась всегда, а на спиртзаводе спирт, по мнению окружающих, лился рекой).

 

Работа в колхозе

Жизнь продолжалась, поля сеять, убирать, скотину надо было кормить.

В 1942 г. в связи с условиями военного времени обязательный минимум трудодней был увеличен в полтора раза и не пересматривался до середины 1950 гг..

Колхозники, уклоняющиеся от работ в общественном хозяйстве, несли судебную ответственность. В войну еще не уклонялись от работы в деревне Брёхово. Работали бабы, пацаны на совесть. Бабы - главные работники, «тягловая сила». «В войну на лошади пахала. Лошадь -как ее - Вьюга! Так целину подымала! Клевера! Туды это, к Звереву. Там поле у нас. Поедешь на Вьюге, тогда у нас корова-то была, вот молока возьму да дерунов, и так с обедом я пашу. Привинчивала ножик к плугу, чтобы резал пласты. И подымала. Поле подняла! И не в зачёт всё!», - из рассказа Новиковой М.И.

Не надо было их подгонять, они сами всё «везли», весь колхозный воз, ещё и отказывались от более легкой работы. И высоких слов не говорили, да и сейчас не говорят. Работали изо всех сил, вот и все высокие слова.

Иногда, правда, мат проскакивает. Но жизнь была такая. Вот и Мария Ивановна чуть не выругалась, рассказывая нам о том, как получала «проценты»: «Работали до темной ночи. Сено с фонарями разважживали. Опосля после работы - сено огребать. До темной ночи делали. С фонарями. Картошку возили, с фонарями, эти, проценты. Я уж забыла, 

сколько процентов получала, забыла. Вот. И мы уже разважживали-тёмно! С фонарями. А не так что в хорошее время».

 

Чем жили

«Доходы  - что в колхозе. А в колхозе - ничего, - говорит Новикова М.И. — Коров держали.

Коров держали - а вода на столе. А всё молоко сдавали государству, налог. Нам такой налог давали, надо его выплатить. Вот все руки оборвала.

На загорбке бидон, и в руках, носила продавать. А работала, надо на работу успеть. На рынок ездили - не ругали. А мы ведь своё продавали! Нам же надо налог платить!" Жигалов Г.И.: «А то - раков наловим, на станцию идем, продавать. Их в чугун мать наложит, они красные сделаются, сейчас в ведро их, к поезду идешь, у поезда продаешь. Поезд стоял 15 минут, пассажиры выходят, раков разбирают. 15, 10 копеек. А деньги хорошие. На рубль много дадут, пряников-то ого сколько!»

 

Хозяйство

Грудин Н.Я.: «Хозяйство у нас - как у всех: корова, пяток овец, иногда поросёнка держали. Огород - сорок соток. Это всегда, как в колхозе были. 20 пахотной и 20 сенокос. Пахотная - под картошку. Пахотная у нас к реке была, а дом на той стороне. Здесь в основном картофель сажали. И возле дома — огородик. Всё там сажали, как сейчас, сами знаете. Помидоры? А как же? Лук, чеснок, табак-отцу курить надо было. А не купишь курева. Овощи все свои были. В лесу грибы собирали. Ходить, правда, некогда. Работали от зари до зари...».

 

Отходничество, работа в артели

Жигалов Г.И.  - о соседях: «В артели работали. Вот они чего-то получали. И в войну шили, валенки подшивали. Там получали хорошо. Конечно, немного, но деньги все же. карточек, вроде, не было. А чего обижаться? Разруха ведь была». Деньги-то в артели давали. Но и  забирали хорошо:  на заем,  на облигацию,  на  налог... Ремесло кормило, но вот отец у Жигалова Г.И. чуть не умер с голоду,  правда, уже после войны, сразу после победы. Сын, получавший к тому времени карточку,   помог выжить.

 

Обмен

Кондратьева О.: «Мы еще, например, ходили в деревню (у меня там бабушка), носили вещи, меняли на картошку. Там  - Московская область, там жили получше...».

 

Гнилая картошка

Жигалов Г.И: «Картошка, деруны эти... Разрыли у станции бурты с картошкой, ходили воровали эту картошку. Её охраняли, не давали воровать. Ходили-то мы, молодые, а старые, взрослые не ходили. Охраняли военные. Но все равно стрелять-то по нам не будут ведь, по маленьким. Что ж, они нас застрелют, что ли? Наберем мешок, деруны из этого печем. Блины такие картофельные. А эта картошка - уже не картошка, а крахмал. Чистый, только воняет немножко. Вот отец и ожил, маленько откормился. Прожил 73 года. Да ведь он весь израненный был. В империалистическую 3 раза раненый». Кондратьева О.: «Ходили за картошкой гнилой в Гадово. А на мосту (нам же через мост идти) стояли охранники. В нас стреляли, в нас. Картошку накладем – назад - наперед по ведру, и домой. В кадку завалим, водой зальем, получится крахмал. На этом крахмале картошку наварим, делали деруны. Вот и ели».

Березкина А.: «Ходили за картошкой сюда, в Гадово. На лошадях ее привезли. Свалили на усадьбу. А она полежала - и всю ее сожгло уже. Вся вымокла, вся сгорела. ...Чего только не ели!»

Гнилая картошка многим жизнь спасла. Вся округа, не только наши соавторы, вспоминают эту картошку, эти гнилые бурты. По-разному говорят об охранниках на мосту: мальчишки, девчонки надеялись, что охрана стрелять не будет (может, просто  не  понимали ничего?), старшие, девушки, боялись по-настоящему, но всё равно ходили.

Все надеялись только на себя. Помощь соседа, помощь даже малознакомой эвакуированной, но только не на помощь государства. От него ожидали только плохое: повинности, переписи, переходящие в обыски, понукания... Надеялись даже на охранников, на их снисходительность. От государства снисходительности не ждали; повинности старались платить в срок. Понимали, что шутить с ним нельзя. В голову даже не приходило не заплатить. Дети рано взрослели, становясь часто кормильцами семьи; зарабатывали ремеслом, торговлей, «воровством»... Особенно тяжело приходилось многодетным семьям.

 

Помощь детям

Совсем бедным семьям старались помочь свои, деревенские, могла помочь самая близкая власть: колхозная, сельсоветская:

«Верочкины  - она плохо жила, — вспоминает Новикова М.И. — Верочка-то, —ей, все-таки, жалеючи, Смирнов (председатель сельсовета)  дал справки. Обеих девушек устроила мать в Кимру, Таиску и Груньку. Устроила... Бывало, придёшь к ней, вон та-ам на краю дом, - печку топит, и оне на сожке сидят. С этой стороны девушка сидит, и с этой. И как оне, бедные, не сгорят у ней. А печка вовсю топится. 

А ели чего — не знаю. Мы - плохо, а они ещё хуже. Так, пойдет, посбирает. Попросит. Я-то не сбирала, а она сбирала. Пойдёт, попросит, дадут. Девчонкам принесет. У ней их двое.

Приходили сбирать и чужие. У нас в Брёхове больше, вроде, и не было. А там, в Хотилове, вроде Блинов сбирал. А больше нет никого. Вот. Давали - что есть: лепёшку шуйную, у кого что есть. Вот. У кого что есть». Делились последним. «Побирались». Сейчас у нас в поселке тоже «побираются». Многих мы видели в Москве. Побираются по-разному: одни - нагло, требуя, другие боятся в глаза посмотреть. Зиновьева В.А. рассказывает об одной такой семье: «Побирались. Тетя Маня из Мельгунова ходила с дочкой. Кто мог - подавал им. Почему ходят — не спрашивали. А потом дочка подросла - утопилась (стыдно за то, что побиралась). Отец у них погиб на фронте».

 

Наши выводы

Итак, что делали власти и чем отвечали крестьяне в годы войны?

Власть давала плохое оружие, не успевала обучать военному делу - плохо обученные, плохо вооруженные солдаты гибли, домой возвращались немногие. Власть давила налогами - колхозники по-тихому продавали скотину. Семьи погибших власть не освобождала даже от части налогов - крепились, платили полностью. От сборщика  облигаций - прятались. Усилили трудовую повинность - почти не роптали, списывая давление властей на военную необходимость. Не платили за работу, не давали питание на трудповинности - работали голодные. Посылали на лесозаготовки - работали. Посылали исполнять  дорожную повинность — работали, хоть и злились. Забирали лошадей - впрягались в плуг сами, пахали на коровах, быках. Увеличили минимум трудодней - злились, но работали. 

Власть   заставляла  работать и платить больше, чем в предвоенные годы. Колхозники почти не роптали. Работали. Как скажут, даже больше. От уплаты непосильной скрывались.

Работали изо всех сил, все от малого до старого, так как видели необходимость. Власть действовала приказами, угрозами, только требуя, требуя, требуя.

На человеческое слово  власти были скупы. Или приказ, или лозунг.

 

Война кончилась?

В войну - крепились, сдерживали при людях свои слёзы. Отгоняли  прочь. Жизнь как-то вошла в колею. Объявили о Победе - боль от потерь родных нахлынула с новой силой. «Война кончилась-объявили.  Все обрадовались Не знамо как... Вернулись только двое. И в Грозине  никто  не  вернулся. Ни  в Брёхове. Котов  вернулся  да мой хозяин. И всё. И на Красной  Горе   никто не вернулся, ни в  Жуковке... Молодняк весь забрали, и никто не вернулся, все погибли. Вот  и всё", - говорит Новикова М.И. В списках из домовой книги Брёховского сельсовета за 1944 -1946 гг. есть запись «демобилизован» напротив 6 фамилий. Мы расспрашивали о них. Оказалось, демобилизованные, пришедшие с войны чуть раньше других - инвалиды.

«Парни пришли с войны! - вот какие наши парни-то! А так — никого нету, с кем мы гулять-то будем? — объясняет Лебедева К. - А ведь война была - мы все, девчонки, за инвалидов пошли, и безногие, и глухие, и безрукие, — всякие. Всех подобрали, да. А что ж, они виноваты, что ли, которые такими с войны пришли? У нас один был, глухой-глухой, а хороший парень был, пошла девчонка замуж за него. И внутри всё перебито было. А вот недавно помер. Всё жили хорошо... С инвалидом, да. А хороших-то и не было! Мало хороших-то. Хорошие пришли, так они вон уехали, в Москву да за Москву, когда война-то кончилась...» Уезжали хорошие, то есть здоровые парни, мужчины, пришедшие с войны. Видимо, фронтовые друзья рассказывали о более «складной» жизни где-то ещё, может, звали к себе. Так или иначе, бывшие солдаты, ещё не осев в родном колхозе, уезжали. Кто-то в плен попал, освободили, да на работу никуда не брали потом. Приходилось уезжать на новые места, где принимали. Деревня теряла и этих.

 

Жизнь колхозная

Это только кажется, что  с окончанием войны облегченно вздохнули в деревне. Не совсем так.

"После войны, года 2, плохо было. В войну еще не так. Более менее. А после ... Ну все - разруха...  отец чуть не помер у меня. Из-за голода. Нам-то, в ремесленном, хлеб давали, питались хорошо. И деньги платили. Нам хватало. Еще домой даже давал. А у отца истощение было.

А я как раз в отпуск приехал. Привез и хлеба, и масла. Нам месяц отпуск давали, и полностью паек. Карточку оформляли, получаем и в деревню едем. Тут вся деревня в ремесленном училась. И вот приехал, немножко откормили отца", — рассказывает Жигалов Г.И., который жил в это время в городе, работал. Мы спрашивали: «Как же так, ведь отец - портной, мог заработать на хлеб ремеслом, да всегда и жили они, «кадеты», нормально по деревенским меркам!.. Не помогло и ремесло.

Новикова М.И.: «В войну еще более-менее. А 2-3 года потом - совсем голодные. Ничего и не было. В колхозе не оставалось уже ничего-работаешь-работаешь, а толку никакого. Ни денег, ничего. Тут уже ничего не справляли. Колхозы жили так, как придется, — выживали. Но только скотина была своя  - вот чем и жили!»

 

1949-1951 гг. Что изменилось в деревне

Из деревни начали уезжать, председатель пытался не пускать: «Я и дом-то свой перевозила ночью! На быках. Не дава-а-ал председатель, не давал Бобров: зачем из колхоза уезжаю. А мне - во! Петля! Жить нечем. Сам задаром работает, и я задаром. А я -работала-работала, а мне не дают лошадь привезти-то! на быках, ночью! - вот что озоровали! Ночью! Все цветы, фикуса хорошие - ночью везли - всё переморозила!..» (Новикова  М.И.) 

Хроника  начала «усыхания» деревни и обьяснение  от Жигалова Г.И.: «Приходили с фронта  мало, а в деревне много было мужиков, почти всех и взяли. Потом хоть и пришел кто, уехали. Все уехали, стали дома продавать, уехали в Москву: Лианозово... все-все-все... Это опять при Котове. Он давал справки. Отпускал. А так не уйдешь. Паспортов не было, куда пойдешь? А паспорт есть, ты куда хочешь уйдешь. Хороший был мужик, Котов. Дмитрий».

Уход из деревни, начавшись с солдат, возвращавшихся с фронта и уезжавших из деревни, с пацанов, которые уходили в город, чтобы только прокормиться, перерос в массовый исход.

«Молодёжи не было, - говорит Новикова М.И. - Все разбежались. После войны. Молодняк весь разбежался. Каким способом —рвались и уходили. Плохо в колхозе, плохо. Денег не давали, задаром, за Шую работали. А если б давали деньги - все были б в колхозе. А не давали денег. Вот и всё. Не давали денег. Давали только шую. И налог плати».

Куда уезжали? «Уезжали из деревни—к своим. Кто в Кимру, кто в Москву. Никто не возвращался. Все уехали, никто не вернулся» (Новикова М.И.). Сестра двоюродная, в тундру уехала. С мужем завербовались, в Заполярье» (Грудин Н.Я.). «Десятилетку кончил -завербовался на электрика, — Новикова М.И. о своем сыне, — он в Смоленске учился, на электрика, потом его взяли в армию, в Смоленске. Он приехал, побыл, и говорит: "Меня возьмут в армию". Вот... Он и институт кончил! Да, после армии, вот в армии стал служить и   поступил в институт. И вот... так дело и пошло».

 

Демография 1950-х годов

Наши соавторы  рассказывают и сами объясняют причины печальной деревенской демографии этого времени: «В одном классе - 3, в другом - 4. А раньше было в 1 классе 43 человека. Ну не было мужиков, куда денешься, вот и детей не было». (Жигалова Т. И.)

«Сразу после войны нас много было, учеников. А где потом их взять? Мужиков-то не стало. Делать некому. Так, случайные попадались.

Вот председательница была, вот она от агронома родила случайно. У него в каждом колхозе по две было таких. Он районный был. Хороший парень вырос потом... а что, женщины молодые... Почему знают, что от агронома? Похож. Да и других мужиков не было. Ну и жил с ней, не совсем по-тихому. Фамилию свою она дала. А ему тоже — нельзя такие вещи делать, он же член партии. За это преследовали раньше, за многоженство. И трактористы были. Приезжали на тракторах. Жили по домам. Их и было всего трое. Там тоже иногда дети получались. Ребята на брони, в армию их не брали. Оставляли для колхозов. По распоряжению райкома -кого оставить, кого отправить..» (Грудин Н.Я.)

 

Хрущевский подарок

Время Хрущева традиционно связывают с более мягким режимом, началом пьянства, кукурузой. Больше всего, как нам кажется, досталось Хрущеву из-за кукурузы (даже про пьянство меньше говорят). Кукуруза дошла и до Брёхова. Вот как оценивает введение кукурузных посевов  и его инициатора   местный житель Грудин Н.Я.:

«И кукурузу один дурак придумал сеять у нас. Сеяли в поле, рядом с деревней. Сначала не росла, а потом даже початки собирали. Ее на силос и кормили скот. Кукуруза вначале не росла, а потом прижилась.

Ее на силос. А потом, помню, девчонки маленькие были, они початки приносили. Созревали уже, — как-то лето жаркое было, и початки созревали. Корзинку возьмем, наберем этих початков. И так кукуруза эта была очень хорошая».

Выходит, не совсем был «дурак» Хрущев, могла вырасти здесь вводимая им кукуруза. Вот и сами жители признают это. Видно, как по ходу рассказа дядя Коля от однозначно негативной, пренебрежительной оценки Хрущева переходит к чуть не одобрению этого введения. Кстати, кукурузу сажают у нас в округе и сейчас. Вырастают и початки, правда, не до восковой спелости, а молочной. Очень вкусные! А корм какой скоту (не початки даже, а зелень)! Так что мы Никиту Сергеевича тоже бы поддержали с его кукурузой.

 

«Вольность»

Хрущевское время доконало деревню: колхозы укрупняли. Сливали, хозяйство переносили на центральную усадьбу. В дальних отделениях постепенно все замирало, умирало. Колхозникам приходилось ходить на работу за 5-7км. А тут на центральной усадьбе начали дома жилые строить, появился маленький поселок, «Черемушки»; двухэтажные дома, без воды, с баллонным газом, с канализационными колодцами, которые надо откачивать. Многие переезжали сюда, бросая родной дом, хозяйство.

Деревни пустели все больше и больше. Поля вокруг деревни уже не выкашивали так, как это делали раньше: чисто, «под самые кусты». Лес захламляли всё больше. Округа становилась чужой. А чужого не жалко. «Вольность» выразилась вседозволенностью, расхлябанностью.

А паспорта   почти всё так же старались не давать, под самыми разными предлогами. Но это уже другая история, тема другого исследования.

 

Наши выводы (Действия властей — ответ крестьян)

Послевоенные годы можно   разделить на 2 периода:

первые послевоенные годы (1945 -1948гг.), когда фактически в деревне продолжалось военное время, самый конец 1940-х годов —начало пятидесятых (деревня «надорвалась»).

В первые послевоенные годы власти продолжали жить и действовать военными методами. Но в деревне остались женщины, старики да дети, за которых некому было заступиться.

Разутые, раздетые, голодные, они продолжали работать, работать за себя и погибших мужиков, ничего не получая за свой каторжный труд. Накапливалась усталость, копилось озлобление, выливавшееся в мат, а то и убийство представителей ненавистной власти. Нет, не надеялись крестьяне, «слабые», на помощь власти, а спасались от ее действий.

На помощь властей, районных и областных, не надеялись даже потенциальные доносчики, предпочитавшие молчать, чтоб не стать изгоем в деревне.

Формой протеста стало выталкивание детей в город: учиться, работать, замуж — любым способом, только вытолкнуть.

Протестом становится пьянство, драки, агрессивное поведение, мат, легенды о мстителях. Протестом становится  дурашливое поведение, когда  крестьянин «валяет  дурака»,   прикидываясь идиотом.

Форма протеста - нарочитое унижение перед властями и смех за их спиной.

В пятидесятые годы людей все-таки заставили работать - плохо, нерадиво, предпочитать работу на стороне, а не в колхозе.

Появилось браконьерство, самовольные рубки, варварское отношение к природе. Мы считаем, что так люди выражали, выплескивали свой протест против всего: унижения, грабежа, нищеты, несвободы.

Если властям еще как-то верили в войну, до войны был энтузиазм соревнования, то теперь этого нет.

 

Послесловие

Мы уже написали работу, отпечатали, облегченно вздохнули, потому что дело действительно было большим: мы столько откопали фотографий, столько собрали воспоминаний, сведений о «нашей» деревне и ее жителях, что появилась мысль о маленьком музее деревенском для местных жителей и дачников. Но недолго мы спокойно отдыхали, полночи. Что-то не давало покоя: в работе какой-то недостаток чувствуется, что-то не так! Поняли: мы «зациклились» на плохой жизни, тяготах, трудностях жизни, на давлении власти, погрузившись вместе со старожилами-соавторами в мир их тяжелых воспоминаний о том времени. Да, было тяжело, да, было страшное, холодное давление власти, всё это было...

Но наверняка было что-то и ещё, если проскальзывают в воспоминаниях слова: «В деревне было хорошо. До войны. Жили замечательно. Не как сейчас...» (!Жигалов Г.И.), упоминают и о послевоенных поседелках, о том, как весело гуляла молодежь в деревне...Мы понимаем, что была молодость, была и вода мокрее, но ведь если «проскальзывает» что-то, то не просто так. Да и сами старики почему-то вспоминают сталинское время (а это практически рамки нашего исследования) как «настоящую жизнь: и работали как лошади, по-настоящему, и порядки были строгие, «взрослые», и сделано было многое, начиная с Победы. У наших соавторов не только слезы в глазах при воспоминаниях, но и уважение, если не гордость – в движении рук, в осанке, в поучениях. Уважение к себе, к своим сверстникам, к тому времени. Сегодняшнее время они считают каким-то ненастоящим, хоть и признают, что «мороженое-пирожное сейчас на каждом углу, а мы и не пробовали» (Лебедева К.).

Наверно, это выходит за рамки нашей темы, но мы решили выяснить, почему наши старшее поколение относятся к тому времени с уважением, как к "настоящему"(может, такое отношение — это форма протеста?). Причины, мы думаем, такие.

1. В довоенное, послевоенное время (может,  и в войну где-то)  в деревне  существовали после всех уборочных дел праздничные колхозные обеды: на всю деревню, с «обильным бесплатным угощением» (из воспоминаний Жигалова Г.И.). Такие обеды поддерживали    тесное общение деревенских, роднили. Колхоз (в то время одна деревня) был похож на   семью, собравшуюся за праздничным столом. А это всегда сближает. При всем стремлении властей разделить деревенское общество (бедный -богатый, активист-кулак и т.д.) общество деревенское существовало, как когда-то община. В трудные годы это помогало жить. Люди ходили друг к другу «за угольком», поплакаться, «посидеть» - поговорить. Не были одинокими!

2. Деревня тогда была многолюдной, живой. А это лучше, чем мертвая деревня. Жизнь, хоть   и  страшная, тяжелая, но была. Теперь в деревне осталась одна пенсионерка Мария Ивановна, остальные - дачники.

З. Да, работали много и тяжело, да, власть были суровая, но люди вынесли это!.. Наша бабушка, "наломавшись" на огороде, усталая, говорит, улыбаясь: "Ну, вот, поработала, как человек". Легкий труд - не труд, насмешка, людей в деревне уважают по делам, за труд. Мы очень не хотим говорить высокие слова (тошнит уже от них в школе, у кандидатов всяких), но тут иначе не скажешь: в деревне труд уважают, тружеников уважают, уважают и время, в которое много трудились. Эту черту использовала и власть (об этом мы уже писали). Власть хоть на словах, но ценила человека труда (особенно до войны): пели песни, писали в газетах, показывали фильмы... Это помнят и сейчас, когда больше говорят и по телевизору, и в газетах о деньгах и  богатстве.

4. Многое было сделано. В нашей округе построили новый жд мост (заключенные), судостроительный завод и поселок (заключенные), проложили дороги-каменки (крестьяне-колхозники), создали в военное время аэродром ( колхозники), в пятидесятые строились жилые дома совхозного поселка-усадьбы... А Победа?! Как же не гордиться собой, да и временем. Хотя слово «гордиться» не очень подходит к нашим героям. Они уважают, скорее.

5. Жесткая сегодняшняя жизнь заставляет пенсионеров с ностальгией вспоминать даже то тяжелое время. Тогда была, как нам кажется, хоть видимость человечности власти, ее заботы о людях: в газетных статьях, лозунгах, «решениях партии и правительства». Сейчас, как говорят наши соавторы, и пожаловаться некому. При свободе слова это слово никто из властей не слышит.











Рекомендованные материалы


Стенгазета

Ударим всеобучем по врагу! Часть 2

Алатырские дети шефствовали над ранеными. Помогали фронтовикам, многие из которых были малограмотны, писать письма, читали им вслух, устраивали самодеятельные концерты. Для нужд госпиталей учащиеся собирали пузырьки, мелкую посуду, ветошь.

Стенгазета

Ударим всеобучем по врагу! Часть 1

Приезжим помогала не только школьная администрация, но и учащиеся: собирали теплые вещи, обувь, школьные принадлежности, книги. Но, судя по протоколам педсоветов, отношение между местными и эвакуированными школьниками не всегда было безоблачным.