23.12.2019 | Театр

Шесть поводов не оставаться дома

Дневник осенних театральных фестивалей

В Москве осенних фестивалей с каждым годом становится все больше, они идут одновременно, ввергая театралов в отчаянье и не давая им шанса в октябре-ноябре увидеть на каждом из смотров хотя бы главное. К давним, фестивалю NET  (в этом году он проходит в 21-й раз и явно снова набирает обороты) и фестивалю-школе «Территория» (ему 13 лет и он тоже каждый раз поражает уровнем и бескомпромиссным поиском нового искусства), а также «Сезону Станиславского» (он, похоже, сейчас переживает не лучшие времена), в этом году добавился новый фестиваль документального театра Brusfest, посвященный Дмитрию Брусникину, в то же время проходили «Артмиграция», «Уроки режиссуры», не говоря уже о фестивалях театров кукол, первоклассных фестивалях танца (к ним прибавились супер-гастролеры из проекта зарубежных спектаклей «Золотой маски») и питерские звездные события Театральной олимпиады 2019, куда приезжали, к примеру, спектакли Хайнера Геббельса и Кристиана Люпы. В декабре, когда еще шел NET, в БДТ начался посвященный его 100-летию фестиваль современного искусства в Фанерном театре, где тоже хотелось увидеть все. Многие говорили, что при такой плотности событий «must see», хочется плюнуть на все и просто остаться дома.  Но я все-таки расскажу о том, что удалось увидеть. Вот мой дневник осенних фестивалей.

 1.     The Спектакль

Что интересно, на сегодняшних фестивалях очень мало собственно спектаклей, «The спектаклей», - с написанной сюжетной пьесой, костюмами, декорациями, артистами, играющими роли, и т.д., - собственно того, что нетеатрал и считает настоящим театром.

 

«Сайгон», реж. Каролин Нгуен, фестиваль Территория

Длиннющий французский спектакль независимой французской театральной компании Les Hommes Approximatifs, которую возглавляет режиссёр и драматург Каролин Нгуен, родившаяся во Франции в семье вьетнамских эмигрантов, – про эту самую эмигрантскую историю и рассказывает. Большая часть ее актеров – вьетнамцы, а в центре сюжета - парижский ресторанчик «Сайгон», вокруг которого крутятся истории героев, начиная с 1956-го, когда из Сайгона уходили французские войска после Индо-китайской войны до 1996-го, когда вьетнамцам-эмигрантам разрешили приехать на родину и они едут уже в город Хошимин. Получилась, на мой взгляд, довольно слабая мелодрама очень пытающаяся быть похожей на закрученные во времени и странах эпопеи Лепажа (особенно это бросается в глаза после его последнего спектакля с японским колоритом), но не преуспевающая в этом. Хотя сам спектакль на мой взгляд выглядел не убедительно, но колониальный сюжет, по-моему, очень интересен и продуктивен. К тому же сегодня особенно остро стоит тема эмиграции – она сейчас очень подробно осмысляется искусством, и мы свою родную ностальгию, которую всегда считали русской, обнаруживаем везде, где люди уезжают от дома, друзей и языка и не находят себе места. К этому, к тому же здесь добавляется сюжет про азиатов, уезжающих на запад, поскольку даже их дети и, возможно, внуки, родившиеся там, в какой-то степени чувствуют себя чужими оттого, что отличаются внешне.



 

«Медея», реж. Саймон Стоун, фестиваль Территория

«Медея» Саймона Стоуна из голландского театра Toneelgroep Amsterdam, поставленная лет 5 назад стала третьей подряд гастролью постановок новой европейской звезды режиссуры в Москву. Писали, что Стоун соединил “Медею” с реальной историей американского врача Деборы Грин. (Переживая тяжёлый развод, в 1995 году Грин сожгла собственный дом вместе с находившимися в нём детьми). Но текст Стоун пишет сам. Спектакль короткий – час двадцать и идет на совершенно пустой ослепительно белой сцене, где задник иногда становится экраном. Начинается спектакль с мучительной встречи героя, которого зовут Лукас (Леон Ворберг) и героини, Анны (Марике Хебинк), то есть Ясона и Медеи. Постепенно становится ясно, что это расставшиеся муж и жена, а она вернулась из психбольницы, куда муж ее отправил, заметив, что она пытается его постепенно отравить, подозревая измену. Отправил он ее в психушку, чтобы не сдавать в полицию – значит, хороший человек. Она вернулась под надсмотр социального работника, работать на прежнем месте (в фармацевтической компании (Медея, вспомним, тоже лечила) и она высококлассный исследователь, завлаб), ей больше нельзя. Лукас уже живет со своей девушкой Кларой вместе со своими двумя детьми, возвращаться не собирается, но хотел бы как-то Анну успокоить. Это все исходные события, которых мы, когда начинается спектакль, еще не знаем, но как только появляется Анна, с ней вместе входит опасность и что все закончится плохо, ясно с первой минуты. Видно, что она не в порядке, но хитра, как безумец, задумавший что-то страшное, как «сумасшедший с бритвою в руке». Актриса совершенно поразительная, с невероятной энергией и не удивительно, что бывший муж, чтобы ни планировал сначала, все время вынужден ей уступать. Еще на сцену выходят их двое детей, старшему лет 14, он подросток в трудный период, дети рады, что вернулась мать, никакой  опасности в ней не видят, мечтают снова жить семьей с мамой и папой, но папа, все время что-то требующий, конечно, злит и они на стороне матери.  Еще дополнительный сюжет в том, что старший для школы постоянно снимает видео,  и там есть момент, когда Анна буквально затаскивет Лукаса в постель, а дети с камерой врываются к ним в спальню и старший в обиде на отца, конечно, хочет, чтобы это видео увидела отцовская подруга Клара (а она, к тому же, дочь хозяина фирмы, где Анна с Лукасом работали) и, конечно, с этого момента события, которые и без того развиваются стремительно, летят просто как камни с годы. Анна рассказывает их с Лукасом историю: как она была завлабом, а он – помощником лаборанта, как он завоевывал ее, а она спала с ним от нечего делать и как потом все завертелось, а она подняла его до себя, включила в важные исследования и помогла сделать карьеру.  По всему ясно, что он был заметно младше и на всех рекламных материалах спектакля это видно: Лукас – молодой, длинноволосый интеллигентный очкарик. Но у нас в спектакле играл другой артист, скорее ее возраста, бритый наголо и очень похожий на актера, играющего его шефа (и тестя), и, как выяснилось, раньше его дублировавший в этой роли. Актер хороший, но, мне кажется, сюжет с тем, как она его образовывала, таким образом ушел, в это не верится, как будто безумица все выдумывает. Финал разворачивается очень быстро и на удивление спокойно, будто через стекло: с колосников медленно начинает сыпаться черный пепел. Выясняется, что Лукаса с беременой Кларой и детьми шеф отправляет работать в Китай подальше от Анны, Анна просит, чтобы на последнюю ночь ей отдали детей. Соперницу и тестя она убивает ножом. И потом у себя кладет испуганных детей спать, а пепел с неба все сыплется и сыплется, засыпая все белое пространство. И весь финал про сгоревший дом с Анной и детьми, про Лукаса, в ступоре смотревшего на огонь, когда вход в дом перегородили пожарные и до конца, просто рассказывала соцработница, прибежавшая, заподозревав что-то.

Спектакль прямо хватает за горло, в напряженные моменты забываешь дышать. Так что я не выдержала и пошла потом послушать, что расскажут актеры. Очень интересно рассказали про манеру репетиций Стоуна. Оказывается, он приходит на начало репетиций, имея готовую схему, но почти без текста.  И начинает с актерами разговаривать, выясняя все про них. А назавтра приходит с написанной ночью первой сценой и буквально с колес начинает ее репетировать. «Причем, - как сказал актер, игравший Лукаса, — ты ему вчера рассказал, что говорила твоя бабушка, а сегодня это уже в принесенном тексте». А на завтрашнюю репетицию приносит следующую сцену. И так до конца. Невероятно, конечно, талантливый человек.

 2.     Танец

Фестивальная экспансия драматического театра в столицы началась уже довольно давно, а вот танцевального – только в последние годы. Когда-то мы начинали знакомство с западным театром со звезд драмы первой величины, а сейчас нам важнее открытия нового, экспериментального, а в фестивальном танце сейчас прежде всего «период звезд».

 

Love Cycle: Love chapter 2, хореограф Шарон Эяль, зарубежные спектакли «Золотой маски»

У Шарон Эяль, бывшей примы Батшевы, а сегодня – звезды мировой хореографии, в ее израильской танцевальной компании L-E-V, кажется, есть уже три части  Love Cycle. «Золотая маска» привезла первую и вторую. Предыдущую -  Love Cycle: OCD love, я уже дважды видела в Израиле. С новой - мощнейшей вещи с живым электронным музыкантом, бомбящим ритмом и диким напряжением – все мы вышли прямо без сил, будто с ними танцевали, как с рок концерта. Шарон объясняет свой спектакль: «Эта работа о состоянии после болезни. Когда все потеряно, оно держится за прикосновение, чтобы сохранить нам жизнь, мечтая в слепом теле. Эта работа вызывает эмоции, от которых хочется плакать». Но для меня этот спектакль не про любовь и даже не период после любви (хотя каждый тут отдельно, никто друг друга не касается), а про агрессию и жертв.  Тут все изломанные, иногда комично гордые и демонстрирующие себя, но больше несчастные, жалкие, держащиеся за свое тело, которое почти сводит судорогой. И да, хочется плакать.  И вот еще интересно: при том, что каждый тут отдельно, Эяль много работает с ансамблем, с синхронностью, которой, например, так боится и бежит Годдер.



"Love Chapter 2" de Sharon Eyal - Teaser from Théâtre de Chaillot on Vimeo.




«Автобиография», хореограф Уэйн МакГрегор, фестиваль «Dance Inversion»  и «Золотая маска»

«Автобиографию» МакГрегора танцевали на новой сцене Большого, одновременно в рамках фестиваля «Dance Inversion» и зарубежного проекта Золотой маски. Эффектная сценография – двигающаяся вверх-вниз металлическая конструкция и постоянно меняющиеся источники света как будто все время создавали новое пространство.  Спектакль состоял из множества эпизодов, дуэтов, ансамблей, очень деловитых и энергичных, разложенных на главки с названиями, и шел под электронную музыку. И ужасно любопытно, что, как пишут: «эпизодов в спектакле 23 не просто так, а по числу пар хромосом, изученных в генокоде самого хореографа МакГрегора. Ведущие генетики мира из пяти изучающих геном солидных мировых институций (среди «соавторов» даже Европейский институт биоинформации) расшифровали полную последовательность генома МакГрегора, косвенно поработав над спектаклем».



Company Wayne McGregor - Autobiography from Sadler's Wells on Vimeo.

 

«Соло Мэг Стюарт», хореограф Мэг Стюарт, фестиваль Территория

Я много слышала о Мэг Стюарт, но никогда ничего у нее не видела. Чтобы познакомить со звездой, Территория привезла короткий дайджест из ее маленьких сольных работ и отрывков из больших, всего четыре эпизода («Атари» (1918), (2007)

«ХХХ для Арлин и коллег» (1995), «Все песни спеты» (2013)). Я, честно говоря, не уверена, что это было правильное решение для первого знакомства (отчего потом, как мне показалось, было много споров и непонимания), но сам факт приезда все равно дорог.

В программке было написано, что «В своих сольных работах Мэг Стюарт анализирует возможности собственного тела как архивного документа».  Эпизод «Я передумала» выглядел драматическим микроспектаклем с отличным текстом, который весь строился на одном приеме: «Я говорила тебе, что… Беру свои слова обратно» и выглядел, как реакция гордой женщины на расставание. Что касается остальных фрагментов, то для меня они были особенно важны в сочетании с комментарием, объясняющим их источники, собственно, что нормально для сегодняшнего современного искусства, которому комментарий дает дополнительное измерение и смысл.  Но в танце  это был какой-то совершенно неожиданный для меня ход, соединяющий интеллектуальность с телесностью, то есть она с помощью танца что-то обсуждала, размышляла, реагировала на статью (в комментарии к «ХХХ для Арлин и коллег» Стюарт пишет: «Я прочла в «Нью-Йоркере» скандально известную статью Арлин Кроче о «жертвенности в искусстве» и мне показалось немыслимым, что критик пишет о работе, которую сама не видела, и к тому же заключает, что эту работу не надо показывать. Я просто не могла не отреагировать на это»). Стюарт прямо-таки разговаривала телом на какие-то вполне отвлеченные и актуальные темы и это было совершенно непривычно.

 3.     Документальное

Документальность – уже не новый, но по-прежнему актуальный тренд, сегодня, на мой взгляд, дает особенные возможности разнообразить театральный язык и подход к материалу, поэтому меня очень интересуют спектакли, строящиеся на реальности, зафиксированной как документ.

«Пять легких пьес», реж. Мило Рау, фестиваль Территория

Мило Рау задал очень интересный сюжет и все самое важное в нем – именно про восприятие. Команда детей (и подростки, и помладше) разыгрывают несколько сюжетов вокруг знаменитого бельгийского педофила и детоубийцы Марка Дютру. С ними только один взрослый и он тут скорее как учитель, чем актер. Сначала мы знакомимся с детьми, они что-то говорят про себя, все это выглядит вполне формально. А потом они разыгрывают последовательно эпизоды о провозглашении независимости Конго (Дютру там жил в детстве), о старом отце Дютру (лицо, играющего его мальчика густо намазано гримом), родителей убитой девочки, полицейского, самой похищенной девочки и др. Никто особенно не вживается в роль, не пытаются нас в чем-то убедить, просто докладывают текст. А кроме этих детей, мы видим на экране, который висит над сценой, те же сцены, разыгранные взрослыми, которые, конечно, производят другое впечатление.  Но самое сильное впечатление (вернее, единственное сильное впечатление, остальное мы вполне формально принимаем к сведению) производит то, как маленькая девочка, раздевшись до трусов и майки, обхватив коленки, читает письмо, которое одна из убитых, восьмилетняя крошка,  писала для родителей, но которое, конечно, не было отослано. И ее тут же снимают очень близко – мы видим на экране девочку, плохо освещенную лампой, среди темноты. Она ничего не играет, как и остальные, но вот ее рефрен: «ешьте за меня конфеты и думайте обо мне», - совершенно невыносимо, хуже, чем все наивно рассказанные ужасные подробности ее жизни.



Why?, реж. Питер Брук и  Мари-Элен Этьен,  фестиваль NET

Фестиваль NET открылся Бруком (театр Буф дю Нор), режиссер, конечно, не приехал - ему 94 года, он, как говорят, уже почти не видит и ему трудно двигаться. Но любовь и почтение к великому имени для российских зрителей необычайно велико даже в зале, где мало кто видел его спектакли. В последние годы Брук впал в «неслыханную простоту», предпочитая простые истории в театре на коврике и его новая постановка выглядела как тематический утренник - по-своему милая простодушная история про трагические страницы советского театра. Вероятно, это выглядит более уместно в какой-то другой стране, где предмет не так известен, а у нас даже для тех, кто ничего не знает о смерти Мейерхольда (хотя вряд ли таких много в фестивальном зале), упрощение выглядит чрезмерным. Трое рассказчиков – даже не актеров, а просто сторителлеров, плюс музыкант, который все время играет что-то очевидное, - симпатично начинают с того, что выяснилось, что люди не знают, чем себя занять в день отдыха, скучают, и бог для них создал театр. А дальше начинается рассказ про Станиславского, который плавно переходит в Мейерхольда и потом мы узнаем, что его и Райх убили. Нам по очереди читают их письма друг другу и статьи об убийстве. Все длится час. Хотя, надо сказать, когда стали читать тюремное письмо Мейерхольда (с сокращениями и без подробностей о том, как его били, которые мы все, кажется, знаем наизусть), то все эти упоминания о том, как он кого оговорил от боли и что теперь от этих слов отказывается – очень корреспондируют с сегодняшними историями о пытках и оговорах. Никогда не знаешь, что вдруг срезонирует.

 

«Человек размером с дом», фестиваль Территория, фестиваль-мастерская Brusfest

В ММОМа в Ермолаевском переулке фестиваль Территория вместе с Брусфестом открыли выставку Ксении Перетрухиной памяти Дмитрия Брусникина «Человек размером с дом». 4 этаж придуман по принципу спектакля «До и после», который  я очень люблю, он строился, как  крошечные документальные истории про стариков-актеров, которые разыгрывают студенты внутри фанерных домиков. Теперь Перетрухина ведь этаж одела в фанеру – шкафы, комнаты и все с дверцами-секретиками, во всех тексты, предметы, видео по поводу какого-то из качеств Брусникина или историй вокруг него. В комнатах – видео с признаниями в любви студентов, или диван и тексты про то, какой он был лентяй, в третьей еще что-то. А одна комнатка превращена в лес с палаткой. И там тексты про то, какой он был грибник. И все это ужасно трогательно и из всего вырисовывается очень хороший и чистый человек. А на этаже ниже – его биография с фотографиями (чудесными тоже, особенно в юности) и по низу всей экспозиции проложена железная дорога и бежит поезд. Брусникин же был сын военного и много переезжал в детстве с отцом.

		Выставка "Человек размером с дом"

 4.     Спектакль-концерт.

Мы давно говорим о том, что самое интересное сегодня возникает на границах жанров и видов искусства. Часто даже на пересечении театра с чем-то совсем посторонним (вроде нового тренда на «спектакль-лекцию»). И вроде бы в театрализации концерта нет ничего нового, но вот ведь – нынешние фестивали показали, что многие звездные режиссеры «думают в эту сторону», а значит стоит к нему присмотреться.

 

«Закрой мне глаза», реж. и хореограф Анна Абалихина, драматург Илья Кухаренко, фестиваль Территория.

Спектакль пермского Театра оперы и балета, в котором участвуют вместе певцы и танцоры с перформерами - все молодые, одетые в черное, не отличишь и в этом, наверное, главный фокус спектакля. Певцы поют всякие классические камерные произведения – истории о любви и тоске, тут же на экранах идет перевод (в переводе это выглядит как-то особенно наивно-слезливо) и вместе с тем все производят какие-то очень простые и немного иллюстративные манипуляции телом: перестраиваются, ложатся.

 

«Лебединая песня D744», реж. Ромео Кастеллуччи, фестиваль «Сезон Станиславского»

«Лебединая песня D744» по Шуберту оказалось удивительной и очень лаконичной вещью для двух звезд.  Сначала ангельская на вид шведская певица Керстин Авемо пола под рояль Шуберта: «Песнь моя летит с мольбой» и т.д. Опять же, все тексты переводятся на русский субтитрами, воспринимать их в такой ситуации, как поэзию невозможно, но  и она с какой-то невероятно трогательной наивностью все, о чем поет – играет: улыбается, хмурится, а потом начинает плакать. Как будто этими песнями что-то рассказывает нам. И в слезах, не дает пианисту начать следующую песню, пока не отвернется. И поет, уходя в глубину сцены и там маленькой фигуркой стоя вплотную к черной стене. Но в это время выходит Валери Древиль. Сначала, вроде, тоже принимается играть, становится в позы. А потом вздрагивает, будто замечая зрителей (невозможно тут не вспомнить тут полуприличный анекдот «Ой, кто здесь?» про актера, мастурбирующего на сцене) и вдруг начинает орать в зал что-то вроде: «Что вы хотите? Смотреть?» Впадает в ярость, сдирает покрытие сцены, кричит, визжит, - раздается гром, мигает свет – будто разряды молнии. А потом эта ярость так же внезапно заканчивается. Она выходит на авансцену и просит прощения у зала. И говорит: «я же актриса» (многое прямо по-русски говорит). И снова начинает становиться в позы, похожие на упражнения из биомеханики. В общем, речь парадоксальным образом идет про реакции и эмоции со стороны сцены. Не те, которые играют артисты, а те, что они на самом деле испытывают. В продолжение «Парадокса об актере» Дидро. Сразу вспомнилось, что на одном из лучших Авиньонских фестивалей, которые я помню, в 2008-м, где темой была «Божественная комедия», как раз Кастеллуччи с Древиль были арт-директорами программы, возможно, тогда их и замкнуло. А этот спектакль был специально поставлен к Авиньону-2013, последнему, звездному фестивалю под руководством Венсана Бодрийе и Ортанс Аршамбо.

Валери Древиль

Керстин Авемо

Zauberland, реж. Кети Митчелл, фестиваль NET

Zauberland Кети Митчелл из театра Буф дю Нор невозможно не соотнести со спектаклем Кастеллуччи. Тут опять, в сущности, спектакль-концерт, в который вторгается театр, не разрушая его. В основе спектакля Митчелл - цикл Роберта Шумана и Генриха Гейне «Любовь поэта». Текст титров, как всегда, при переводе любовных песен воспринимается как банальность, но сюжет усложняется тем, что в этот цикл композитор Бернар Фоккруль и поэт-драматург Мартин Кримп дописали 16 новых песен и все сложилось в некий не очень ясный, будто сон, и прерывистый сюжет о женщине (ее поет\играет американская оперная певица, лауреат «Грэмми» и  др, Джулия Баллок). У героини в прошлом любовь, беременность, погибший муж, дочь, а теперь она беженка (пишут, что с Ближнего Востока, но прямых указаний на это нет), прибывшая в некую европейскую страну, где находится в перевалочном пункте под надзором полиции. И финальные слова над ней, лежащей на кровати-каталке: «Просыпайся, - сказал полицейский». Баллок поет под рояль, а вокруг все время действуют бессловесные мужчины, которые грубо срывают с нее платья и надевают новые, обозначая новый эпизод и вместе с тем насилие, которое меняет ее жизнь. И еще действует одна женщина: она то невеста (все мужчины сопровождают ее взглядами через телефоны, снимая, будто лорнируя), то дочь с Барби в руках, или условная служащая в учреждении. Еще есть мужчина-любовник и муж, который то сидит рядом с ней, беременной, будто на соседнем сиденье в машине, то его вывозят на больничной каталке, накрытого кровавой простыней и др. Сюжет пунктирно развивается и  мы его достраиваем его в своих головах, но главное в нем безусловно – вот это ощущение растерянности, беззащитности и насилия окружающих – и мужчин, и власти.  Чего и следовало ожидать от Митчелл -  очень протестное, феминистское высказывание.


Zauberland (le pays enchanté) • Teaser from Théâtre des Bouffes du Nord on Vimeo.

 

 5.     Предметный театр

Сегодня то, что традиционно понималось под кукольным театром, то есть с собственно куклами, играющими роли, тоже в авторском, фестивальном театре, вещь не частая. Скорее стоит говорить о театре предмета, в который традиционный кукольный входит, как составная часть. Да и предметный театр ищет новые пути, соединяется и с игровым театром, и с музыкальным и много с чем еще.

 

«…И звали его Домино», реж. Яна Тумина. Фестиваль Артмиграция

В этом году на детской версии «Артмиграции», фестиваля молодых режиссеров, ставящих за пределами столиц, который устраивает СТД, я видела только один спектакль – «…И звали его Домино» бурятского кукольного театра «Ульгэр» в постановке Яны Туминой. Понятно, что Яна уже звезда, но тут скорее дело было в отличной, живой молодой труппе театра. Спектакль, впрочем, совсем не кукольный, историю Сетона-Томпсона об умном черном лисе, которую я очень любила в детстве, играли актеры, постоянно меняясь ролями и превращаясь в животных с помощью самых простых предметов. И лучшим здесь были именно они, симпатичные заводные актеры, к тому же  неожиданный мультикультурный эффект высекался из зрелища как этот веселый бурятско-монгольский молодняк в американском колорите зажигательно пляшет ирландские танцы.


«Наблюдатели», реж. Михаил Плутахин фестиваль-мастерская Brusfest

На Брусфесте – фестивале, посвященном Дмитрию Брусникину  и сосредоточенном вокруг документальности, показывали новый спектакль Музея истории ГУЛАГа и Театра Предмета «Наблюдатели». Подзаголовок так и звучал: «сценическое исследование в жанре предметного театра». Спектакль  Михаила Плутахина был сочинен в рамках весенней театральной лаборатории в музее ГУЛАГа и его главными героями были музейные предметы, привезенные из бывших лагерей Чукотки и Колымы,  причем даже с музейными бирками. Пять актеров в черном оперируют предметами на столе под звуки, которые тут же в первом зрительском ряду с помощью тоже разных предметов, а также голоса, топота и т.д. издает маленький ансамбль «Комонь». По звуку все очень интересно, а по части самой истории – довольно невнятно и не сразу понимаешь, что происходит с бесконечно переставляемыми то группами, то по одному предметами. Постепенно какие-то микроистории проясняются, например, с бутылочками, которые выглядят людьми на танцах. Или утюгом-поездом. Или в сцене с кружками и молотками, пружиной и кусачками, которая становится рассказом о том, как ломали людей на судах или допросах. А тени на стене от ряда бутылок, подсвеченных фонариком, кажутся расстрельным строем. И взлетающие перышки - улетающими душами. Все время, пока длился спектакль, я не могла понять, почему актеры играют предметами, надев наушники. И уже гораздо позже мне объяснили, что оказывается они слушают документальные рассказы о той лагерной жизни, которая становится источником и вдохновением для их спектакля. Жаль, ни одной из этих историй зрители так и не узнали.

«Всемирная история», реж. Давид Эспиноса, фестиваль NET

Эспиносу с его театром, умещающимся в чемоданчике, фестиваль NET привозит в третий раз. Но в этот раз сам Давид сидел за пультом, а с куклами обращался другой актер – Йорди Касановас. Спектакль, честно говоря, оказался слабее прошлого, и особенно позапрошлого, после которого мы все полюбили Эспиносу. Он казался беспорядочным и не очень внятным, будто режиссер решил замахнуться на все сразу и никак не мог решить про что, собственно, пойдет речь. Начал он с сотворения мира – воду наливали в прозрачный сосуд, его подсвечивали, на экран и стол ложились тени – это было красиво. В воду дули феном, это, видимо, был дух, который носился над водой. Опять героями были реди-мейд игрушки и сувениры разного размера, речь шла про рай (змей был заводной, качал головой и издавал какие-то звуки), потом являлись африканцы и животные, а за ними – инопланетянин из фильма и даже летающий велосипед. Эволюция, массовая культура, религия – все было свалено в кучу, и музыка, которую включал сидевший за пультом Эспиноса, была такой же свалкой, мало что объясняющей.  Шел рассказ то об истории – тут и колониализм, и матрешки с советскими вождями, и марксов «Капитал», и статуя Свободы, а вместе с тем все, что можно, про религию – тут и фигурка Папы и маленьких служек, и Будда, и пагоды, и семисвечник.  Иногда это было остроумно, но в целом – скорее неудачно, хотя мне все равно очень нравится аналоговая манера Эспиносы, что все  эффекты у него очень простые и сделаны простыми средствами, что предметы очень разные и как будто случайные, и  сам способ высекать смысл только из сопоставления игрушек и смены их положения.

	Давид Эспиноса и Йорди Касановас

 6.     Перформанс

Что в современном театре сегодня можно называть спектаклем, а что – перформансом, давно смешалось. Ни одноразовость, ни наличие сценария, давно не являются прерогативой одного из них. И даже контекст перестал иметь значение: происходит ли представление в галерейном пространстве или в театральном, никак нам не поможет определить, что перед нами. Так что остается довериться автору.

 

«Печаль победит счастье», автор и исполнитель Рагнар Кьяртанссон, Фонд V-A-C

Активно развивающий свои перформативные проекты Фонд V-A-C внезапно устроил в театре Маяковского многочасовой перформанс исландского художника Рагнара Кьяртанссона «Печаль победит счастье». Ужасно симпатично придумано: в красном бархатном зале Маяковки, на затянутой красными драпировками сцены, певец в течение 6 часов поет «Печаль победит счастье», то тихо, то доходя до крещендо, в сопровождении оркестра, который тоже то врубает как следует, а то едва звучит и его участники разбредаются. Написано об этом перформансе в программе так: «Художник в образе старомодного шансонье предстает на сцене в сопровождении соавтора, пианиста Давида Тора Йонссона, и оркестра, отсылая к эстрадным концертам середины XX века».

Полный зал людей сидит и медитирует, время от времени выходя и заходя снова, благо можно входить-выходить, когда угодно, к тому же в фойе угощают шампанским. Зал выглядел очень бомондно, но было ощущение, что художник смеется надо всеми этими хорошо одетыми людьми, устроившимися в красных бархатных креслах.

 

Селфи-концерт, автор и исполнитель Иво Димчев, фестиваль NET.

«Селфи-концерт» получился одним из самых забавных и обаятельных событий НЕТа – он шел в одном из залов ММОМа на Петровке. Певец-музыкант, а вместе с тем перформер из Болгарии Иво Димчев  - эффектнейший здоровяк весь в татуировках и с квир-внешностью, крашеный, в блестящих украшениях, шортах и в пиджаке на голое тело -  входил в зал, где зрители стояли или сидели на полу и редких стульях, громогласно объявляя, что будет со всеми селфиться независимо от того, хотят они этого или нет. И стал петь, одновременно подходя к людям и снимая себя с ними. А потом вышел к инструменту, начал играть и объяснил, что есть два правила: во-первых, он не будет петь, пока с ним не будут селфиться как минимум двое (иначе замолчит) и что все должны эти фотки и видео выкладывать в соцсети и тэгать его (иначе найду и забаню). Народ, конечно, тут же набежал, публика была молодая и веселая, а он стал петь то за органолой, то разгуливая по залу и пританцовывая, меняя парики и костюмы. Пел отлично, но ясно, что дело было не в этом, и кого-то смущало, что не разберешь, где тут была ирония, а где и впрямь продвижение. Ну и конечно в этом была насмешка над недоступными звездами, а тут – вот он сам хочет сниматься с публикой.


Ну и, конечно, нельзя в этот список не поставить главный проект фестиваля NET и группы SIGNA «Игрушки», ради которого я слетала на один день в Питер. Но о нем я уже писала.