публикация:
Стенгазета
Автор: Наталья Носова
Хаим Сокол называет себя мигрантом. Строго говоря, так и есть. В 18-летнем возрасте он семьей эмигрировал из Советского Союза в Израиль, а спустя шестнадцать лет приехал жить в Россию, оказавшись без российского паспорта (с его слов) «человеком ниоткуда». С привычным представлением о мигранте, как о беженце или гастарбайтере, это не имеет ничего общего, хоть и объясняет интерес художника к мигрантской теме. К ней впервые Хаим Сокол обратился в выставке 2011 года «Свидетель». Он сравнивал положение ущемленных в правах и трудящихся за маленькие деньги российских гастарбайтеров с гонениями евреев в нацистской Германии. Это сопоставление казалось любопытным, но спорным.
В фильме Хаима Сокола «Свидетельство» Ангел истории в исполнении самого художника перелистывает книгу, сделанную из половых тряпок
На нынешней выставке российский гастарбайтер оказывается обобщенным мигрантом. Мигрант с большой буквы – главный герой двухчасового фильма «Свидетельство», созданного Хаимом Соколом в 2015 году, ставшего центральной работой сегодняшней выставки. Эпизоды фильма демонстрируются в многоканальном режиме в разных залах здания ММСИ на Гоголевском бульваре. И в соединении с двумя десятками вещественных работ из прошлых проектов художника, словно выбравшихся из этого фильма в пространство музея, они работают как тотальная инсталляция, мощно погружают зрителя в размышления автора о месте мигрантов в сегодняшней истории.
В роли свидетелей настоящего в музее на полу разложены матрасы, на которых спали российские гастарбайтеры. Из них четыре года назад Хаим Сокол выстраивал баррикады на выставке “Спартак. Times New Roman”. В этот раз те же самые матрасы уложены плотно, край к краю, также, как и на многочисленных фотографиях лагерей беженцев из Сирии и Африки, которые являются, пожалуй, главным свидетельством так называемого европейского миграционного кризиса. О проблеме беженцев высказывалось немало художников – будь-то Ай Вэйвэй, выложивший из спасательных жилетов сирийских беженцев гигантскую букву F в фонтане венского музея, или Вольфганг Тильманс в работе “Состояние, в котором мы находимся” – поэтичной фотографии моря, в котором утонули беженцы.
В фильме Хаима Сокола «Свидетельство» Мигрант окрашивает резиновые сапоги в цвета украинского флага
У Хаима Сокола рассказ о беженцах европейского кризиса становится лишь упоминанием в большом разговоре о мигрантах вообще. Также, как и упоминание о беженцах “российского контекста” – перебравшихся в Россию из Украины людях, тех, что спасались от войны на Донбассе. В одном из фрагментов фильма Хаима Сокола “Свидетельство” Мигрант окрашивает черные сапоги из резины в синий и желтый – и их в информационной повестке последних лет невозможно не воспринимать как цвета украинского флага. В другом фрагменте этой киноистории некто в красных перчатках поочередно смывает с двух десятков сапог эту сине-желтую метку. Этот “некто” – беньяминовский Ангел истории в исполнении Хаима Сокола (об этом сообщает экспликация к выставке). Немецкий эссеист Вальтер Беньямин накануне Второй мировой войны и ужасов Холокоста написал о нем как о существе, движимом “шквалом истории” и видящим за собой одну «сплошную катастрофу». У Хаима Сокола Ангел истории также становится вестником катастрофы.
В “Свидетельстве” упоминания о гастарбайтерах и беженцах оборачиваются разговором о Холокосте. Очищенные от краски резиновые сапоги выстроены в шеренгу вдоль стены в холле музея. Также, как на берегу Дуная в Будапеште составлена чья-то чугунная обувь в мемориальной композиции в память о жертвах Холокоста. Еще одна работа художника на ту же тему размещена в лестничном проеме: перемешанные деревянные буквы, складываются в немецкое «Arbeit Macht Frei» (“Труд освобождает”) – лозунг, который размещали на входных воротах в нацистские концлагеря. К этому Хаим Сокол добавляет зачитанные отрывки из российских интернет-объявлений и бюрократических постановлений, вроде таких, как “сдаю комнату только славянам” или “мероприятия по выявлению у иностранных граждан и лиц без гражданства инфекционных заболеваний, представляющих опасность для окружающих”. И это смешение артефактов травматического прошлого с артефактами знакомого нам настоящего выглядит как информационное табло с сообщением, которое невозможно не заметить: “Осторожно, история рискует повториться!”. Но в это повторение все-таки не верится.
Дополнительно
– ТРУД –
В Москве я живу рядом с метро Бауманская, недалеко от Спартаковской площади. Некоторое время назад на стенах в подъезде моего дома (в очередной раз) появились расистские граффити, призывающие «убивать хачей».
(Хаим Сокол, размышления к выставке «Спартак. Times New Roman», 2014 год).
– ЧИСТОТА –
Хаим Сокол обращается к личному и родовому опыту. Личный связан со стажировкой в Вене, родовой — с восприятием столицы Австрии в первую очередь через призму гонений на еврейское население в 1930–40-е годы. В физической чистоте Вены художник ощущает несовпадение с историей, а то и угрозу ей. Жизнь продолжается, как ни в чем не бывало, и лишь человек, полностью включенный в контекст европейской хронологии, способен испытывать от этой чистоты «дискомфорт».
(арт-критик Валентин Дьяконов о выставке Хаима Сокола “Свидетель”, 2011 год).
– ОБУВЬ –
В 2011 году Хаим Сокол делает "Натуральный обмен": меняет старую обувь мигрантов из Киргизии на новую и оформляет результаты своих трудов как отчет в форме текста, видео и инсталляции. Через год он нанимает мигрантов из Киргизии и снимает с ними ряд сюрреалистических театральных постановок — где они то играют себя, то репетируют революционный гимн, то клянутся в верности супрематизму.
(арт-критик Марина Анциперова о выставке «Спартак. Times New Roman», 2014 год).
– ПОЛОВАЯ ТРЯПКА –
Это не зацикленность на прошлом, это попытка открыть прошлое современности и будущему. Попытка спасения. Возможно, это флаг из прошлого, который стал половой тряпкой. А может быть, наоборот – из этой половой тряпки вырастут красный флаг и революция. Здесь не только меланхолия и разочарование, здесь есть еще, если не угроза, то некоторое обещание.
(Хаим Сокол в разговоре с искусствоведом Андреем Ковалевым в рамках цикла встреч “Просто искусство” в музее “Гараж”, 2015 год).
– ВОЙНА –
Есть вещь, которую не каждый заметит – чучелка дохлой крысы в углу под лестницей, из которой как черви, лезут игрушечные солдатики. Скрытость работы очень точна – этот тот подавленный страх, который полноправные жители империи испытывают перед мигрантами, отвращение, как к крысам, ожидание того, что бесправие и унижение станет причиной войны.
(арт-критик Диана Мачулина про выставку Хаима Сокола «Свидетель», 2011 год).
– АНГЕЛ ИСТОРИИ –
Так должен выглядеть ангел истории. Его лик обращен к прошлому. Там, где для нас – цепочка предстоящих событий, там он видит сплошную катастрофу, непрестанно громоздящую руины над руинами и сваливающую все это к его ногам. Он бы и остался, чтобы поднять мертвых и слепить обломки. Но шквальный ветер, несущийся из рая, наполняет его крылья с такой силой, что он уже не может их сложить. Ветер неудержимо несет его в будущее, к которому он обращен спиной, в то время как гора обломков перед ним поднимается к небу. То, что мы называет прогрессом, и есть этот шквал истории.
(Фрагмент из неоконченной работы «О понятии истории» Вальтера Беньямина, 1940 год).
– ЗАБВЕНИЕ–
Темнота – завеса – забвение. То есть забвение – это не исчезновение. Это потаенность. То, что спрятано от нас под покровом темноты, под слоем пыли, в дальнем углу, на чердаке. Я бы сказал, что забвение – это тайное, незримое присутствие вещей в нашей памяти.
(Хаим Сокол, размышления к выставке «Палимпсесты», 2009 год).
– ИГРУШЕЧНАЯ СОБАКА –
Игрушечных собак я сделал очень похожими на мертвых собак. Это совмещение детской травмы и ощущения плохого социального климата. Детская травма (до сих пор это можно наблюдать, неприятно, но можно): сбитая собака или кошка лежит на дороге, и по ней проезжают машины. Про климат – это стало ощущаться в России уже в 2010 году, тогда еще только интуитивно.
(Хаим Сокол в разговоре с искусствоведом Андреем Ковалевым в рамках цикла встреч “Просто искусство” в музее “Гараж”, 2015 год).
